По мнению Малфоя, исходить все же следовало из того, что не любой равенкловец способен получить дар основательницы.

— Я бы предположил, что последовательницей Равенкло будет девушка, — добавил он.

Запланировать конкурс оказалось делом нескольких минут. От Гермионы требовалось разработать задание для претендентов; парни, конечно, тоже собирались принять участие.

— Я бы на твоем месте просто взял ту логическую задачу, которую Снейп выставил для охраны философского камня, — предложил Гарри вечером, видя, как усердно подруга корпит над толстыми книгами. — Если только ты ее помнишь.

Гермиона подняла на него совершенно усталые глаза, преисполненные почему-то сочувствия к нему.

— Нет, — заявила она, — ты не понимаешь! Задание должно быть таким, которое ухватит самую сущность способностей, позволяющих ученику быть равенкловцем! А профессор Снейп — самый настоящий слизеринец, и задание, порожденное его мозгом, необязательно подойдет.

— А ты — гриффиндорка! — напомнил Рон, чем поверг подругу в смятение на некоторое время.

И все же Гермиона считала, что задание Равенкло должно требовать знаний, острого разума было ей недостаточно. Учитывая, что она знала очень много, претендентам можно было только посочувствовать.

А Гарри снова трепетно интересовала карточка, оставленная для него директором. «Профессор Дамблдор увлекается камерной музыкой и игрой в кегли». Менее всего, ломая голову над этой загадкой в начале года, обращал он внимание на кегли, и теперь Гарри абсолютно обескураживала камерная музыка. Глядя на текст, в его сознание нет-нет да и пробивалась кощунственная мысль, что фантом Дамблдора, оставляя ему эту карточку, был малость не в себе.

Гермионе хватило трех дней, чтобы составить задания для «Равенкло», таким образом, она все подготовила к воскресенью.

— Я не уверена, что все это должно происходить публично, — сказала она, и тут же приняла на себя выражения недовольства Парвати и Лаванды. Те не собирались пропускать интересное зрелище.

— Давайте спросим у самих равенкловцев, — предложил Рон.

Возможно, в глубинах своих душ те и возражали, однако внешне выразили солидарность с Парвати и Лавандой. Энтони Гольдштейн уверил Гермиону, что поговорил со всеми товарищами, состоящими в Д.А., и они согласились на наличие зрителей.

— Нам совершенно нечего стыдиться, так что пусть смотрят, — сказал он.

Это собрание потребовало ото всех участников значительных предосторожностей. Вне всяких сомнений, Амбридж что-то подозревала. Она шныряла по замку, как гоблин в поисках золота, а вместе с ней, но отдельно — Филч и даже миссис Норрис. Отсутствие уроков только подогревало ее азарт, и любое собрание тотчас объявлялось подозрительным. Семикрусники нарочно собирались в группы, и в каждую она обязательно совала свой нос.

— Может, не сегодня? — предложила Гермиона. Гарри понимал, чего ей стоило уступить благоразумию; на ее месте ему бы очень хотелось поглядеть на результат трудов своих.

Время шло; миновал обед. Люди все больше нервничали, и, выслушивая псевдодружелюбные вопросы Амбридж, все чаще огрызались.

— Надо что-то придумать, иначе вместо волшебства Равенкло мы все получим взыскания, — шепотом произнес Макмиллан.

— А может, после отбоя? — предложил кто-то.

Но Гермиона заявила, что после отбоя они рискуют еще больше.

— Она может пройтись по спальням, — предупредила она.

Амбридж тем временем мелкими шажками приближалась к группе слизеринцев, стоявшей поодаль. Вот она подошла к ним, отнюдь не так неожиданно, как рассчитывала. До Гарри донесся ее звонкий голосок и, хотя слов он не разобрал, судя по тому, как вытянулись лица слизеринцев, им это вряд ли понравилось. Несколько минут они вынуждены были терпеть ее общество. Наконец, Амбридж, должно быть, решила, что воспитательный долг исполнен, и засеменила прочь.

Нотт принялся озираться с таинственным видом, как раз когда она обернулась. Заметив это, он состроил невинную физиономию на долю секунды позже, чем мог бы сам остаться незамеченным. Естественно, Амбридж напряглась.

А Теодор Нотт медленно двинулся вдоль поляны. Он все так же озирался и, хотя Амбридж скрылась с глаз, Гарри точно знал, что она наблюдает за ним.

