— Хорошо, — пообещал я.

Наташа открыла один из ящиков письменного стола и вынула из него объемистую синюю папку.

— Вот, возьмите, — сильно смутившись, проговорила она, Я начал собираться домой. На улице забрезжил рассвет, и Наташа выключила настольную лампу.

— Я вас провожу, — сказала она.

Мы вышли из дома. Я чувствовал, что не смогу просто расстаться, и чего-то ждал. Может быть, хорошего, теплого слова? Или ее любимого выражения: «Какой вы все-таки странный!»

Она прошла со мною несколько шагов и остановилась у ветвистого вяза. Что-то детское и дурашливое появилось в ее глазах. Губы застыли в ласковой улыбке.

— Ну вот, мы и расстаемся, — не то с грустью, не то с радостью сказала она и протянула мне руку.

Я не успел что-либо сказать: к ее дому подъехал мотоциклист, сержант милиции, тот самый, что разговаривал у вокзала со старушкой.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — еще издали закричал он.

— Что-нибудь случилось, Байрам-ака? — с тревогой спросила Бельская.

— Случилось, товарищ лейтенант, случилось. — Он подкрутил усы и понимающе подмигнул мне. — Большое дело случилось, товарищ лейтенант. Тебя комиссар к себе вызывает.

— Комиссар? — удивилась Бельская.

— Ага, Наташа, комиссар. Я сейчас только от него. Говорит, найди лейтенанта Бельскую живую или мертвую и доставь мне!

— Так и сказал?

— Нет, немного не так. — Милиционер снова подкрутил усы… — В общем, товарищ Наташа, собирайся! Бельская быстро повернулась ко мне:

— Прощайте.

— Зачем — прощайте, — поправил ее милиционер. — Комиссар сказал, чтобы я и его привез.

Тут настала очередь удивляться мне:

— Вы ошиблись!

— Зачем — ошибся. У вас ладони перевязаны, значит, вы и Наташа задержали преступника. Все об этом знают.

Я не заметил, как Наташа схватила меня за руку и потащила к мотоциклу.

Мотор взревел, и едва мы успели расположиться — я на втором седле, Наташа — в коляске, — как мотоцикл помчался по улице.

Я открыл грудь встречному ветру. В ушах у меня шумело, рядом почти касаясь локтя, металась прядь Наташиных волос. Мне было необыкновенно хорошо, словно ожидала меня скорая, большая радость…

Вечером, дома я прочел рукопись Бельской. Я помещаю ее в своей второй тетради с незначительными изменениями.

ДНЕВНИК СЛЕДОВАТЕЛЯ

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

1 С Е Н Т Я Б Р Я

Я окончила юридический институт в Москве. Теперь я следователь — лейтенант милиции Бельская. У меня впереди интересная и, говорят, тяжелая работа. Она радует меня, как радует ребенка новая незнакомая игрушка. Сотни вопросов ежедневно задавала я самой себе, стараясь представить все, что предстоит мне делать через два дня и затем всю мою жизнь, Через два дня кончается мой отпуск — я назначена следователем в отдел милиции, в котором когда-то работал майор Розыков.

Я не ошиблась, написав слово «когда-то». Майор Розыков теперь был начальником отдела уголовного розыска города. Ему недавно присвоили очередное офицерское звание: он уже подполковник милиции.

В его отдел за день до моего возвращения из Москвы перевели и капитана Исмаилова. Подполковник Корнилов, с которым я познакомилась в отделе кадров, сказал мне, что Розыков забрал Исмаилова к себе в ОУР. Он по-прежнему допускал ошибки в работе, и Розыков считал своим долгом «сделать из него настоящего человека».

Некоторые изменения произошли также в самом отделе милиции, и в особенности в отделении уголовного розыска. Начальником ОУР уже больше года работал майор Прохоров (в дальнейшем я буду называть новые звания знакомых мне офицеров). Оперуполномоченных старшего лейтенанта Кузнецова и капитана Зафара повысили — они были старшими оперуполномоченными… Правда, никого из этих людей я еще не видела и не знаю, как они отнесутся ко мне, когда я приступлю к работе.

Алексей Воронов после окончания «Дела Расулова» был откомандирован снова в ГАИ. Я слышала, что он недавно уехал в отпуск, в Москву.

