Дошер едва не упал, а Пармиттер закрыл лицо руками. И тут Хардинг увидел длинную веревку, которая раскачивалась в лунном свете. Он отвернулся и бросился обратно в бар. Джо Болл, пивший обычно только воду и чай, глотал джин прямо из горлышка бутылки.

— Джо! — крикнул Хардинг.

Бармен повернул к нему лицо, искаженное ненавистью и отчаянием.

— Вы видели „знак Судьбы“? — ухмыльнулся он.

Хардинг убежал… Ужасный призрак скользил по пустынной равнине, призрак, внезапно возникший из глубины прошлого.

„Знак Судьбы“, веревка Дьявола — ужасное ночное видение тех, кто в тишине тюремной камеры, ждет решения дюжины честных и лояльных людей…[30]

ДАП-клуб был основан уже полгода, его члены играли три раза в неделю, а вечером собирались, чтобы пить и молчать, бросая вокруг взгляды загнанных зверей.

Хардингу больше не удалось встретиться с сэром Сайласом Гроувом. При каждой попытке вежливый, но неумолимый слуга выпроваживал его; однако, каждую субботу ему приносили чек на крупную сумму. Настали первые дни осени, и дожди начали заливать поле, что превращало игру в неприятное и неудобное занятие.

Как-то утром Кормик не появился, и его кэдди безразлично заявил:

— Хозяин гнездышка Кормика не придет.

— Он болен? — осведомился Хардинг.

— Еще как! — осклабился парнишка. — Он повесился и висит вот так!

И высунул язык.

Дошер и Пармиттер бросили свои клюшки, но вечером Хардинг увидел их в клубе — они пили виски огромными порциями.

Никто не обмолвился ни словом. Наконец Дошер встал, и Хардинг хотел было последовать за ним, но Пармиттер удержал его.

— Рано… — пробормотал он. — Дайте ему сделать все спокойно.

Потом стал глядеть на часы, как врач, щупающий пульс у больного.

— Пошли, — наконец сказал он.

На ветке ясеня болталась чье-то тело. Тело Дошера.

Утром Хардинг узнал о смерти Пармиттера. Он никогда не бывал в клубе, пока не наступал вечер, но сам не зная почему, оказался там утром — Джо Болл укладывал свои чемоданы. Он то и сообщил ему дурную весть.

— Вы уезжаете, Джо?

— Да, — ответил бармен, — и не спрашивайте меня ни о чем. Раз надо уйти… я ухожу!

Потом ногой отодвинул чемоданы в сторону.

— А зачем они мне там, куда я ухожу! — усмехнулся он.

Вот мы и вернулись к началу рассказа, когда Хардинг пробормотал:

— И делу конец!

Громыхающее авто было готово растаять в тумане, когда Хардинг увидел, как оно вильнуло в сторону и исчезло.

— Боже! — воскликнул он.

Он знал, что в этом месте дорога проходила по краю скалистого обрыва, и исчезновение машины означало, что она свалилась с высоты в двести футов.

— Этому хватило мужества выбрать не веревку, — послышался голос позади молодого человека.

Рядом с ним стоял Сайлас Гроув.

— Пошли в бар, Хардинг.

Хардинг словно ждал этого приглашения. Он повторил жест Джо Болла, и, приложившись к горлышку, отпил сразу четверть литра арака.

— Поговорим о Кингейзе, — вдруг сказал сэр Сайлас Гроув.

— Поговорим о Кингейзе, — согласился Хардинг, снова прикладываясь к бутылке с араком.

— Он был лучшим игроком Австралии, а, быть может, и всего мира. Он умер, но оставил нетленное произведение — „Кодекс Остина Кингейза“.

Когда он убил кэдди, три свидетеля драмы могли бы спасти его от виселицы, сказав, что он находился в состоянии необходимой обороны, поскольку мерзкий мальчишка угрожал Кингейзу ножом! Они этого не сделали, Хардинг… Они завидовали игре и спортивной славе Кингейза. Его существование уязвляло их самолюбие! Эти три мерзавца были Кормик, Дошер и Пармиттер! Кингейза повесили в Порт Джексоне, а вешал шериф, каналья по имени Джо Болл!

