До самого горизонта виднелись острова с круглыми хижинами на них, и с обычными для этих мест коническими крышами.

— Боже мой! Какая красота! — воскликнула я. — А что это там?

— Гиппопотамы, — ответил мне Малькамо. — У них начался брачный период.

— Вроде, танцуют, — пробормотал Головнин, щуря глаза. — Эх, поохотиться бы…

— Не время, Лев Платонович, — остановил его Аршинов. — Нам деревню искать надо.

— И как мы ее найдем? Может, она на островах?

— Нет, на островах монастыри, — ответил Малькамо. — Справа — самый большой, святого Георгия.

— Поспрашиваем местных, — решил Аршинов, — вон там женщины собрались на берегу.

Мы спешились. Мужчины принялись расседлывать коней, Агриппина достала немного еды и тут к нам подбежали двое подростков. Они были неимоверно худы: торчали ребра, щеки впали. Наша кухарка мгновенно собрала все обратно и замахала на них руками, чтобы они ушли. Но подростки не уходили.

— Барыня, — взмолилась Агриппина. — У нас и так прокорма в обрез. Еще этих баловать! Смотрите, их же там не меньше пяти дюжин, всем только на один зуб!

Подошла женщина в балахоне, подпоясанном грубой веревкой. За ее спиной, в платке, перевязанном крест-накрест под грудью, сидел младенец. Глаза у ребенка были огромные и грустные. Женщина держала на голове большое тростниковое блюдо, заполненное разным тряпьем.

Малькамо заговорил с ней. Оказалось, что ее зовут Чиклит, она пришла сюда с мужем и четырьмя детьми из деревни в трех днях пути от озера. В деревне голод и они решили, что у озера они найдут себе пропитание. Муж сейчас ловит рыбу, другие мужчины пытаются поймать пеликанов, и им всем не хватает инджеры. Сейчас ранняя весна, фруктов и овощей нет, и в их деревне многие умерли от голода. Поэтому кто бежит сюда, на озеро, кто записывается в армию, неважно с чьей стороны, так как там дают в день немного поесть, а это сейчас самое главное.

Все это Чиклит говорила тоненьким голоском, а Малькамо переводил. Агриппина и без перевода поняла, достала из сумки остатки разваренных бобов, завернутые в тряпицу, и протянула женщине. Та аккуратно разделила еду, протянула часть подросткам и поела сама. Потом дала грудь ребенку — он с жадностью присосался.

— Скажи мне, Чиклит, — спросил Аршинов, — как называется твоя деревня? Танин?

— Нет, — ответила она, — Тис-Аббай.

— А где Танин?

— Не знаю, — эфиопка пожала плечами. — Это Тана, а Танина здесь нет.

— Попали… — протянул Головнин. — Где теперь искать этот Танин?

Один из мальчишек стал дергать его за рукав и тыкать в сторону озера, как раз в правую сторону, где возвышалась самая большая хижина.

— Что он говорит?

Малькамо переспросил паренька и ответил:

— Он говорит, что на том острове монастырь, там живет святой, и он знает все на свете. Надо поплыть к нему, и он ответит. Только лодку пусть наймут у его отца.

— Ах ты, постреленок! — засмеялся Аршинов. — А что, дельное предложение, надо будет добраться, если парень не врет. Так что Григорий, Георгий, отведите лошадей подальше, разбейте палатки. Лев Платонович и вы, Арсений, озаботьтесь охраной. А мы с Малькамо отправимся в монастырь.

— А как же я? — возмутилась я. — Я тоже хочу посмотреть на святого.

Мне не столько хотелось в монастырь, сколько не разлучаться с Малькамо, но я бы никогда в этом не призналась даже самой себе.

— Сударыня, вы разве не устали? — пытался было возразить Аршинов. — Мы с Малькамо наймем лодку и поплывем. Как же вы грести будете?

— А я с Автономом поплыву! — в запальчивости воскликнула я. — Автоном, хотите в монастырь святого Георгия?

Молчаливый монах только кивнул и встал рядом со мной.

— Придется нанимать две лодки, — покачал головой рачительный Аршинов.

— И пусть, — заупрямилась я, — я сама заплачу.

— Боюсь, они рублями не возьмут. Надо прихватить что-нибудь съестное. Да и в монастырь отвезти.

Так и решили. Агриппина со скрипом выдала мешок с припасами, Автоном взвалил их на плечи и мы направились к толпе эфиопов, стоящих на берегу.

