Вот почему силовики ограничиваются лишь выставлением постов с небольшим усилением, а дежурные вэошники скучают и снисходительно позевывают, глядя на этих придурков. Это называется — напугать ежа неприкрытым тылом. А за упоминание роботов контрацептивщики рискуют навлечь на себя гнев воротил, которые занимаются созданием синтетических организмов. Мои бывшие коллеги просто останутся в сторонке и, посмеиваясь, дадут обеим группировкам возможность выпустить пар. Те при этом будут думать, будто действуют сами. Не как марионетки. Еще раз — ха!

По мере нашего отдаления от амфитеатра речи становились все менее разборчивыми.

— Раньше о «естественном размножении» речи не заходило… — пробормотала я. — По крайней мере, насколько я это помню…

— Что? — не расслышал или сделал вид, что не расслышал, Лоутон.

— Ничего. Я подумала: почему бы этому типу не настоять на том, чтобы операцию сделали в первую очередь ему? В смысле, по перемене пола. Стал бы теткой, попробовал хоть раз проделать то, к чему призывает… С соответствующими последствиями: физическими и психологическими мучениями, выходом из строя на несколько лет, изуродованным телом, не имея никакой благодарности за свои жертвы, а чаще даже наоборот…

— Что — наоборот? — удивленный моей пламенной речью, переспросил Дик.

— А то! Думаете, это так, фигня? Я много читала на этот счет из литературы Наследства. И фильмы смотрела. Не только художественные, между прочим, где все выхолащивают и приукрашают, а документальные. Думаете, женщина после этого красивее становится? Ага, сейчас! Она — себя в жертву, а мужик, которому опротивеет смотреть на эту обрюзгшую и отупевшую тетку, станет коситься на свеженьких красавиц, у которых все литое-упругое. И что в итоге?

— Что в итоге?

Нет, этот гад не тупил. Он подзадоривал меня. И я злилась все сильнее.

— В итоге такие примитивы, как вы, снова усядутся нам на шею и свесят ноги! И будут делать что хотят! Отрывать в войнах друг другу головы, издеваться над нами… и вообще! Вы еще спрашиваете? Я уверена, вы разделяете их позицию!

Американец расхохотался:

— Мисс Паллада, неужели вы считаете, что мне не о чем больше думать, кроме как об этой чепухе? Вы сами сейчас вещаете с горячностью того «капустника». Не берите в голову, о'кей? Нам еще работать! Я думаю так же, как и вы, по крайней мере, в этом вопросе. Поэтому вы расходуете свой пыл не по адресу.

Не исключено, что он нарочно вытащил меня этим утром к морю. Для деморализации. Все-таки, у нас с Лоутоном хоть и скрытая, но все же война…

Мини-флайер доставил нас к Новоафонским пещерам в считанные минуты. И там мы с Лоутоном провели весь день. И — верите ли? — я даже начала привыкать к присутствию моего конвоира. Он был интересным собеседником, хотя абсолютно ничего не рассказывал о себе. Это удивляло, потому что все парни, с которыми я знакомилась до него, старались изложить подробности своей биографии, свои заслуги перед Содружеством, и прочее, и прочее. Пожалуй, подобной сдержанностью отличался только мой любимый Кармезан, но разве я могу всерьез воспринимать мужчину, который едва достает мне до плеча? Конечно, он во всех отношениях лучше этого американца, да и лицом удался… Но вот ростом его Великий Конструктор обделил… Увы, я все еще в поиске. Не раз меня пытались окольцевать, но — дудки! Как нагуляюсь, сообщу дополнительно, возможно даже в СМИ.

Усталые, мы вернулись в гостиницу под вечер, когда солнце уже нырнуло в море с трамплина собравшихся на западе алых облачков, но темнота еще не успела нагрянуть на город. Поразительно, что здесь так всегда: солнце как будто удирает от преследователей и торопится скрыться за горизонтом. Никакой степенности! Точно в Москве совсем другое светило!

Словно в награду за мило проведенный день, Лоутон не стал запирать меня на ночь в моем номере. Тем самым он либо давал понять, что стал больше мне доверять, либо (что скорее) был абсолютно уверен: я никуда не денусь. С моей стороны было бы глупо дергаться, а потому расчет его не подвел.

