Когда девочка разомлела, Иван завернул ее в простыню и вышвырнул из бани со словами:

— В речке охладись!

А когда парень захлопнул дверь за девочкой, он обернулся ко мне.

— Твоя очередь!

— А меня… э… за что? — мигом скукожился я, взяв в качестве щита пустую бадью.

— Ой, — стушевался программист, — ты же не знаешь, что такое русская банька. А ты мальчик у нас любознательный…

Он бросил под ноги использованный веник и снял со стены новый, а потом туже завязал полотенце на бедрах, чтобы не свалилось невзначай.

— Давай, на скамью, — пальцем тыкнул мне Дураков.

Какой-то программист смеет приказывать владыке!? Ну, я ему покажу!

— Чего боишься? Не больно! Сначала я тебя, а потом ты меня, договорились?

— А почему не наоборот? — похлопывая веником по ладони, поинтересовался я.

— Нуууу… — ясно, Дуракову нечем крыть.

Так началась наша банная битва. Никто из нас не соглашался лечь на скамью, поэтому мы, словно воины на тренировке, били друг друга вениками и считали, кто сколько ударов пропустил. За последний месяц мы отрабатывали в спортзале спарринг, так что, были друг другу достойными противниками.

Милли, наверняка, сидя на берегу, с удовольствием слушала вопли своих вожатых, которые безжалостно лупили друг друга и орали всякие непотребности. Судя по тому, что баня иногда содрогалась от стука, девочка решила посмотреть на нашу баталию, да мы заперли дверь. Вымотавшись, мы практически без чувств выпали из бани в речку, а потом на четвереньках выползли на залитый солнцем берег. И так лежали и чуть ли не спали под лучами прохладного российского солнца, обдуваемые легким ветерком.

Милли от нечего делать обрывала лепестки ромашки на манер игры 'любит-не любит', только имя объекта ее обожания никто не спрашивал. А мы с Иваном, счастливо глядя друг на друга и держась за руки, елейными голосками причитали:

— Маш-шу бы сюда… — пропел я. — А тебе Ир-ру…

Иван вмиг помрачнел и отвернулся.

— В чем дело, брат? — насупившись, я повернул лицо, чтобы посмотреть ему грустные синие глаза.

— Поругались мы… по телефону.

— Глас Бога до добра не доведет, — фыркнул я, — давай выкладывай, что там у тебя с Ирой.

— А ничего, — сдавленно заявил друг, — не хочу я на ней жениться.

Серьезный звоночек, однако. Не к добру мой друг так резко решил бросить девушку, ради которой месяц назад готов был горы свернуть и пойти за ней на край света, бездумно рискуя жизнью и вызывая на бой могущественных богов. И вдруг все оборвалось.

— Она стала другой, — объяснил Иван, — совсем не ту Иру я любил прежде. А теперешнюю я полюбить не в силах.

Ну да, в этом он прав. Людям свойственно меняться, но настоящая любовь способна понять и принять эти изменения. Да, Ира теперешняя и Ира до путешествия в Кемет — совершенно разные люди. И, что самое главное, она угодила в ситуацию, изменившую ее и ее мысли, не намеренно, а в результате разобралась в своих чувствах, стала сильнее и решительнее. А что же Иван? Он относился к ней словно к вымышленному персонажу и не хотел ее изменений. Он нарисовал Иру для себя в сердце, холил и лелеял этот образ. Но стоило образу этому стать другим, как любящий мужчина, свергнувший горы, дабы спасти любимую, вздумал отвернуться и уйти. Картинка, выходит, не совпадает с реальностью.

— Она стала такой ради тебя, — попытался объяснить я свои мысли. — Вспомни, что она не раз спасла тебя, дурня, от смерти, не позволила душе моей своенравной сестры овладеть ее телом. Помнишь, как вы вместе вышли из этого испытания… победителями? После пережитого вами ты просто обязан на ней жениться.

— Я боюсь, — сознался, наконец, Дураков, так и знал, что он просто великовозрастный трус, коих среди мужчин пруд пруди, — боюсь ее, боюсь однажды не проснуться… если когда-нибудь Меритатон возьмет верх над ней и прикажет убить меня.

Посмотрев на пушистые полупрозрачные облака, я промурлыкал:

— Моя сестра не так ужасна, как вы себе ее представляете. Да, амбициозна и готова пойти на все ради победы. Но с другой стороны это ласковая любящая женщина, преданная и надежная. Считаю, что если ты перестанешь думать о ней как о братоубийце, мысли об уничтожении в скором времени уйдут. И из твоей души, и из глубины ее души.

