Изменить стиль страницы

— Всё кончилось? — поинтересовалась Вейс, взяв Лас за руки. — Всё позади, Лас? Ты вернулась…

— Всё позади, — Лас почувствовала, что ноги почти уже не держат. — Теперь — только приятные сны, Вейс. Май, ты почему такая бледная?

— Уже неважно, — помотала та головой. — Мы ждали вас. Вы останетесь, бабушка Лас? Останетесь?

Лас посмотрела на улыбающуюся Миру.

— Останусь, — решила она. — Буду теперь спать сколько влезет. Устала, сил нет!

Часть 3. Врата покоя

21. После бури

Лас и Вейс, Тессерон, Вассео 11, 5:40

— Ты не спишь, — заметила Вейс. Сама она давно уже не спала — сидела, читала книгу за столом. — Новый день, Лас? Или ещё поваляешься?

— Новый день, — она уселась. Какая бодрость! Вот хотелось спать до обеда, до вечера, а прошло всего четыре дня, и привычный режим берёт своё. За одним только исключением: она уже не летает к «сонному кусту», не возвращается в Книгу Снов. Если та вообще хоть где-то существует.

В тот вечер, когда в Тегар-Тан одновременно царствовали скорбь и радость, они обе уснули как убитые. А со следующей ночи Вейс переселилась на соседнюю кровать. Прикосновение к Лас, когда та спала, вызывали необычный прилив сил, энергий переполняла всё существо, и потом уже было не заснуть. То же самое было и когда Лас бодрствовала, но не в такой степени. После второй бессонной ночи Вейс сдалась. Приходила по утрам, садилась на пол рядом, и смотрела — такого спокойного и счастливого лица у Лас давно уже не было.

— Тогда — в душ! Я жду, — Вейс сильно подозревала, что массаж уже не нужен Лас. Что со здоровьем у неё лучше, чем у самой Вейс, а Вейс давно уже ставили в пример всем её родственникам. Она ещё не попала во всемирную Книгу Рекордов, но лет через сорок вполне может туда попасть.

Лас выпрыгнула из-под одеяла, и на Вейс снова накатило ощущение заряженности, силы. Что же там такое случилось? Лас ничего не рассказывала. Наверное, так нужно. Наверное, ей самой нужно свыкнуться с тем, что случилось, а потом уже она сумеет рассказать. Она уже рассказала, вкратце, Вессен и прочим видным людям Ордена, но — Вейс на то собрание не пустили. Зато определённые последствия для Лас начались уже на следующий день.

Медосмотр — куда ни шло. Все его прошли. Ни официально известная на планете техника, ни аппараты Аспиранта, куда более мощные и чувствительные, ни «волшебная палочка» Стайена ничего не показали. Всё, что принадлежало самой Лас, осталось при ней — необычные, но вполне мирные умения. Незнакомки не было. Вообще не было ни одной посторонней личности, или, как говорил Стайен, субличности. Ни следа.

А ещё через день Лас попросили, в мягкой форме, вернуться в Страну Цветов и побыть там. Вессен нашла дипломатические выражения — дескать, после таких приключений нужно немного отдохнуть в привычной обстановке. И вот — они с Вейс, Крайена и Сэнье Вессен забрала с собой, и только Эверан привозит продукты. И то в сопровождении охранников из Ордена, и то ему явно указано не задерживаться в Стране Цветов слишком долго.

— …Слушай, мы тут как в тюрьме! — возмутилась Вейс чуть позже, когда с массажем было покончено и Лас, жмурясь и потягиваясь, лежала на животе и наслаждалась ощущениями. — Что она тебе такого сказала? Она же тебя боится! Я видела её лицо!

— Боится, — согласилась Лас. — Они не поверили моему рассказу.

* * *

— Вессен, я тебя не понимаю, — пожал плечами Стайен-старший. — Что случилось? Картины нет. Ты сама подтверждаешь, и все другие известные нам способы — тоже. Чудеса не кончились, наши способности всё ещё с нами. Незнакомки нет, ни в голове у Лас, нигде. Книга Снов закрыта. Почему ты заставила Лас вернуться в Страну Цветов?

— Стайен, ты хочешь, чтобы я поверила в этот её рассказ про Соари? Хорошо, я скажу тебе, что случилось, как я это вижу. Они с Незнакомкой заключили сделку. Та получила картину, использовала основную директиву и обособилась в собственной реальности. У нас нет доступа в Книгу Снов, Лас не может попасть туда во сне, и никто не может.

