На наш взгляд, он подходил к нему некритично, но при этом и без легковерия. Ничто так не изумляло Лютера в Библии, как вера ее персонажей: то, что Мария поверила возвещению ангела Гавриила; что Иосиф поверил сну, который утешил его в несчастьях; что пастухи поверили ангельской песне, которую услышали из разверзшихся небес; что волхвы готовы были идти в Вифлеем, едва услышали слово пророка. В рождении Христа было три чуда: Бог стал человеком, дева зачала, и Мария поверила. И величайшее из этих чудес - последнее. Когда волхвы, полагаясь на свое суждение, отправились прямо в Иерусалим, не спросив звезду. Бог удалил ее с небес. Изумленные волхвы, поведали об этом Ироду, он созвал своих мудрецов, и те принялись изучать Писание. Так следует поступать и нам, когда мы теряем свою звезду из вида.

Но именно здесь Лютер перестает нас направлять. Указав нам путь, он оставляет нас. Должны ли мы, подобно Вергилию в чистилище, забыть его и искать в ком-то другом ту Беатриче, которая могла бы вывести нас к раю? Возможно, что в конце концов слово Лютера окажется для нас полезным, поскольку он возвестил, что Евангелие не столько чудо, сколько диво, - поп miracula sed mirabilia. Нет лучшего способа ощутить свою причастность к чудесному, чем взять в проводники Лютера. Пусть он, использовав всю свою силу и резкость, изобразит все духовные кризисы, которые испытали библейские персонажи, указав нам тот путь, идя которым они находили руку Господа.

Мы уже видели пример этого в лютеровском исследовании Книги Ионы. Теперь давайте посмотрим, как он изображал принесение Исаака в жертву Авраамом. Помимо исходной предпосылки, что Бог повелел совершить эту жертву и что ангел вмешался, все остальное повествование отражает внутреннюю борьбу, которую нетрудно истолковать как повествование об обретении видения или об открывающемся откровении. Давайте послушаем лютеровское истолкование этой истории.

Бог сказал Аврааму, что тот должен принести в жертву своего сына, рожденного Авраамом в преклонных годах, - его семя, которому предстояло сделать Авраама отцом царей и родоначальником великого народа. Авраам побледнел. Он не только потеряет своего сына, но и Бог оказался лжецом. Он сказал: "В Исааке будет семя твое" - теперь же велит: "Убей Исаака". Как не возненавидеть Бога - столь жестокого и непостоянного? Как необходим был Аврааму чей-нибудь совет! Но он знал, что, объясни он суть дела хоть одному человеку, и его отговорят и не дадут ему исполнить повеление. Назначенная местом жертвоприношения гора Мориа находилась достаточно далеко. "Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из своих отроков и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения"... Авраам не поручил оседлать осла кому-то другому. Он сам возложил на животное дрова для всесожжения. Все это время он размышлял о том, что их пламя поглотит его сына, его надежду на продолжение рода. Юноша сгорит в огне того хвороста, который он сам собирал. Неужели в столь ужасающих обстоятельствах Авраам не мог остановиться и все обдумать? Неужели не мог он поведать обо всем Сарре? Какие внутренние рыдания сотрясали его? Авраам взнуздал осла, едва понимая, что делает, столь глубоко был он погружен в свои мысли.

Авраам взял с собой двух слуг и сына своего, Исаака. В этот момент все для него умерло - Сарра, его семья, дом, Исаак. Вот что значит - посыпать голову пеплом. Если бы он знал, что это всего лишь испытание, оно не было бы ему послано. Такова природа наших испытаний, что доколе они не заканчиваются, мы не можем знать конца. "На третий день Авраам возвел очи свои и увидел то место издалека". Какая борьба происходила в нем эти три дня! Там Авраам оставил слуг и осла, возложил дрова на Исаака, а сам взял в руки факел и нож для совершения жертвоприношения. Все это время он думал: "Исаак, если бы ты знал, если бы твоя мать знала, что ты будешь принесен в жертву!" "И пошли далее оба вместе". Никто в целом мире не ведает, что там происходило. Двое пошли вместе. Кто? Отец и любимый его сын - один, не ведая, что его ждет, но готовый повиноваться, другой же в уверенности, что должен обратить своего сына в пепел. Затем Исаак промолвил: "Отец мой". И тот сказал: "Вот я, сын мой". И Исаак сказал: "Отец, вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?" Он назвал Авраама отцом и тревожился, не забыл ли тот чего-нибудь, и Авраам сказал: "Бог усмотрит Себе агнца, сын мой".

