— Чиж, — выдавила с трудом.

— Опять привиделось?

— Умер… не успела…

— Мертвые к неприятностям снятся или перемене погоды.

Это он о чем? — застонала: слышал ли ее вообще?

— Коля…

— Плохо дело, — оттер пот со лба женщины и посмотрел на свои пальцы. — По уму, тебя отпаивать надо, в постель, а еще лучше…

— Коля… Коля?…

Сознание плавало, тело казалось чужим, непослушным, живущим по своим законам. Ее крутило и мутило, но от лихорадки или от горя?

Глава 7

Стася села и очумело уставилась перед собой — было или не было?

Лучи солнца уже вовсю играют с листвой. Кир мирно посапывает сбоку. Тихо вокруг, спокойно, а на душе у женщины тяжесть, в голове кавардак. И чувство безвозвратной потери и одиночества сковывает члены, словно младенца отсутствие навыков. Будто никого больше нет во вселенной, во всем конвейере миров. И ей тоже нет места, потому что нет целей и желаний, нет ее. Что-то изменилось незаметно и бесповоротно, и не знаешь что, но понимаешь — навсегда. Вчерашний день канул, его больше нет и не будет. Он не вернется, как не вернется Чиж, как не вернуться Стасе и Киру, как не вернуть пройденного.

— Ты как? — услышала. Кир проснулся. Русанова встала и пустым взглядом обвела лесную чащу.

— Пойдем.

— Куда? — поднялся робот, внимательно посмотрел на женщину: как самочувствие? Лихорадка отпустила?

— Все равно.

— Поймают…

— Все равно.

Кир с подозрением просканировал ее состояние, и программа выдала неожиданный для него диагноз, лечение которого одно. Мужчина замахнулся, чтобы дать легкую пощечину и привести женщину в чувство, но она перехватила руку:

— Я в норме!

— Тогда что значит твое "все равно"?

— Неважно, идем.

— Нет, подождем, — придержал ее, требовательно посмотрел в глаза.

— Я виделась…

— С Чижом, — поджал губы, выпуская ее плечо. — Девять дней…

— Вот именно — девять дней. Раньше поверье бытовало, что на девятый день душа приходит попрощаться с близкими, подвести итог. До сорока дней душа находится меж двумя мирами, а на сороковой окончательно покидает тот, в котором жила. Девятый день какой-то там рубеж… Я видела Николая. Он изменился, он расстроен, растерян, ему страшно. Я не поняла, что он мертв. Нашла Иштвана, он сказал.

— Прямо так и сказал? Зачем нам связь? Отправляю тебя в гиперсон, и ты даешь пеленг.

— Я не знаю, как это происходит! Не понимаю!… Это там началось, в технократии. Знаю, вижу, а почему, как?… Чиж умер, я опоздала и остальное уже не имеет значения.

— У тебя навязчивое состояние. Десятый день я слышу одно и тоже: Чиж, Чиж, Чиж. Такое чувство, что нас трое. Он всюду с нами, хотя его нет ни здесь, ни, как оказывается, вообще в живых.

— Николай…

— Это не нормально, Стася! — повысил голос, прерывая ее. Тон менторский, неприязненно холодный. Взгляд давящий. Стася смолкла и отвернулась. Подумала и решила продолжить мысль:

— Он…

— Мертв! Отдай дань мертвым и останься с живыми! Я не знаю, где там блуждают души, как живут после смерти физической оболочки. Исследования на эту тему буксуют какой век. Но живым не место среди мертвых, как мертвым не место среди живых. Он может не понимать, что умер, но ты это знаешь и своими мыслями, тоской своей нарушаешь порядок вещей, законы. Это не я говорю — опыт столетий, пусть мизерные, но знания человечества в области общения с мертвыми. Ты не даешь ему уйти и успокоиться. Ты тянешь его в грань, где сходятся и те, и другие. Есть теория, что таким образом умершие превращаются в привидения. Такие, как ты, цепляются за них, зовут, и те приходят, остаются. Ты переболеешь горем и тоской и все забудешь, а он нет.

— Хочешь сказать, что я…

— Тянешь его в мир живых, где ему уже нет места! Больно? Но твоя боль пройдет, а его останется! Ты пойдешь дальше, он так и останется на границе, зависнет без срока. Умрешь ты, твои потомки, он так и будет ждать тебя. И вы не встретитесь. Разные плоскости. Разные! Отпусти парня, у него теперь своя дорога.