Переговоры проходили долго. Аршинов и Малькамо долго торговались, отворачивались, снова торговались, пока не сговорились: они арендовали две тростниковые лодки. На одной поплывут Аршинов и Малькамо, на другой — я и Автоном. Это сделано было для того, чтобы уравновесить массивных казака и монаха легковесными принцем и мной.

Я с опаской смотрела на узкую папирусную лодку, почти полностью погруженную в воду. На дне хлюпала вода. Ну, почему мне не сидится спокойно — надо обязательно ввязаться в авантюру!

— Может, останетесь Аполлинария Лазаревна? — спросил Аршинов. Он уже рассчитался с владельцами лодок несколькими початками кукурузы и теперь озабоченно смотрел на меня.

— Нет уж, Николай Иванович, я с вами, а то Автоному грести скучно будет.

— Ладно, тогда полезайте. И приподнимите юбку, чтобы не замочить.

Сделав вид, что я не услышала его слов, я полезла в утлое сооружение, качающееся на волнах. Автоном полез за мной, да так накренил, что в лодку хлынула вода и залила мне юбку до колен. Он даже не извинился, схватил весла и стал грести. Аршинов с Малькамо пошли за нами.

Какая дивная красота раскинулась перед нами! Пахло свежестью, мокрой травой и едва уловимо лимонами. Кричали пеликаны: огромные белые птицы с розовыми зобами летали над нами и оглушительно хлопали крыльями. По небу плыли облака, я впервые увидела их после того, как сошла с трапа корабля.

Наш путь лежал к острову с хижиной, увенчанной конической крышей, но перед ним надо было пройти мимо другого небольшого островка, на котором нежились бегемоты. Шкура у них, цвета застывшей смолы, блестела на солнце. Они ревели, широко раскрывая красные пасти с тупыми зубами.

— Автоном, пожалуйста, давайте обогнем этот островок, — попросила я.

Он кивнул, продолжая грести и, вдруг, одно весло ударилось обо что-то твердое, скользнуло, другое глубоко погрузилось в воду, лодка качнулась, снизу раздался мощный удар, и мы с Автономом вылетели из лодки.

От холодной воды помутился разум. Зажмурившись, я принялась изо всех сил колотить руками, пытаясь выбраться вверх, но тяжелые ботинки и платье тянули меня вниз. Я глотала противную мутную воду, в глазах почернело, как вдруг меня схватили за волосы и резко дернули вверх. От неожиданности я сделала еще один глоток, в глазах окончательно потемнело, и… очнулась я уже на островке.

Острые камни впились мне в поясницу, нос щекотал резкий запах гуано, Малькамо поддерживал мне голову, а Аршинов нажимал на грудь. Фонтан воды вырвался у меня из глотки, я закашлялась, окончательно пришла в себя, вскочила и прикрыла обнаженную грудь.

— Слава Богу! — воскликнул Аршинов. — Вы пришли в себя!

— Что это было? — спросила я, пытаясь застегнуть пуговицу на воротнике.

— Вас подбросила разъяренная бегемотиха, которую Автоном задел веслом. Лодка перевернулась, вы скрылись под водой, и я только молился, чтобы эта скотина не задела вас.

— И как я оказалась здесь?

— Как только мы с Малькамо увидели, что произошло, то бросились в воду. Он нырнул, схватил вас за волосы и доплыл до островка. А я помогал Автоному — бортом лодки его крепко приложило по голове.

— Принц, — обратилась я к Малькамо, предварительно убедившись, что моя одежда в порядке, — так это вам я обязана своим спасением?

Он кивнул, и на его смуглых щеках появилось нечто вроде румянца.

— Теперь стоит подумать, как отсюда выбираться, — произнес Аршинов. — Остров вон там. Мы без лодок — их отнесло далеко к середине озера, только вот весла спасли, одежда мокрая, тяжелая, в ней холодно, и нам не доплыть, даже если мы разденемся догола.

— Догола? — возмутилась я.

— Простите, Полина, речь сейчас идет не о хороших манерах, а о выживании. А у нас нет даже сухой спички.

Автоном молился на краю островка, который был ближе к видневшемуся вдали монастырю. Один из пеликанов, наверняка, самый нахальный из всех, подошел к нему вразвалку и тяпнул за пятку. Автоном крикнул "Кыш!", замахал руками, отчего мокрые рукава его рясы громко захлопали. Птица отскочила в сторону, спугнула других, те взлетели и сели на спины бегемотам, нежившимся на солнышке. Вот им холодно не было, а у меня зуб на зуб не попадал.