— Я попросил бы!

— Умерь свой пыл и помоги моей жене.

— Я отдыхал!

— Не лги, хитрец, твой отдых иллюзия Сомерсби. Что, думаешь, не знаю? При оказии еще придется мне ему попенять за безотказность. Прохвосты оба!

— Сомерсби, тот Теодор второй, что упокоил моего друга? — спросила Стася.

— Упокоил? — клюв ворона стал шире крыльев. — Друг мой, она еще дитя не более полсрока!

— Ей больше тридцати, но в общем-то ты прав. Она ни там, ни здесь. Так помоги ей.

Ворон вздохнул, нелепо выгнув шею:

— Куда же денусь?

— Ай, — отмахнулся, хлопнув крыльями. Уставился на женщину, что настороженно разглядывала его и силилась сказать что-то, но мысли путались и ровной строчкой не ложилось слово. — Ладно, прогуляемся, чего уж. Но, чур, Теодора не трогать! Мы славно общаемся, не нарушай нашу идиллию.

— Договорились, — рассмеялся Арлан, поцеловал онемевшую Стасю и испарился, оставив звон, гудящий в воздухе:

— Я жду тебя.

— Угу, жди, жди, — проворчал ворон, взлетел на плечо женщины, приводя ту в чувство. — Ну, что, куда идем, чего будем искать?

В тоне слышался сарказм, но отчего, к чему?

— Таких, как я, запутавшихся, немало? — спросила тихо, с настороженностью покосившись на него.

— Поверь, больше чем хотелось бы. Порой доходит до абсурда. Возьми тебя: ну, просто натюрморт из папье-маше. Пустое, а ты мнишь, что можно есть.

— Обманка?

— Угу. Ну, что, идем или постоим, поговорим да по домам? Ты к мужу, я к Теодору.

— К Теодору, — кивнула. — Хотела бы спросить с него за друга да побеседовать.

— О чем?

— Вопросов море.

— Спроси Николаса.

— Он путает и в сторону уходит.

— Правильно — сама должна понять.

— Что?

— Ответы сами должны прийти.

— Я их у герцога выпытаю.

— Ага? Кха! Тогда вперед, — взмахнул крылом в сторону леса справа от замка.

— Нет, меня привели оттуда, — рукой махнула в сторону мостика через реку справа.

— Тебе обратный маршрут нужен, именно тот, что ты прошла или Сомерсби, ответы на животрепещущие вопросы?

— Последнее.

— Тогда сюда.

— Но мы там не были. Хочешь завести меня куда-нибудь?

— С чего такая радость? Больно надо!

Стася не верила птице, но решила, сама себе в противоречье, послушаться ее. Пошла, куда он указал.

— Не молчи, говори что-нибудь, пусть даже вздор. Тишина нервирует меня, — сказал ворон.

— Надо же, какие мы ранимые и требовательные. А если мне не о чем говорить?

— Не может быть. Твои мысли хороводят, так отчего б их не озвучить?

— Зачем, если ты их слышишь? Смотрю, здесь телепатия присутствует в норме.

Ворон неожиданно хрюкнул и клацнул клювом:

— Вот умора! «Телепатия»! Словечко-то нашла!

— А как?

— Обычная беседа.

— Мысленно? С птицей?

— Имеешь что-то против?

— Да нет уже. Почти привыкла. С Минором пообщалась и уже не удивляюсь.

— Кхе-кха! — засмеялся Виваче, покачиваясь на плече. — Изыск для сибаритов! Понимаю! Ужаснейший зануда Минор, собеседник тот еще.

— Сомерсби лучше?

— Ты что-то имеешь против герцога?

— Угу. Он убил моего друга.

— Кха! Теодор? Кха-ха! «Убил»! Прелестная проказа!

— Преступление!

— Ты ханжа?

— А это тут причем?

— Э-э! Левее, куда ты в дебри лезешь? Легкие пути не для тебя? Тогда моя командировка затянется, а мне хотелось бы наоборот.

— Лес такой, — буркнула.

— Какой накликала, такой и проявился!

— Еще раз? — замерла у поваленной ели в зарослях ежевики.

— Бороться привыкла, преодолевать препятствия, да? А! Фу, ты! "Вся жизнь — борьба"! Иначе мыслить не пыталась?

— Пыталась. Но я, как муха, в патоке заботы Арлана вязну с головой, она и не работает.

— Давно.

— Подкалываешь? Птица с чувством юмора — ну, и параллель. А скажи, друг Виваче, здесь все такие? Слегка неадекватные.

— Все. С твоей точки зрения. С моей, такие, как ты.

