— Ездил.

— В какое время?

— Днем.

— Как фамилия парней, которые были с вами в кабине? Только говорите правду.

— Я ездил один. — Головко положил на колени руки, потом сжал. Кулаки, как глыбы, вдавились в тело. — Вы подозреваете меня в убийстве?

— Да, — видя, что Розыков медлит с ответом, твердо сказал Исмаилов.

Шофер вздрогнул:

— На каком основании?

— Нам все известно.

— Что известно?

— Вы были на станции? Были, — заговорил капитан, приблизившись к Головко. — Недалеко от разъезда ваша машина левой стороной съехала на обочину дороги. Заднее колесо попало в яму, кузов с силой тряхнуло, и люди, находившиеся в нем, вылетели. Вы остановили машину, но не оказали помощи пострадавшим, а взяли у них деньги и уехали в город… Вам остается одно — сознаться, — закончил капитан. — Это важно для дела и для вас. Запомните, признание облегчает меру наказания.

— Я з-знаю, — озлобленно сказал Головко.

— Значит, вы признаете свою вину?

— Бросьте! — Головко встал. — Зачем вы говорите так? У вас нет фактов. Я никого не убивал и не грабил.

— Хорошо, — сказал Исмаилов. — В таком случае, скажите, где зеркало от вашей машины? Может быть, у вас его кто-нибудь украл?

Головко вспыхнул:

— Вы угадали. Зеркало украли.

— Когда?

— В прошлую среду.

— Скажите, какое неблагородство со стороны вора! — капитан уперся взглядом в Головко. — Перестаньте паясничать! Сознавайтесь!

В это время в разговор вмешался майор. Он спросил Головко: действительно ли зеркало от его машины пропало в прошлую среду.

— У меня есть свидетели, — оживился шофер.

— Кто?

— Лещинский.

— Еще кто?

— Алехин.

Майор достал из стола носовой платок с буквами Г. Г. Г. А.

— Ваш?

— М-мой.

— Что означает буква «А», вышитая с буквами «Г. Г. Г.»?

— Не знаю. Наверное, фантазия жены.

— У вас есть друзья?

— Есть.

— Вот что, Григорий Гаврилович, — подойдя к шоферу, сказал майор, — никому в ближайшие три-четыре дня не говорите о том, что вы здесь слышали и видели. Это необходимо. Договорились?

— Договорились, — заверил Головко.

Яков Аркадьевич Лещинский — начальник гаража, в котором работали Головко и Алехин, — зашел в кабинет Розыкова, не скрывая тревоги, охватившей его.

— Яков Аркадьевич, — обратился к Лещинскому Розыков, — мы думаем съездить в больницу к раненому, не сможете ли вы уделить нам полчасика?

— Почему не смогу? С удовольствием, — поспешно согласился начальник гаража.

— Мы поедем на вашей машине, — вставая, продолжил майор, — возьмите с собой Алехина и Головко и проследите, как они будут вести себя во время нашей беседы с раненым.

— Вы считаете, что я не должен присутствовать на этой беседе?

— Да. Но, нам необходимо знать: кто из шоферов принимал участие в преступлении— Головко или Алехин? — глядя на Лещинского, сказал майор. — Вы начальник гаража. Они верят вам. Виновный может рассказать вам правду. Конечно, это он сделает при одном условии… Вы меня понимаете?

— Не совсем, товарищ майор.

— Вы не должны говорить им, что решили помочь нам.

Брови Лещинского удивленно полезли вверх:

— Здорово!

— Значит, договорились! Мы, вероятно, обошлись бы без вас, заметил Розыков, — но у нас нет отпечатков машины, оставленных на месте преступления. Эксперт молодой и позабыл снять слепки.

Глава 28

ПРИВЕТ ОТ АЛЕХИНА

Воронов, Исмаилов и Розыков зашли в палату, одновременно. Увидев их, Востриков проворно сдернул с себя одеяло, обнажил забинтованную, желтую, как воск, ногу. Его лицо расплылось в приветливой улыбке, в глазах, только что тоскливо блуждавших по палате, вспыхнули веселые, озорные огоньки.

— Наконец-то пожаловали, дорогие товарищи, — приподнявшись на локоть, проговорил он.

— Пожаловали, Востриков, пожаловали, — садясь на стул, добродушно сказал Розыков.

