– Валяй, журналист.

– А вас двоих можно оставить наедине? – Артём мотнул головой в коридор, где скрылась Наташа.

– Балда, взгляни на меня, – улыбнулся Сергей и придурковато скривил губы, – во-первых, мне дурно от одной мысли о каких-либо телодвижениях. Во-вторых, как ты разговариваешь с начальством?

– Сергей Владимирович, вам-то я доверяю. Но ведь она – искусительница, а мы, мужчины, отличаемся нетвёрдостью духа.

– Вали отсюда, маленький зануда, – отмахнулся Сергей. Это у тебя дух похож на детские сопли, а мой дух – кремень. Правда, сейчас он несколько обмяк, поэтому мне надо привести себя в порядок, отдохнуть. Звони мне сюда постоянно, у нас с тобой куча дел в «Плюфе». Кстати, мои встречи все до одной отмени, ничего никому не объясняй и ни в коем случае не говори, где я.

– Так точно, начальник, – Артём взмахнул рукой и скрылся. Хлопнула дверь.

– Варил, варил он кофе и не принёс ни шиша, – вздохнул Сергей.

Неглинская направилась на кухню и остановилась посреди коридора. Бросив хитрый взгляд назад, она изящно приподняла пальцами полы халатика и обнажила стройные ноги настолько, что открылись основания её голых ягодиц. Солнце живописно обрисовало сияющей желтизной соблазнительные окружности.

– Серёжа, ты уверен, что хочешь только кофе и больше ничего?

– А юношу не жалко обманывать? – Сергей криво улыбнулся, тошнота явно оставила его в покое. – Он ещё ключ зажигания в машине не успел повернуть, а ты уже навострилась… Ай-ай-ай.

– Разве это обман? – Наташа на цыпочках подбежала к распластанному на спине Лисицыну. – Разве это обман? Никакой не обман. Просто мы с тобой легко и по-дружески перепихнёмся.

Наташа распахнула халат и встряхнула крепкими грудями с яркими торчащими сосочками. Сергей положил руку на женскую талию, привлёк шикарное тело к себе и взял губами упругий сосок, но через секунду выпустил его и бросил голову на подушку. Неглинская прижалась лбом к его лбу и лизнула в щёку.

– Кошка, послушай, – произнёс он, – оставь меня в покое. Хотя бы на сегодня. Ладно?

– Какой же ты противный. Фу, какой противный!

– Ты можешь потерпеть самую малость? – Лисицын по-отечески обнял женщину. – Честное слово журналиста, мне сейчас не до дружеского порева. Я чудом жив остался.

– Тем более! Это надо отметить! Это надо закрепить любовным цементом!

Он чмокнул её в кончик носа и приподнялся, высматривая телефонную трубку.

– Куда ты опять телефон зашвырнула?

– Сам ищи. Я тебе не помощница в твоих глупостях.

Сергей нащупал трубку.

– Алло, Гоша? Привет, Лисицын на проводе. Как твои дела? Болит? Так и должно быть. Не болело бы, значит, попадание было бы с иным исходом.

Сергей замолчал, прислушиваясь к голосу в трубке.

– Слушай, Гош, я сперва ополоснусь. У меня ночь была хуже твоего вчерашнего дня. Так что дай мне оклематься маленько, и я тебя навещу…

Неглинская вернулась в комнату с двумя чашками.

– Ваш кофе, сударь. Желаете в постель? Или оставить в чашке? – Она кокетливо наклонила голову.

– Мерси за обслуживание, – он отпил кофе. – Всё-таки славная ты девка, Наталья.

– Нравлюсь?

– Нравишься, всегда нравилась и будешь нравиться. Если бы ещё актрисой не была, то я бы тебя просто обожал.

Сергей поднялся.

– Полотенце дашь? – спросил он и пояснил, увидев непонимание на лице Неглинской: – Душ хочу принять.

– А спину потереть пустишь? – Она надула губки.

– Пущу.

– Тогда ступай, сейчас принесу полотенце.

– Кстати, Наталья, ты не одолжишь мне свою машину? Я же на Артёме прикатил. Мне нужно в больницу смотаться, а я в таком состоянии, что на собственных ногах не дотяну.

– Ладно, но за это я потру тебе не только спину. Обещаю, что через полчасика ты будешь в самой нормальной форме. Я таким классным штучкам научилась…

– Ты про что?

