Изменить стиль страницы

– При чём здесь нога? – не понял он. – Это ты вылечила её, ты способы разные знаешь.

– Нет, не я, вовсе не я… – Она согнула руку в локте и ладонью едва заметно повела в воздухе, словно указывая на что-то невидимое. – Это всё делает Он.

– Кто?

– Озирающий Мир Человек, иначе – Бог, так по-русски привычнее.

– Но ведь лечила ты. Ты приходила ко мне, я видел тебя. Ты же не станешь отрицать?

– Приходила я, но…

Она задумалась, подбирая слова.

– Не знаю, как объяснить… Когда вы не верите, вы смотрите на мир иными глазами… Я могу делать что-то лишь тогда, когда это нужно Ему. Я не сама… Это Он делает что-то моими руками, это Он вкладывает в мои уста нужные слова, это Он подсказывает, какую мне нужно сорвать траву, как её растолочь, с какими листьями смешать и отварить или какой узор нанести вокруг раны. Я ничего не делаю сама! – Арина торопливо замотала головой, словно спеша избавиться от незаслуженной похвалы.

– Послушай, – Верещагин шагнул к ней и неожиданно для себя положил руки девушке на плечи, – ты очень странное существо… Ты… Я не хочу спорить… Тебя переполняет убеждённость, и я завидую тебе. Да, завидую… Но вера… Во мне нет веры, и я не могу принять того, что ты говоришь…

– Богу нет дела, есть у человека вера в Него или нет, – сказала Арина, отчётливо произнося каждое слово. – Бога от этого не становится больше или меньше. Он просто есть. – Она обвела рукой вокруг. – Он просто есть. Везде. Всегда. И всё живёт по его Закону. Ничто не происходит без Его участия.

– А когда тебя колотили деревенские мужики и бабы, разве это Бог бил тебя?

– Да, – понурилась девушка, – бил руками этих людей…

– Почему?

– Не знаю… Видать, так на Небесах прописана моя дорожка. Терпеть надо, покуда мочи хватит. Но трудно это. Меня многие не любят, боятся… Здесь народ злой. Прошлым месяцем поймали вора, коней он увести пытался, так его до смерти заколотили, рёбра переломали, а в пятки гвоздей повколачивали… Злые тут люди, злые… А про меня они думают хуже, чем про вора… Так что ежели решат, что вы со мной, то и на вас руку подымут, не остановятся. Ничто их не остановит… Дело не во мне, дело в них.

– По-твоему, это тоже угодно Ему? Я имею в виду такую нетерпимость? – осторожно спросил Василий.

– Получается, что это зачем-то надо. Ничто без Его воли не случается, я в этом убеждена. Всё ж друг с другом увязано. Но я – лишь слабая девушка, разве мне ведомы причины? Я просто несу мою ношу.

– Не понимаю! Не понимаю! – вдруг воскликнул Верещагин и во внезапно охватившем его чувстве саданул рукой по листве кустарника.

– Зачем вы?! – вскрикнула Арина.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь…

Она отступила от него и грустно сказала:

– Пойдёмте.

Они пошли молча.

– Что это? – спросил через некоторое время Василий.

– Где?

– Там.

Справа от тропинки виднелось за деревьями нечто похожее на шалаш. Шалаш был густо обложен маленькими срубленными деревцами, на ветвях которых виднелись подвязанные кусочки разноцветной ткани. Многие лоскутки давно выцвели.

– Что ж это там? – Верещагин быстро направился к непонятному сооружению.

– Стойте! – властно крикнула Арина.

– Но почему? Что там такого? – Он вопросительно вскинул брови.

– Туда нельзя… Вам туда нельзя…

– Мне? Но почему мне? А другим можно?

– Туда нельзя мужчинам, – после некоторого колебания ответила девушка.

– Нельзя мужчинам? Что ж за неравноправие? Уж не баня ли там для женщин?

Он даже хохотнул, но сразу осёкся, увидев холодный взгляд Арины.

– Прости, но я не понимаю. Ты тут живёшь… Ты словно окружена какими-то тайнами! – Поручик опустил глаза и принялся одёргивать китель, сделавшись сразу похожим на виноватого школьника.

– Мужчинам нельзя подходить к тому месту, – заговорила Арина. – Там находится женский угол… Земля женских приношений…

Верещагин вытянул шею и увидел у ближайшего от шалаша дерева кострище, сложенную кучу заготовленных дров и чайник на сучке.