— Спасибо вам. — Востриков поднял глаза на младшего лейтенанта, остановившегося у изголовья. — Что скажешь, Алеша? Как там поживает наша знакомая? Страдает? — Он перевел взгляд на майора. — Думал я на этой неделе жениться, да вот… Нога все еще пошаливает. Врачи говорят, что заживет только через месяц… Невеста у меня хорошая. Вот выпишусь, приду к вам в гости с ней. Не прогоните?

— Да нет, не прогоню, — сказал Розыков, почувствовав теплоту в голосе Вострикова.

Некоторое время еще говорили о Наташе, потом Розыков попросил Вострикова рассказать о себе и Расулове.

Рассказ получился длинный, но ничего нового не внес в дело. Востриков почти дословно повторил сообщение оперативных работников.

Воронов торжествовал. После памятного разговора с Наташей, он считал, что Востриков не причастен к преступлению. Отказавшись однажды от собственной версии, он не хотел больше возвращаться к ней. В этом нет необходимости, думал он.

— Номера машины вы, конечно, не заметили? — покосившись на младшего лейтенанта, обратился майор к Вострикову.

— Почему не заметил, — сказал Востриков, — ШЛ 24–27. Я вам уже говорил об этом. — Он посмотрел на Воронова. — Помнишь, Алеша, в поле ты спросил меня, не знаю ли я номера машины, и я сказал тебе: знаю.

Воронов отвернулся:

— Ничего ты не говорил мне!

— Ну, как же! — Востриков даже сел на кровать. — Я же тебе ясно сказал, что мы ехали на машине Батталова и номер назвал: ШЛ 24–27.

Младший лейтенант промолчал.

Розыков, уловив в его взгляде растерянность и недоумение, пододвинулся к Вострикову и продолжил разговор:

— Борис Павлович, вспомните, сколько человек было в кабине?

— Кажется, двое, — неуверенно ответил Востриков.

— А точнее?

— Двое.

— Шофер — сутулый, высокого роста, — стал перечислять майор приметы Батталова. — Волосы у него черные, взгляд тяжелый. Когда говорит, немного заикается, словно чего-то боится. Верно?

— Ага, — Востриков широко раскрыл глаза. — Вы уже нашли убийцу? Взглянуть бы на него, паразита, еще раз!

— Вы правы, такие люди — паразиты, — помедлил Розыков. — Только у шофера волосы не черные, а русые, и не сутулый он, а стройный, и невысокий.

— Вы что-то путаете, товарищ майор? — быстро, но еще спокойно проговорил Востриков.

— Нет, Востриков, не путаю, — сказал, словно выстругал слова Розыков. — Шофер не брюнет, как вы говорите, а шатен. Вы его знаете. Это Алехин. Он просил передать вам привет!

Большие, черные, как уголь, зрачки Вострикова с полминуты не мигая смотрели на Розыкова.

— Алехин? Скорпион, ч-черт! Это его затея!

— Какая затея? — рванулся к Вострикову младший лейтенант.

— Никакая, — поняв, что проговорился, устало отозвался Востриков.

Больше ни Воронов, ни Исмаилов, ни Розыков не добились от него ни одного слова.

Глава 29

СООБЩЕНИЯ ЛЕЩИНСКОГО И ПРОХОРОВА

— За каким чертом вы сунулись к нему с этим дурацким вопросом? Неужели вы до сих пор не поняли, что Востриков — соучастник преступления? Вы поверили Наташе, а кто она, скажите пожалуйста? Что вы о ней знаете? О чем она беседовала с Востриковым в больнице? Что она сейчас делает? Думает о вас? Вздыхает? Не полюбит она тебя!

— Почему? — Воронов и сам не понимал, как вырвался у него этот вопрос. «Глупо. Веду себя, как мальчишка. Сто неприятностей в одну неделю. Не знаю, как это майор терпит меня. Я бы на его месте поступил иначе». Нахмурившись, он снова, но уже с большим ожесточением, повторил вопрос: — Почему она не полюбит меня?!

— Непостоянный у тебя характер, Воронов, — дружески сказал Розыков. — Девушки любят сильных.

Младший лейтенант вспыхнул, ему так и хотелось крикнуть: «Неправда! Меня любят! На Наташе свет не сошелся. Есть Варя!» Однако он сдержал себя. Обида, словно пламя, вспыхнувшая в нем, вдруг погасла. Он беспомощно опустил руки: майор был прав.