2 С Е Н Т Я Б Р Я

Я сидела в дежурной комнате отдела милиции. Мне хотелось поговорить с Игорем Владимировичем. Ответственный дежурный капитан Глыба сказал, что подполковник будет в отделе часа через два — его вызвал к себе начальник управления милиции комиссар III ранга Искандеров.

Говорят: дежурная комната — зеркало подразделения милиции. По тому, как ответственный дежурный принимает граждан, так граждане и судят о работе всего коллектива.

Находясь в институте, я повторяла этот афоризм безо всякого энтузиазма, так как не совсем верила в его правильность. Иное мнение у меня появилось теперь, когда я ближе познакомилась с работой ответственного дежурного — невысокого, сухощавого, очень подвижного капитана, одетого в темно-синий поношенный милицейский костюм.

В комнату, громко разговаривая, вошла пожилая женщина крупного роста, и девушка — маленькая, несмелая, с глубоко посаженными черными глазами. Женщина, поставив на скамейку кошелку с продуктами и окинув меня суровым взглядом, заговорила быстро, посматривая то на капитана, то на его помощника — пожилого подтянутого красавца старшего сержанта Хашимова.

— Горе у меня, начальник! Ой, какое горе, — качала она своей большой головой. — Помогите бедной матери, начальник. Скажите, что я буду делать со своей дочерью. Совсем пропала моя голова. Совсем пропала, начальник. Скажите, что мне делать?

Капитан Глыба вышел из-за перегородки.

— Вы успокойтесь… Ну, что вы!.. Вот… — Он взял стул и пододвинул его к женщине. — Садитесь, пожалуйста. Садитесь.

— Э, садитесь! — поднося к глазам платок, сказала женщина. — Ты послушай сначала мою беду, начальник. Это моя дочь, — указала она на девушку. — Ей четырнадцать лет. Совсем еще молодая, а сосед, сын Кураша, пристает к ней. Хочет женой своей сделать… Шайтан одноглазый! У него есть жена. Зачем, скажи, он так делает? Разве иметь одну жену — мало? Скажи, начальник. Сейчас не старые времена. — Она незаметно для себя перешла на «ты».

— Вы не волнуйтесь, пожалуйста, все будет хорошо. Ничего ваш сосед не сделает с вашей дочерью. Мы вызовем его сегодня… Не волнуйтесь.

Глыба говорил, как и посетительница, короткими односложными фразами, очевидно, волнуясь, не меньше ее. У него выступил на лбу пот, уши покраснели и сильно оттеняли его тонкую белую шею.

— Как можно не волноваться, я не могу не волноваться, начальник… Моя дочь — моя кровь. Кто заступится за нее, если я не заступлюсь. Отец ее погиб на фронте.

— Ничего, ничего. Все будет в порядке, все будет в порядке.

Записав фамилию и адрес женщины, капитан еще раз сказал, что сегодня же поговорит с ее соседом, и он уже больше никогда не пристанет к ее дочери.

— Спасибо, сынок, большое спасибо, — успокаиваясь, поблагодарила женщина. Она подошла к девушке, нежно погладила по голове и улыбнулась счастливо: — Пойдем домой, доченька!

Зазвонил телефон.

— Ответственный дежурный… Что? — вытянулся Глыба. — Что?.. Что?.. Да, милиция… Капитан Глыба… Где? У кинотеатра? Сейчас пришлю человека.

Повесив трубку, он вызвал милиционера и послал к кинотеатру «Дружба»: там два подвыпивших парня учинили дебош — избили ни в чем неповинного мужчину и грозят администратору кинотеатра, если тот не пропустит их в зал.

— Плохо устроил аллах жизнь на земле, — сделала вывод женщина, направляясь к выходу. — Ой, как плохо устроил аллах жизнь… Спасибо, начальник, большое тебе спасибо, — обернулась она уже у двери.

Некоторое время в дежурной комнате было тихо. Я сидела на своем прежнем месте и продолжала следить за работой капитана. Он одинаково внимательно относился ко всем, кто приходил в отдел. Для него не было больших и малых дел. Люди сообщали ему о своем горе с той эгоистической требовательностью, с какой обычно больные обращаются к врачу. Он серьезно выслушивал каждого и каждому давал исчерпывающие ответы.