Изменить стиль страницы
Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести i_008.png

— Та-ак, — немного отдышавшись, сказал Скорпион, — судить брата я буду после. С тобой давай поговорим сейчас. Отпустишь меня подобру-поздорову — останешься в живых, подымешь крик — пойдешь к праотцам в гости.

Скорпион рывком поднял с пола пистолет, и, вынув из него обойму с патронами, протянул Прохорову.

— Бери, — сказал он. — Поведешь меня под конвоем. Во дворе оторвешься. Да не позабудь: стрелять. я умею!

Прохоров взял пистолет, Шансов на победу у него не было, Он уже раскаивался в том, что разрешил младшему лейтенанту Воронову следовать за парнем, вышедшим из подъезда, где жил Скорпион. Может быть, парень не был связан с преступниками? Солдат прибыл вовремя, только какой в этом прок?

— Значит, договорились, товарищ лейтенант, — щелкнув оружием, напомнил Скорпион.

— Договорились, чего там, — неожиданно сказал Прохоров. — Иди… Да смотри не споткнись: топор под ногами.

— Что?!

Скорпион знал, что в доме нет топора. Однако чувство предосторожности остановило его. Скользнув взглядом по полу, он инстинктивно сделал шаг назад. Это отняло у него не больше одной секунды, но именно в это время и случилось непоправимое.

Пригнувшись, лейтенант ударил ногою по руке Скорпиона. Удар был до того силен, что пальцы разжались, и браунинг со стуком покатился по полу. В ту же секунду Скорпион левой рукой выхватил из-за пазухи второй браунинг.

Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести i_009.png

Предупредить выстрел Прохоров не успел, но он успел отпрянуть в сторону: пуля сорвала с него кепку и врезалась в потолок.

— А ну, берегись!!

Полетели стулья, трюмо, табуретки, стол: два человека вьюном завертелись по комнате. Выстрелы один за другим всколыхнули здание. К квартире Скорпиона устремились люди — сотрудники уголовного розыска, стоявшие на охране выходов из здания и двора.

РАССКАЗ ОСТАЕТСЯ НЕЗАКОНЧЕННЫМ

— На этом можно было бы и закончить рассказ, — утомленно произнесла Бельская, — но я думаю, что вам интересно будет узнать и о других людях, попавших в эту историю. Что вы скажете, например, о шофере Головко? При беседе с Розыковым он вел себя несколько странно. Воронов да и некоторые другие работники милиции считали его преступником.

Я промолчал, так как не думал в эту минуту о Головко.

— В действительности дело выглядело так, — продолжала она. — Головко в тот день ездил на станцию Узбеково, недалеко от которой было совершено убийство, и вернулся в город только ночью.

— Ну и что же?

— Понимаете, существуют люди, которые боятся буквально всего. Они способны признаться в преступлении, которого и не совершали.

— Ну, а где сейчас Скорпион и его сообщники? — спросил я.

— Разве вы не знаете, где они должны быть? — удивилась она. — Кстати, с одним из преступников этой группы вы вчера встречались.

— Вы говорите о Вострикове?

— Да.

— Значит, вы — Наташа?

— Угу.

Я и раньше предполагал, что Бельская это и есть Наташа. Поведение Вострикова во время погони теперь не казалось мне загадочным: он все еще любил ее и не посмел расправиться. По всей вероятности, какое-то чувство к нему сохранилось и у нее, иначе она бы действовала тогда более решительно… Впрочем, так ли это важно? Она была со мной откровенна, и не мне осуждать ее, да и в состоянии ли я до конца разобраться во всем?

— Наташа! — Я позвал ее робко по имени, не уверенный, что она примет такое обращение. Мне хотелось говорить с нею дружески, и слово «Наташа» было моим первым шагом к этому. — Чем окончилась борьба Прохорова со Скорпионом?

— Я уже все рассказала. Победил Прохоров. Неужели вы не помните? К нему на помощь пришли товарищи.

Рассказ подходил к концу, и я страшно боялся этого, поэтому стал задавать новые вопросы.

— Простите… Почему вы согласились пойти со Скорпионом в ресторан?

— Что я могла сделать! — покраснела Наташа. — Скорпион пригрозил мне оружием. Потом сказал, что знает Бориса и поможет ему.