— Но я любил Иру, а не твою сестру.

У этого Ивана на каждый довод найдется тридцать две причины против. Ну уж нет, пусть Семенова мне не родная сестра, но в глубине ее души поселилась частичка моей родственницы, и я должен помочь ей найти свое счастье с таким прекрасным парнем как Дураков. Пускай он пока полностью оправдывает свою фамилию и не желает принимать очевидного.

— Перед тобой Ира Семенова, — уверенно заявил я, — та, которая полюбила тебя, пошла на жертвы ради тебя, каждую ночь во снах видит тебя и ждет, когда ты, дурень, вернешься из этого долбанного Лесоморья и женишься на ней! И помни, если ты откажешь ей, она уничтожит тебя. Не кинжалом и не ядом. У всех женщин есть куда более мощное оружие — болтливый язык, называется. И самый страшный враг — отнюдь не колдун с изначальной силой, а отвергнутая женщина!

— Неб, прекрати копаться в моей жизни и указывать, я не твой подданный и руки Семеновой я у тебя не просил! Сам разберусь, — он отвернулся и сделал вид, будто задремал.

Что ж, знаем мы таких, среди моей стражи немало было подобных личностей, меняющих женщин каждый месяц. Выбирают, якобы, идеальную невесту, нахваливают, а потом предают и оставляют не у дел, словно использованные вещи. У себя во дворце я эту проблему решил просто: женил троих сердцеедов-игрунчиков на вредных стервозных дурнушках. Остальным не захотелось себе подобных жен, и отношение к невестам в моих войсках стало более достойным. Интересно, как поживали бравые кеметские вояки при моих последователях… но, не время об этом думать, надобно уберечь Ивана от роковой ошибки. Я резко повернул напарника к себе и, одарив его ласковым взглядом, продолжил свой монолог.

— Дорогой мой, женись на ней, дружеский совет. И не в сплетнях дело, не в злых языках и обиде смертной. Настоящий мужчина всегда был товаром редким и ценным. Ты проявил себя таковым, когда вытащил Иру из Кемета, и ее чувства к тебе окрепли. Ей пришлось пойти на жертвы и измениться.

— Неб, кончай бузить! — ныл Дураков.

И не подумаю!

— Так вот, вы теперь единое целое. Она за тебя, а ты — за нее. Ты можешь уйти, и я тебя не держу. Ступай, брось девушку, которую в глубине души любишь. Спустя лет двадцать и она забудет тебя, выйдет замуж за нелюбимого человека и назовет своего сына твоим именем. Знакомая ситуация, да. Ты только подумай о своем счастье! Ты не сможешь полюбить другую женщину — это раз. Ты волей-неволей начнешь сравнивать и находить Иру лучше твоих новых партнерш. Ты сделаешь несчастными еще как минимум двух женщин — это мой второй довод. А третий — среди женского племени столько навязчивых особ, готовых женить на себе любого, кто, как им померещилось, посмотрел в их сторону. И знаешь, зачем?

— Чтобы курсовую написал или для диплома программу отладил, — пробухтел собеседник.

— Верно! Ради собственной выгоды! А Ира тебя полюбила не из-за помощи, так? Ей не хотелось сесть тебе на шею, свесить ножки и наслаждаться красивой жизнью! А сейчас, обретя способности моей сестры, она пришла не куда-то, а в отдел, чтобы помочь тебе, дурню, с работой… Понимаешь…

Иван не ответил мне. Но я сказал все, что думал о нем и его отношениях с девушкой. Я, действительно, ему просто друг, он мне не подданный, я не могу насильно женить его на Семеновой. Решение должен принять сам Дураков. Но по его душе я прошелся очень хорошо. И если после этого он, не дрогнув, заявит Ире о расставании, можно считать, мой дар убеждения ни на что не годен.

Я чуть не продрог, пока втолковывал Ивану мудрость о совместной жизни. Но понял, как я замерз, только когда из-за развешенной на веревке одежды гостей, выглянул старик.

— Отдохнули?

Честно говоря, спать хотелось очень сильно. Поднявшись на локтях, я оглянулся в сторону деда. То же сделал и Иван, а Милли, кормившая уток на берегу реки, тут же кинулась к дому.