— Ну, это как раз понятно и объяснимо. Ты птица, видимо, ученая, состав вашего воздуха знаешь?

— Эфир.

— Еще скажи: веселящий газ.

— Какая разница?

Стася вздохнула, как-то вдруг и разом ей расхотелось с вороном болтать. Ноги ее вперед несли, а душа рвалась обратно. Шаг, другой, и это противоречие переросло в серьезную борьбу души и тела.

"Что за ерунда?" — остановилась у сосны и ни шагу вперед.

— Вернемся? — заглянул в лицо ей ворон. Женщина осела у корней и тяжело уставилась перед собой:

— У меня проблемы, — протянула.

— Угу, — заверил Виваче и отлетел на куст смородины, заманенный спелыми ягодами. Хорошо ему — что захотел — то сделал, а ей мучиться выбором, метаться между «надо» и «хочу». Надо уходить, искать выход домой, а хочется остаться, вернуться к Николасу, пусть опять в разлагающую тишину, покой и негу. Надо понять, где она, что происходит — чтоб выбраться, а хочется прижаться к груди Арлана и наплевать на весь алогизм происходящего.

— Ягод хочешь? — спросил ворон, алчно разглядывая гроздья смородины, крупной, как вишня.

— Нет, — подумала и попросила. — Скажи мне, где я, скажи мне правду. Мы вернемся?

Ворон замер с ягодкой в клюве, неспешно сглотнул ее и выдал:

— Как тебе ответить, если ты сама не знаешь, что ты хочешь? Определись, пойми, что главное для тебя, тогда уж задавай вопросы.

— Понять, где я?

— Нет.

Стася подумала и кивнула: прав — где она, дело третье.

— Как выбраться?

— Нет.

— Что здесь происходит?

— Нет.

— Что Арлан мне?

— Нет.

Ворон начал терять интерес к ней и приглядываться к плодам, цапнул ягоду.

— Кто я?

Виваче замер и пристально уставился на Стасю, а та похолодела от вопроса, что шел на ум, как не гнала она его. И вроде задави, отправь обратно в дебри разума, а он никак:

— Я… сошла с ума? — прошептала, сама себе не веря, не желая верить и понимая ясно, четко — да. — Не может быть. Скажи: неправда. Я просто сплю. А вы иллюзия: ты, Арлан, этот мир.

Виваче сглотнул ягоду, помялся и спрыгнул на землю, затоптался на траве:

— Нет. И да. Здесь все возможно, и каждый живет, как желает, но сумасшествие ли это? Нет. Свобода.

— Я жила в свободном мире, — качнула головой. — Ваш — иной.

— Да. Но ведь и один человек не похож на другого, и дерево на дерево, травинка на травинку.

— Дело не только в этом — во мне. Я словно потерялась — то ли брежу, то ли сплю. Сама себя не узнаю.

— Все потому, что продолжаешь бег. Раньше бежала к цели, теперь же от нее. Ну, что же не сиделось? Стоило ли уходить, третировать Арлана и вызывать меня, коль мы ушли не больше, чем на полмили? И сидим! Чего сидим?

Русанова плечами пожала, признавшись честно:

— Не знаю, куда идти. Сомерсби? Вроде надо, а… зачем? Искать выход домой? То же самое — зачем. Абсурд — вдуматься, но факт.

— Противоречья колобродят?

Ответить было нечего. Сам факт: патрульная в сомненьях — позор.

Женщина поднялась и с трудом двинулась вперед, хотя назад тянуло.

— Ты видел кого-нибудь из моих? — спросила ворона, что тактично промолчал, не напоминая своего вопроса. Устроился на плече и зорко в чащу смотрел.

— Много.

— Как их найти?

— Мы к герцогу шли, — напомнил.

— Сначала к своим.

— Угу. Тогда еще правее, вон тропка.

— И что там? Хочешь сказать: поселение моих соотечественников?

— Кха! Центр Времени и Пространства.

Русанова нахмурилась, недоверчиво глянув на Виваче: Центр? Времени и Пространства? Здесь?

И прибавила шагу.

Ворон не обманул. Немало времени прошло или совсем чуть-чуть, но они вышли на дорогу из беттапластика. Ровная, ведущая за лес, а здесь словно обрезанная лента. Стася покружила, разглядывая край шоссейки и прикидывая: кто, с какого ума беттапластик проложил в лес и сделал тупик. К чему? А, впрочем, что голову ломать, она и так полна загадками, что каждый час здесь одаривает щедро. И двинулась вперед, подумав, что хорошо бы было переодеться. А то ввалиться в этот центр в пеньюаре на босу ногу — хохоту будет!