Я отвернулся.

— Вы напрасно осуждаете меня, — быстро проговорила она. — Я думала, что спасу Бориса. У меня наготове был еще вопрос:

— Скажите, зачем Скорпион отвез вас к Ресту?

— Коротко на этот вопрос можно ответить так. В прошлом Рест был связан с какой-то крупной шайкой. Скорпион рассчитывал, что я расскажу об этом Воронову. Такое сообщение встревожило бы работников угрозыска, и они пошли бы по ложному пути.

— Мне кажется, что Скорпион иногда действовал чересчур грубо. Я, например, никак не могу понять, зачем ему нужно было сообщать работникам милиции о том, что Востриков и Расулов вылетели из машины? Этим он разоблачил самого себя.

— Вы правы: некоторые действия Скорпиона действительно помогли работникам угрозыска напасть на след и ускорить дело.

— Я думаю, что он не все предусмотрел, решив ограбить Расулова.

— Это преступление было предложено другим человеком.

— Вот как, — удивился я.

— Шарипов являлся орудием рецидивиста Ягодкина, прозванного преступниками Скорпионом за крутой нрав. Операция «Лисица» — так назвали они это преступление — была продумана Ягодкиным. Главарь собирался принять в ней непосредственное участие. Однако обстоятельства сложились так, что он вынужден был покинуть город и поручил дело Шарипову. Шарипов ревностно взялся за выполнение задания, внушив преступникам, что Ягодкин и он — одно и то же лицо. Те, разумеется, поверили ему, так как никогда не видели того, кого называли Скорпионом.

— Ягодкин тоже арестован? — поинтересовался я.

— Нет…

У меня был еще один вопрос, который я хотел задать, но не решался. Наконец спросил все-таки:

— Где сейчас младший лейтенант Воронов?

— Там же, где и был, — ответила Наташа. — Он теперь уже лейтенант. Вы его не узнаете: возмужал, на груди значок «Отличник милиции».

— Он по-прежнему любит вас?

— Да.

— А вы?

— Ну, зачем об этом спрашивать? Его любит Варя, — добавила Наташа.

Не знаю почему, но я обрадовался, услышав этот ответ. Мы оба как-то неожиданно и смущенно замолчали.

Я подошел к окну и распахнул его. Дождя уже не было. Тяжелые черные тучи уходили на запад. За ними тянулись легкие перистые облака, и обнажалось небо, усыпанное мириадами звездных пылинок.

— Извините, — голос Наташи был мягким и немного грустным, — вы так и не назвали мне своего имени, а я… назвала.

Не без труда, чувствуя какую-то неловкость, я сказал, как меня зовут.

— А фамилии разве у вас нет? Я назвал ей и свою фамилию.

— Ну, вот и отлично, — вдруг засмеялась она. — Теперь мы почти друзья, не правда ли?

Чего проще ответить — правда, но я промолчал, а потом спросил совсем о другом: как она оказалась в милиции.

— Вы уже дважды спрашиваете меня об этом, — ответила она на мой вопрос и задала встречный: — Вы считаете, что я не могу работать в милиции?

— Нет, почему же, — неуклюже пробормотал я.

— После всей этой истории я перестала пугаться человека в синей форме, — сказала Бельская убежденно. — Он стал моим другом. Я увидела то, что часто не видят другие: его горячее сердце и любовь к людям. Вот вы, — она повернулась ко мне и заговорила быстро-быстро, — что вы знаете о таких как я, как тот милиционер, который разговаривал со старушкой? Вы встречаетесь с нами на улице, в трамвае, у кассы кинотеатра. Вы сердитесь, когда мы штрафуем вас за нарушение правил уличного движения…

Едва уловимое раздражение, прозвучавшее в ее голосе, вдруг исчезло и она с улыбкой закончила:

— Знаете, я даже как-то пыталась писать.

— Писать? — поразился я. — О чем?

— О милиции.

— Ну и что же?

— Ничего. — Она поправила волосы, взглянула на меня с любопытством. — Вы журналист?

— Да.

— Значит, я не ошиблась.

Я смотрел на нее вопрошающе, и она поспешила объяснить.

— Вы же сказали мне свою фамилию, а я читаю газеты… Хотите, я покажу вам свои записи, только вы здесь не смотрите их, хорошо?