Изменить стиль страницы

Но этого не случилось, Гвен, как не произошло нашего соития в постели. Наутро я снова оказался у отшельника, рыдая по тому, что было от меня так близко. Я умолял старика об отпущении грехов, просил помочь и объяснить, почему мне было отказано в приобщении к святыне, хотел понять, отчего моя любовь к Богу оказалась недостаточной. Он ответил, что все из-за того, что я люблю тебя.

Ланс нежно поглаживал мои пальцы, потом долго и пристально заглядывал в глаза.

– Я никогда не смогу владеть тобой, потому что ты принадлежишь Артуру. Но истинное самоотречение и искреннее раскаяние, может быть, позволят мне обрести грааль. Мой собственный – предназначение, цель и смысл жизни. Вот почему я отказываюсь от притязаний на место рядом с тобой и Артуром, от любви и еду жить в Джойс Гард. Другого ничего не остается, если я хочу обрести спасение. Ты понимаешь меня, любовь моя? Тебе это о чем-нибудь говорит? В жизни существуют более важные вещи, чем мирской опыт. Имеющий мужество может соприкоснуться с божеством. И я хочу большего, чем повседневность, хочу захватывающего дыхание восхищения, хочу иного, хочу восторгов.

Его голос затих, но он продолжал всматриваться в мое лицо, отчаянно пытаясь различить в нем знаки понимания. Я молча кивнула, вспомнив свою встречу с Богиней. Я понимала, чего он жаждет, и ненавидела то, что должна была сделать, чтобы он это обрел.

– Я опять говорю тебе «до свидания». – Ланс положил мою руку ко мне на колени и неловко поднялся на ноги. – Лучшее, что я могу тебе сказать на этот раз… Да благословит тебя Господь.

После этого он церемонно поклонился и пошел прочь ровным шагом, а я осталась стоять такая же бессловесная, как и в начале нашего разговора.

И вот ты выиграл! Ужасный и незримый Бог-Отец! Ланс отдалился от меня настолько, насколько позволяла политика и география.

Я прожила слишком много, чтобы жалобно плакать от боли, но по-прежнему могла испытывать гнев. Гнев на Ланса за то, что, как мне казалось, он выбрал путь труса; на Богиню, за то, что она позволила ему так поступить; но больше всего на христианского Бога, который не терпит человеческих слабостей и, как все суровые отцы, непреклонно судит о своем потомстве.

27

ПЕРСИВАЛЬ

Не одна я была поражена тем, что Ланселот покидал Камелот. Его решение навсегда переехать в Джойс Гард опечалило лучших его знакомых, потому что он хоть и проводил много времени в путешествиях или бросался из одного своего дома в другой, но всегда добросовестно выполнял обязанности королевского помощника и по-прежнему оставался одним из столпов двора Артура. Перестав быть основным его прибежищем, Камелот потерял большую часть своего блеска.

– Хоть бы Галахад вернулся, – вздыхал Гарет. – Ланс бы остался, если бы сын был здесь.

Он помолчал, а я попросила его вылить на угли второе ведро воды. Стоял жаркий день в середине лета, и мы оба вспотели, поддерживая огонь на кухне во дворе. Я никогда не была искушена в акушерстве, не хватало времени научиться. Но призрак смерти, сопровождающий рождение нового человека, мог разволновать такого заботливого мужа, как Гарет, поэтому я за многие годы наловчилась занимать мужчин, пока их жены рожали.

Гарет был доволен своими дочерьми – нежно забавлялся с тихой Лорой и переворачивал в доме все вверх дном с горячей Миган. Однако девочки не могли ходить с ним на тренировочное поле или нести его флаг на турнире или на войне. Подобно Лансу и Бедиверу, Гарет не стеснялся показывать любовь к детям, и я думала, как счастлив будет тот мальчик, который сможет назвать его своим отцом.

– На этот раз надеешься на сына? – спросила я.

Гарет кивнул, но тут же смягчил свое утверждение, не желая сердить богов:

– Мы будем благодарны за любого ребенка, были бы только они с Линеттой здоровы. Но если родится мальчик, мы договорились назвать его Ланселотом.

Идея была замечательной и делала честь обоим супругам, и я тепло улыбнулась Гарету.