— Ну и? Замечательно, если так. Все живут сами по себе. Лас тут при чём?

— Датчики, Стайен. Ты брал её за руку, ты сам потом рассказывал. Это не самовнушение! А датчики молчат. Ничего не показывают! Это нормально? Проход на погребальном холме — это нормально?

— Он никуда не ведёт. Там только внешние признаки прохода. Кривизна фантомных вихрей там…

— Я читала отчёт. Но пока я не увижу хоть что-нибудь из её рассказа своими глазами, у меня нет ощущения, что всё окончилось. И Мира. Она изменилась после того, как вернулась с Лас. И я не скажу, что я рада таким изменениям.

— А цветы? — Стайен поднялся. — Ты уже знаешь, что они безвредны. Что наоборот, лечебные. Да, мы будем их исследовать ещё долго, но признайся: ты напрасно сожгла то, что выросло на руинах Старого Города. И на руинах Аратрин тоже.

— Да, может быть и напрасно, — Вессен выдержала его взгляд. — Мы не всё ещё изучили. Зато я очень хорошо помню Незнакомку — её первый вариант, если хочешь. По рассказам, по косвенным данным, но помню.

— Всё-всё, умолкаю, — Стайен поднял руки над головой. — Но дай мне хотя бы появляться у них. Просто, по-человечески, посидеть, приготовить жаркое, поговорить о жизни…

Вессен долго смотрела ему в лицо, сотни противоречивых чувств пробегали по её собственному.

— Ты всё равно поедешь, даже если я запрещу, — проговорила она. — Найдёшь повод и поедешь. Езжай, конечно. Но пообещай, что будешь присматривать за ними. Я беспокоюсь не за нас. Я беспокоюсь за всю планету, ты это понимаешь?

— Весс, — Стайен задержался у выхода, поправляя шляпу, — а ты не думала, что можно уже не беспокоиться? У нас множество «пси», очень чутких. Они не беспокоятся. Аспирант, он тоже любит перестраховываться, так он тоже не беспокоится. Никто, кроме тебя.

— Поговорим об этом позже, — Вессен придвинула к себе стойку-монитор. — Я люблю философские беседы, но только в свободное от работы время.

— Скажи мне хотя бы, сколько им там сидеть взаперти. Меня же спросят.

* * *

— Она не поверила, — поправила Вейс. — Все остальные верят. — Вейс сидела на краешке постели и любовалась — Лас уже не погружённая в себя, не мрачная, не язвительная… но всё равно во многом прежняя. Но во взгляде уже нет нестерпимой тоски.

— И ладно, — Лас уселась, Вейс, уже скорее по привычке, отвернулась. — Медвежонок, ты боишься теперь ко мне прикасаться? — Она взяла Вейс за руку. — И взгляд отводишь. Увидела что-то новое?

— Я уже говорила, — Вейс прикрыла глаза, пытаясь справиться с сердцебиением. — Если ночью, потом уснуть не могу. Если днём, потом так накатывает, хочется бегать, петь песни и всё крушить.

— Ну так бегай, пой песни и круши! Мы дома!

— Да ну тебя! — Вейс открыла глаза. Лас смотрела на неё совершенно серьёзным взглядом. Вейс не выдержала, расхохоталась. — Перестань! Ты меня в гроб вгонишь!

— За «гроб» ты у меня сейчас получишь, — пообещала Лас и схватила подушку. Вейс тут же подняла руки над головой, скрестила — сдаюсь. — Я тебе покажу, как сдаваться! Сдаваться она научилась! Кто тебя этому научил?!

Она уселась на колени Вейс, лицом к лицу.

— Лас, — Вейс прикрыла глаза. — Оденься!

— Потом, — Лас опустила ладонь на затылок Вейс. — Сделай то же самое. Не делай вид, что я склизкая и противная!

— Лас, — Вейс сглотнула. — Ты что, не понимаешь, как ты на меня действуешь?

— Понимаю. Делай, что говорю! Мне попросить? Ну пожалуйста!

Вейс долго не решалась. Всё плыло перед глазами, сердце билось, как ненормальное, и собственные руки казались чужими.

Прикоснулась и… всё успокоилось. Мир обрёл прочность и устойчивость, краски его стали ярче, запахи — богаче и приятнее, звуки — разнообразнее и интереснее. И тепло — оно втекало в ладонь, проходило волной по всему телу и терялось, рассеивалось в солнечном сплетении.