— А, — кивнул Хардинг, — теперь начинаю кое-что понимать. Вы очень любили знаменитого Кингейза?

— Это был мой брат, Хардинг.

Воцарилось молчание. Хардинг схватил еще одну бутылку.

— Будь вы полюбопытнее, вы бы спросили меня, как мне удалось завлечь сюда Кормика, Дошера и Пармиттера.

— Как вам удалось завлечь сюда, в эту дьявольскую страну, меня? — крикнул Хардинг.

— Я дал десять тысяч фунтов вашему адвокату.

— Он мне дал сто фунтов и квитанцию за оплаченные три месяца аренды этого крысиного гнездышка! — хихикнул молодой человек.

— Остальные погрязли в долгах и продали мне свою душу.

— Свою душу?

— Они подписали пакт, вроде того, что некогда подписывали ведьмы с Дьяволом. Они должны были повиноваться мне то количество лет, которое я назначу сам. Их жизнь принадлежала мне, и я мог потребовать ее в любую минуту.

— Вы не Дьявол, сэр Сайлас, и они могли разорвать свой пакт с вами.

— Я не дьявол, это так, но я располагал, как Дьявол большими деньгами и кое-чем еще более соблазнительным…

— Опиум? — вдруг спросил молодой человек, догадавшись сразу о многом.

— Браво, Хардинг!.. Да, я их снабжал наркотиком. Не опиумом, а чем-то послаще и побезжалостней, чем марихуана — невероятным самолюбием в гольфе. И без этого наркотика они уже обойтись не могли… Тасманийские бушмены, знающие о колдовской силе гольфа дали ему странное имя — спорт-которому-надо-повиноваться… Кормик, Дошер и Пармиттер повиновались даже той смерти, которую я им предписал. Только Джо Болл умер по-своему. Впрочем у меня было меньше возможностей держать его в руках.

Хардинг сказал:

— Мне хотелось бы уйти…

— Нет, — мягко произнес сэр Сайлас Гроув.

И молодой человек прочел в его взгляде нечто такое, что ужаснуло его.

— Гроув, — воскликнул он, — кроме ваших грязных денег я вам не должен ничего!

— Ошибаетесь, Хардинг, — возразил сэр Сайлас. — Быть может, ваш долг куда больше, чем у других. Подумайте о Дженни Браун, Хардинг, подумайте о ней…

— Это вас не касается! — вскричал Хардинг.

— Это был красивый и добрый ребенок, — мечтательно продолжил сэр Сайлас Гроув. — Сколько вы заплатили адвокатам и лжесвидетелям, чтобы утверждать, что она была вашей невестой и обманула вас в отношении своей добродетели. Она даже не была вашей невестой, Хардинг, но трижды за два месяца обыграла вас в гольф. Вас, великого Хардинга, обыграла двадцатилетняя девчонка — в Уимблдоне, в Эксетере и в Кембридже! Так было бы и на крупнейшем турнире в Бальморале… если бы в вашу пользу не вмешалась смерть.

— Вы к этому не имеете никакого отношения, — проворчал Хардинг.

— Еще какое! Видите ли очень трудно носить имя человека, приговоренного законом к виселице. Поэтому меня зовут Гроув, а Дженни звалась Браун.

— Что?.. — вскричал Хардинг.

— Дженни Кингейз… Это была дочь Остина.

От выпитого спиртного ноги перестали держать его.

Хардинг почувствовал, как сэр Сайлас Гроув поднял его как перышко и вынес наружу.

Солнце пробилось сквозь тучи; ветер окончательно стих. С ветки ясеня свисала веревка, недвижная, как железный прут, и отвесная, как перпендикуляр, спущенный с небес прямо в могилу.