К закату его жена-сорванец произвела на свет красивого мальчика, и в тот вечер в доме много веселились. Все оркнейцы поднимали кубки за новое поколение. И даже Мордред, приехавший с докладом о союзных племенах, принял участие в семейном торжестве.

Я радовалась, что мой приемный сын снова дома и в лучшем настроении, чем в начале испытания. Наблюдая за ним, я всегда поражалась, как он похож на отца – открытый, честный, не жалеющий своего времени, когда того требовали дела, готовый поверить в людей и по достоинству их оценить. Он оказался бы и хорошим королем, если бы его мойра была иной. Наследное право на королевский трон у кельтов отсутствовало, и поэтому, когда придется выбирать преемника Артуру, им может оказаться человек куда хуже Мордреда. Но шансы его на королевский титул едва ли увеличатся, даже если Артур и признает в нем сына.

Эта мысль часто приходила мне в голову, но я не высказывала ее вслух, ожидая, когда король сам почувствует свою кровную связь с юношей. Но, когда бы они ни виделись, каждый уходил после встречи в гробовом молчании. Мордред больше не настаивал на предоставлении саксам больших прав в самоуправлении или на включении их в Круглый Стол, но вопрос этот, как ворон, витал над сыном и отцом – насущный, неотвратимый, ждущий часа для своего разрешения. И это беспокоило обоих.

Братья Мордреда думали о нем, как и я, и теперь, когда юноша возмужал, полностью приняли его в свое общество. Гавейн часто хвалил его за умение обращаться с мечом, Гахерис и Агравейн искали компании брата, а Гарет то и дело вспоминал, что Ланс считал Мордреда лучшим учеником. Оркнейцы, по крайней мере, все вместе оставались при дворе.

Но, к сожалению, с другими дела обстояли не так удачно. После Карлиона не состоялось ни одного заседания Круглого Стола – рыцари разъехались на испытание, а после его завершения многие вернулись в свои земли, удрученные неудачными поисками грааля. И там обнаружили, в какое запустение пришли их владения за время отсутствия – урожай не собирался, подати не платились, беззаконие поднимало голову. А наступление суровой зимы только ухудшало положение.

Холодные вьюги властвовали над землей, убивая и животных, и людей, которым не посчастливилось найти укрытия. Даже когда поднимались облака и выглядывало солнце, его тепла хватало лишь на то, чтобы растопить самую верхнюю корку снега, который к восходу луны тут же превращался в предательский лед. Дичи стало мало, дрова расходовались в огромных количествах, и перед праздником Имболка в наши ворота, чего никогда раньше не случалось, стали стучаться крестьяне и фермеры и просить о помощи. Я уговорила Кэя выдать каждой семье немного дров, а повариха стала готовить больше тушеного и супов, чем жаркого, чтобы сэкономить мясо и поделиться им с нуждающимися.

Пришел март, но надежд на улучшение не было, и тут мы получили известие, что, все еще разыскивая грааль, умер Динадан. Кончина маленького выносливого друга Тристана опечалила меня больше, чем прежние утраты, потому что этого человека я знала с детства. Человек живого ума и с прекрасным чувством юмора, он был лишен самомнения и жалости к себе и никогда не шел к славе проторенной дорогой. Никто не знал, каким образом поиски завели его в болота Йоркшира, но и он, и его лошадь были найдены замерзшими там на холме, на котором не было даже дерева, чтобы под ним укрыться.

– Вот, девочка, этого я и боялся, когда начиналось испытание, – горевал Артур, а у меня весь вечер по щекам катились слезы. – Сколько мы потеряли людей, и сколькие от нас ушли… Кадор умер от старости, Пеллинор и Уриен предательски убиты… Тристан в Бретани со своей молодой женой… Ланс живет как монах в Джойс Гарде… – Он покачал головой, словно окидывал взглядом медленный хоровод людей. – Как будто и этого было недостаточно. И во время поисков грааля мы лишились Ламорака, Багдемагуса, а теперь Динадана.

Муж стоял за моей спиной, положив мне руку на плечо. Инстинкт подсказывал, что следует обернуться, тоже возмутиться жестокостями человеческого существования и в миг его слабости разделить на двоих эту муку.