Я вышла из душа и с размаху ничком, «морской звездой» кинулась на свою кровать. Матрас попружинил подо мной. Ну что ж, тебя, Лоутон, по крайней мере, можно хотя бы терпеть. Еще несколько дней — и я свободна от твоего общества! Меня немного беспокоило подозрение, что он может и не сдержать слова, ведь тузы сейчас в его руках, но я старалась об этом не думать. В конце концов, ведь и за ним грешки водятся! И еще неизвестно, учтут ли в Управлении его анонимный донос на меня или проигнорируют. Рисковать не хочется, но если он затеет грязную игру и не выполнит условий, то и я пойду ва-банк! Прицеплюсь на недельку-другую к кому-нибудь, да к тому же Кобальту, приму его облик — и поминай как звали! А из того облика — еще в какой-нибудь, я не раз проделывала и такое… Я прожила уже столько жизней, сколько не снилось еще ни одному смертному. Правда, это были такие жизни, о которых не хочется и вспоминать. Но что делать: алтарь комфорта требует жертв… А жить красиво и удобно я люблю.

10. Решающая игра

День, в который Лоутон наметил реванш над облюбованным казино, был для меня удачным. Даже несмотря на то, что характер моего похитителя испортился окончательно — стал каким-то… нестабильным, брюзгливым — мы все равно ладили. Просто он попросил меня не обращать внимания, вот я и не обращала.

Хочу похвастаться. Мне все-таки удалось спеть ту песенку с «расщеплением связок», и Кобальт прослезился за кулисами, а Дик попросил позволения поцеловать мою руку и целовал так нежно, словно у нас свидание.

У меня было чувство, что захоти я полететь, то непременно сумею это сделать. Классный день! Шикарный день!

Я потеряла бдительность. А это непростительно. Недаром в среде шулеров плохой приметой считается безоблачное начало дня: «Покайфуешь утром — облажаешься вечером». Вот так и получилось.

В казино мы явились пораньше. Сначала я, через какое-то время — Дик. И вот тут началась череда «обломов». Среди игроков я узнала Жору Таранского, приятеля Кармезана. Счастье, что он никогда не видел меня в моем настоящем облике. Но Жора — конкурент нешуточный. Да, не везет мне в последнее время с конкурентами… Точнее сказать, везет на конкурентов… Урожайным будет лето, если оно таким образом начинается, ничего не скажешь.

Мы с Лоутоном играли поначалу за разными столами. Причем я — с Таранским, где и оставила с десяток тысяч. Изображая огорчение, я отошла к автоматам и просадила там еще несколько сотен. Лоутон тем временем с переменным успехом обыгрывал своих партнеров, а партнеры обыгрывали его. Все шло нормально. Все, если не считать одного обстоятельства: последние дня два Лоутон стал сам не свой. Хоть он и не позволял мне узнать себя и «закрывался», ничто не мешало мне в столь тесном и долгом контакте чувствовать его. Не знаю, удалось бы мне примерить на себя его образ, задайся я такой целью, или нет, но мне удалось по привычке чуть-чуть «пощупать» его сознание. Он оказался очень сложным персонажем, с таким нужно работать дольше, гораздо дольше. Тем более, Дик знал о веществе и, видимо, потому при общении со мной был весьма осторожен. Нет, в него перевоплощаться не стоит…

Как я уже сказала, последние дни он вел себя немного странно. Перепады настроения прежде были ему несвойственны, а тут он стал то раздражаться по пустякам, то чуть ли не любезничать со мной. Думаю, мы просто устали друг от друга. Ему хотелось побыстрее закончить эту эпопею и помчаться с добычей в свою сторону. Поразительно, что тут наши намерения (а не стороны) абсолютно совпадали.

И еще один момент: накануне финальной игры мы перебрались в адлерскую гостиницу, чтобы оттуда смыться на флайер, когда это будет нужно. Вопросами билетов снова заведовал Лоутон.

То, что игра пошла наперекосяк (то есть из финальной начала становиться фатальной), я поняла, когда при выходе из дамской комнаты увидела подкарауливавшего меня Таранского. Забавно, что, как и в древности, в моей новой «профессии» заправляли именно особи мужского пола. Женщин-шулеров я могла бы пересчитать по пальцам. Причем одной руки.