– Раньше к нашему дому вела другая тропа и сюда никто из посторонних не заглядывал, – продолжала говорить Арина, – но река изменила течение, поэтому люди стали ходить здесь. Теперь придётся искать другой старый кедр и устраивать возле него место для подношения женщин, чтобы спрятаться от чужих глаз.

– Зачем тебе искать старый кедр?

– Он помогает разговаривать с духами. Шалаш складывается вокруг кедра.

– К тебе приходят женщины из деревни?

– Да, – кивнула Арина.

– И они же называют тебя ведьмой?

– Да.

– Чудеса, право слово, – вздохнул Василий. – Они ходят сюда колдовать, но сами называют себя христианами… Не понимаю, ничего не понимаю из всего этого…

– Мужики не раз грозились убить меня, сюда приходили, жён своих гоняли палками отсюда. Но близко к шалашу не приближаются, боятся, – печально улыбнулась Арина. – Здесь все знают, что сила не в нательном кресте.

– А в чём же?

– В утренней росе, соке древесном, речной воде, крови животной… Повсюду она… Силу из отдельного камня не выточишь, надобно принимать всё целиком. А они…

– Что они?

– Ничего… Пойдёмте дальше.

Вскоре за кустами они увидели бревенчатую избу, почти по самые окна утопленную в земле. Послышался многоголосый лай собак.

– Это твой дом?

– Да.

– У вас тут скотина есть? Коровы? – поинтересовался Верещагин, увидев изгородь позади избы.

– Корова и лошадь. Они сейчас на островке, на выпасе. Это чуть дальше.

Свора клыкастых собак бросилась к Верещагину, но Арина остановила их властным окриком. Псины завиляли хвостами, заскулили и прижали уши.

Из-за скрипнувшей дощатой двери появился худой старик и застыл на пороге. На его голове росли жидкие седые волосы, на широком морщинистом лице виднелось несколько небольших шрамов, над узкими глазами почти не было бровей. Широкие губы его беззвучно шевельнулись.

– Не бойся, дедушка, – громким голосом сказала Арина. – Это не урядник. Господин офицер просто пришёл к нам в гости. Сейчас станем чай пить…

Старый Хант с подозрением смотрел на поручика, в его глазах таился страх. За его спиной Василий разглядел приставленные к стене деревянные рогатины и связки рыбацких сетей. На земле лежала вверх дном долблёная лодка, вероятно приготовленная для ремонта. Чуть поодаль возвышалось небольшое бревенчатое сооружение на четырёх сваях.

– Входите, – пригласила Арина.

Верещагин кивнул старику, сделав максимально доброжелательную гримасу, и шагнул внутрь, ступая осторожно, так как пол в полуземлянке находился гораздо ниже уровня земли снаружи. Сеней не было. В доме царил полумрак, сквозь затянутые промасленной бумагой окна проникал мутный серый свет. В дальнем углу виднелась печка. Слева от печки – земляная насыпь, на ней сидела укрытая волчьей шкурой тряпичная кукла, голова которой представляла собой скрученную в небольшой шар белую ткань с чёрными нарисованными глазами и ртом. Над куклой свисала со стены высохшая травяная косичка с вплетёнными в неё шерстяными нитками. На земляном полу Верещагин увидел разложенные тряпки с рассыпанными на них для просушки лесными ягодами. По стенам и на перекладинах под потолком висели бесчисленные связки трав. На большом столе тускло поблёскивал самовар, громоздилась кучка свежих грибов.

– Садитесь, – указала Арина на стулья.

Василий послушно опустился на стул и положил руки на стол. Ладони ощутили шершавость недавно оструганных досок.

– Зачем привела-то его? – услышал Верещагин тихий голос старика.

– Лечила я его.

– И пусть. Вылечила ж! Чего он у нас-то забыл?

– В гости пришёл, – ответила Арина, успокаивая деда.

Верещагин поднялся из-за стола и откашлялся.

– Пожалуй, я пойду, не буду мешать вам.

– Нет, вы и чаю не дождались, – воспротивилась девушка, решительно шагнув к нему. – Не слушайте его. – Она кивнула на старика. – Он жуть до чего боится чужих, особенно людей в погонах. Однажды побывал в кутузке. Вернулся оттуда сильно помятый, без многих зубов, ухо едва ему не оторвали… Вы не подумайте чего плохого, ничего худого дедушка не сделал. Просто нас тут не любят, вы сами видели…