— Что задумали слизеринцы? — произнес он вполголоса, не рассчитывая, конечно, что кто-то ответит.

Наконец, Нотт покинул внутренний дворик. Амбридж и Филч наверняка последовали за ним, впрочем, непонятно было, что это даст. А остальные слизеринцы, очень довольные, замахали, приглашая членов Д.А. присоединиться к ним.

— Можно идти в Комнату необходимости, — объявил Малфой.

— Что будет делать Нотт? — потребовали сразу несколько голосов.

Этот вопрос чрезвычайно обрадовал слизеринцев. Крэбб громко хохотнул, спугнув стайку птичек, а Паркинсон и Булстроуд блаженно и мстительно улыбались.

— Проверит одну ловушку, — ответил Малфой. — Не бойся, с нашей жабой ничего не случится, — успокоил он Гермиону. — Насколько мне объяснили, они с Филчем попросту угодят в паутину, ну, и провисят в ней некоторое время. А акромантула в лесу Амбридж сама видела, так что все нормально.

— Ты уверен, что сейчас уже можно? — с сомнением спросила Ханна Эббот.

— Нам надо успеть до ужина, — пожал плечами Забини, — ведь тогда их, скорее всего, хватятся и найдут.

Некоторые, в том числе и Гермиона, все же высказали сомнения в том, что у Нотта все выйдет, как надо. Все, кроме слизеринцев, оглядывались на Гарри, ожидая, что он скажет; он решил рискнуть.

Комнату открывала Гермиона; ей было лучше знать, что понадобится для задуманного ею соревнования. Гарри нервно озирался, опасаясь, не появится ли Амбридж, и, лишь войдя последним, почувствовал себя спокойно.

Комната сохранила знакомые размеры, и для зрителей, судя по всему, предназначались все те же пуфики. Высоких столиков с молотками было девять — по количеству приглашенных равенкловцев. О том, как поступить, если никто из членов Д.А. не получит благоволения Шляпы, Гермиона решила побеспокоиться потом.

Когда пришедшие разместились, Гермиона уточнила, все ли участники готовы. Глядя, как настраиваются, вертясь за высокими столиками, равенкловцы, Гарри мысленно сопоставил, что это напоминает маггловские шоу. Впрочем, скорее всего, именно их подруга и взяла за образец.

Правила, действительно, были довольно схожи; удар молотка должен был означать, что участник готов к ответу, и раньше отвечать дозволялось тому, кто стукнет первый. Гарри обратил внимание, что многие, включая и Малфоя, наблюдают с неподдельным интересом, как будто никогда не видели ничего подобного; а ребята вроде Дина Томаса совсем не интересуются приготовлениями.

Попросив соблюдать взаимную вежливость и приготовив чистый лист для ведения счета, Гермиона развернула свои заготовки и объявила, что начинает. Первым вопросом было: как лучше всего защитить жилище?

— Поставить защитные заграждающие заклинания, — сказал Корнер, — такие, как…

Его оборвал стук молотка.

— Нужно привлечь огнедорожек, — сказала Луна.

— Их не бывает, — заявила Падма Патил.

— И в самом деле, — согласилась с ней Гермиона, стараясь говорить как можно мягче.

Луна невозмутимо пожала плечами, и Гарри вдруг почувствовал острую жалость к ней, и одновременно — восхищение. Она не боялась выглядеть смешно, и, тем не менее, сейчас вела себя так, что ее сложно было воспринять всерьез. Она, возможно, совсем не переживала; но зато Гарри, а еще Рон и Джинни, которые, по всей видимости, тоже за нее болели, стиснули кулаки. Встретившись взглядом с Джинни, Гарри заметил, что она, должно быть, мысленно ругает Луну.

Гермиона позволила Корнеру закончить и присудила ему балл, попросила впредь обязательно сначала стучать, а потом отвечать, и перешла к следующему вопросу, из категории «Спорт», которую выбрал Майкл Корнер.

— Каковы составляющие научного подхода к квиддичу?

Первым отвечал Гольдштейн; определенно, он очень хорошо подготовился. Он описал позиции на поле и то, как следует учитывать силу ветра. Затем Падма Патил, никогда, на памяти Гарри, не проявлявшая значительного интереса к квиддичу, дополнила его рассказом о технике переброски мяча охотниками.