Когда они взошли на гору, Авраам устроил жертвенник и разложил дрова, а затем настало время рассказать обо всем Исааку. Изумленный мальчик, должно быть, протестовал: "Не забыл ли ты, что я твой сын, рожденный чудом Саррой в ее возрасте; что я был обетован и что через меня ты должен стать отцом великого народа?" И Авраам, должно быть, отвечал, что Бог исполнит Свое обетование, пусть даже из пепла. Затем Авраам связал его и положил на дрова. Отец поднял нож. Юноша обнажил горло. Промедли Бог хотя одно мгновенье - и юноша бы погиб. Я не смог бы смотреть на это зрелище. Даже в мыслях своих не могу я это себе представить. Юноша уподобился агнцу, принесенному на закланье. Никогда в истории мир не видел такого послушания, разве что во Христе. Но Бог наблюдал за происходящим, наблюдали и все ангелы. Отец занес нож. Мальчик не моргнул и глазом. Ангел воскликнул: "Авраам! Авраам!" Вы видите теперь, как Бог являет Свое могущество в час казалось бы неминуемой смерти. Мы говорим: "Посреди жизни мы умираем". И Бог ответствует: "Нет, посреди смерти мы живем".

Однажды Лютер прочитал эту историю во время семейного богослужения. Когда он закончил, Кати сказала: "Я не верю этому. Бог не поступил бы так со Своим сыном".

"Но, Кати, - ответил Лютер, - Он сделал это".

Послушайте также, как Лютер описывает страсти Христовы. Он словно рассказывает обычную житейскую историю. Лютер напоминает нам о том, что смерть Христа оказалась тем более ужасна, что это была казнь. Казнь означает смерть в момент, известный тому, кто полностью осознает, как все будет происходить. В престарелом возрасте ангел смерти зачастую приглушает шум своих крыльев, позволяя нам мирно отойти во сне. Иисус шел на смерть, совершенно ясно сознавая все. Он страдал даже больше, чем преступники. Разбойника просто распяли, не издеваясь при этом. Христос же слышал насмешливые слова: "Если Ты Сын Божий, сойди вниз". Они словно говорили: "Бог справедлив. Он не потерпел бы, чтобы невинный умер на кресте". Христос в эти минуты был просто человеком, и для Него это звучало, как если бы дьявол приблизился ко мне со словами: "Ты мой". После поношения Христа солнце потемнело и земля заколебалась. Из груди Христа вырвался крик отчаяния: "Элои, Элои! Лама савахфани?", что значит: "Боже мой. Боже мой! Для чего Ты Меня оставил?" Но обратите внимание на то, что молитва оставленности начинается словами: "Мой Бог". Вопль отчаяния был исповеданием веры.

Что же удивительного в том, что в год глубочайшей своей депрессии Лютер сочинил такие строки:

Крепость могучая - наш Бог,

Доблестный страж и оружье,

Он помогает нам очиститься от всякого жезла,

Коим нас теперь поражают.

Наш древний враг

Все так же помышляет нанести удар.

Могущественно и коварно оружье его,

Доспехи его вызывают страх,

Нет на земле равных ему,

Своею силою не победить нам,

Наш ждет неминуемое крушенье.

И за нас вступает в бой Защитник,

Которого Бог поименовал нашим Господом.

Ведомо ли вам Его имя?

Иисус Христос зовут Его,

Господь Саваоф Он.

Не может быть Бога иного.

Победа - за Ним!

Текст "Могучей крепости", написанный рукой Лютера

И хотя со всех сторон бесы

Грозили нас пожрать,

Стоим мы твердо на своем.

Они не могут нас одолеть.

Князь мира сего может яриться:

Что бы ни делал он -

Не принести ему зла.

Истина Божья преизобилует,

Одно слово малое сокрушит его.

Слово это невозможно извратить,

Как бы они ни старались,

Ибо в битве этой Сам Бог,