– Я про массаж… Ну, в общем, это можно назвать массажной разновидностью…

Музыкант Гоша Саприков

Гоша Саприков был игрок, настоящий игрок в карты; он был из тех игроков, у которых отсутствуют какие-либо тормоза и которые способны проиграть всё до последней нитки. Примерно за полгода до событий, о которых идёт речь, Гоша вернулся из гастролей по странам Ближнего Востока, счастливый и утомлённый, и на следующий день появился в доме Ивана Денисова, у которого не бывал уже давно. Денисов славился своим гостеприимством и подчёркнутой строгостью заведённого в доме порядка. Этот молодой человек с тонкими чертами вытянутого лица никогда не упускал случая упомянуть о своём дворянском происхождении и не скрывал своего высокомерного отношения к людям безродным. Возможно, в этом и таились корни его некоторой нелюбви к Гоше.

– Плебей, он и есть плебей, – повторял Денисов, – а модную шумиху можно и вокруг валенка раздуть.

Саприков хорошо знал о чувствах Ивана Денисова в свой адрес и мечтал растопить ледяную корку существовавших отношений, повинуясь непобедимому зову амбиций. Когда его отвергали, он прилагал все усилия для того, чтобы вернуть утерянную благосклонность.

Войдя в квартиру Денисова, Гоша увидел холодный взгляд светлых глаз хозяина. Иван стоял у двери, будто ждал появления музыканта.

– Давно не видались, – сказал он, – а это кто с тобой? Почему не представишь?

Гоша спохватился, что пришёл не один, и взял за руку стоявшую позади него девушку.

– Карина, – представил он спутницу и наклонился к Денисову: – Вообще-то у неё более сложное имя, но все называют её Кариной. Так привычнее и удобнее.

Девушка была одета в коричневые тона, но смоляные длинные волосы и не менее чёрные глаза создавали впечатление, что гостья была укутана в чёрную мантию. В гостиной Гоша увидел огромную золочёную раму с изображением генеалогического древа рода Денисовых, висевшую напротив такой же громадной рамы с масляным портретом человека в шлеме и со щитом, который должен был изображать родоначальника рода Денисовых и происходить чуть ли не от самого Рюрика. Саприков узнал в нарисованном самого Ивана Денисова и одобрительно закивал головой. Он понимал, что Иван гораздо больше сочинял о своих предках, нежели знал в действительности, но Гоша искренне завидовал размаху его воображения и клял себя на чём свет стоит, что у него-то не доходили руки до такого. А ведь мог бы и он украсить стены квартиры и особняка не жалкими своими афишами и плакатами, где он рекламировал шампунь против перхоти, а такими же портретами вымышленных далёких предков.

– Мы только что сели играть, – сказал Денисов с улыбкой. – Не желаешь присоединиться?

– Я не думал, – смутился Гоша и потряс прядями паклевидных волос. – При мне мало денег.

– Остановишься, когда проиграешь все, – мрачно пошутил Денисов. – А захочешь играть дальше, так я поверю тебе на слово.

Гоша сел за стол и указал Карине на дверь в другую комнату, где сидели в креслах подруги гостей и, совсем не по-светски забросив ногу на ногу, обменивались светскими сплетнями. Игра затянула Саприкова с головой. Через полтора часа большинство участников отодвинулись от стола и сделались наблюдателями. Вся игра сосредоточилась на Денисове и Саприкове. Гоша давно сидел без копейки, и проигрыш записывал в длинный столбик. В сущности, все разумные пределы остались позади, но Гоша, болезненно сверкая глазами, красный и потный, не позволял прекратить игру. Лицо его было страшным и жалким одновременно. Иногда он хватал первую попавшуюся из стоявших на краю стола хрустальных рюмок с вензелем Денисова и подставлял её под горлышко винной бутылки.

– Гоша, – покачивал головой Иван, – это не такое вино, чтобы его глотать залпом, это редкий букет. Успокойся, возьми себя в руки.

Саприков лишь мычал в ответ, согнувшись к самой поверхности стола и барабаня нервными пальцами по перевёрнутым картам.

– Хватит, – решительно сказал Денисов. – Игра не имеет смысла. Я дал тебе возможность, но ты…

– Я расплачусь, Иван, я точно расплачусь. Ты же знаешь меня.