— Не могу, — призналась честно. — Это теперь и моя дорога, иной не вижу. Я виновата…

— Нет виноватых!… Кроме тех, кто хочет ими быть. Я рассказываю тебе то, что знает каждый ребенок.

— Намекаешь, что я отупела в одночасье? Я понимаю к чему ты и о чем, но оно не принимается. Все, что я знала, знаю, просто потеряло свое значение.

— Тебе нужно встряску устроить, — заявил. Мечи за спину закинул и попер через смородину, раздраженно вещая. — До чего плохо быть человеком. Какой-то миг, момент, стресс и ваши чувства начинают преобладать над разумом. Логика исчезает, будто ее вовсе не было, нет. У меня тоже есть чувства. Как без них? Но давать им бразды правления и превращаться в слепого идиота? Благодарю! Ты же патрульная, ты солдат! Сколько по «зеленке» шагаешь? Шесть лет? Не дитя — капитан. Как ты по «зеленке» ходила, как до капитана дослужилась? Глядя на тебя сейчас, можно один вывод сделать — твое место в диспетчерах. На списание пора. Не место таким как ты, на задании, как не место на другой стороне «зеленки» соплям и слюням!

Стасе было стыдно. Она тащилась за роботом с покорным видом и прекрасно осознавала, что он прав. Она раскисла, расклеилась, сломалась и, будь в группе на задании, стала бы не помощницей, полноценной единицей, а сначала обузой, десяткой, потом нулем. Скольких так списали после первой же вылазки, скольких после второй? Тот парень? Сейчас уж и не вспомнить, как его звали. Истерил после выхода к ацтекам, на задании нервничал, нервировал, грозил подставиться сам и подставить группу. Таких списывали и ни у одного патрульного не возникало мысли, что это не правильно. И она всегда это понимала — только так нужно, только так верно.

Не каждый может быть патрульным, не каждому доводится попасть в «зеленое» братство. Здесь главное не мышцы, отличная физическая подготовка, знания, энергопотенциал, здесь главное умение группироваться, отодвигать личное, руководить собой, думать, даже когда в голове туман от эмоций, умение контролировать прежде всего себя. Чувства не должны диктовать свои условия, чувствам не место на «зеленке», иначе быть провалу задания, иначе быть потерям, иначе быть угрозе искривления исторической ленты, изменениям, чреватыми для всего человечества. А если такая ответственность, какие могут быть сантименты?

И разницы нет: по своей ты временной ленте шагаешь или по истории другой параллели. Все взаимосвязано, все в четкой сцепке друг с другом. Как маятник — качни его в одну сторону, в одном мире, пойдут колебания по всем мирам и вернутся в точку старта неизвестно чем. И здесь сложнее, здесь не знаешь, чем твой шаг откликнется, поэтому нужно быть максимально собранным.

Пример такого «маятника» куда как нагляднее — она сама. Жила, чувства игнорируя, себя в руках держала, а попала в технократию, и дала им волю. Теперь плоды пожинает. Смерти, разброд и еще большую расхлябанность чувств. Раз слабинку дала, вроде оправданную, а вот где результат обозначился. Выпустила чувства наружу, теперь вернуть их под свой контроль не может. А под их эгидой элементарное не принимается, простейшее высшим академическим трудом кажется, ясное туманом покрывается, опыт тает, будто не было его. В таком состоянии ты маленький человечек, знающий и понимающий не больше муравья в траве, и мирок твой узок, а сам ты ничтожен.

— Я постараюсь взять себя в руки, — сказала в спину Кира.

— Будь уж любезна, — проворчал тот, не оборачиваясь.

Полдня они шли по лесному массиву, не встретив ни единой живой души, кроме женщины, взывающей к праотцам и духам неба и земли. Белая рубаха с узорным рисунком по краям и венок из полевых цветов и листьев дуба навеяли мысль, что женщина друидесса. Понятно, мешать ей в ее молитве они не стали. Постояли в кустах у маленькой круглой полянки с дубом посередине, у которого волхвовала жрица, поразмышляли, стоит ли ее расспросами беспокоить, да пошли дальше, решив — не стоит. Уж больно вид у женщины был неприступный да занятой. Потревожь такую в момент экстатического слияния с ее Богами, много интересного услышишь, но жаль, не по делу.