– Вы сказали, что Кат хотела, чтобы он достался Лари. Но ведь когда Милош был арестован, она еще не знала о том, что у нее будет ребенок.
– Она снова приходила после своего освобождения, – пояснил Фредди. – Катарина искала дочь и надеялась получить от меня хоть какие-нибудь сведения о пропавшем ребенке. Но я ничем не смог ей помочь.
Фредди бросил на Лари сокрушенный взгляд.
– Я не знал, что мерзавец, который взял вас, жил прямо здесь, в «Фонтанах».
Лари ласково положила ладонь на его руку.
– Он ведь не объявлял об этом!
Фредди улыбнулся.
– Кат продолжала искать вас. Восемь месяцев спустя она снова пришла ко мне и попросила сохранить этот гобелен как наследство для ее дочери. Тогда я видел ее в последний раз.
Он грустно умолк, но потом его лицо снова прояснилось.
– Знаете, Ларейна, это очень ценная вещь! Тридцать лет назад король Румынии предложил за гобелен триста тысяч долларов. Теперь он, возможно, стоит в два или три раза дороже.
– Если не учитывать того, что короля Румынии больше не существует, – заметил Джин.
– Но есть множество некоронованных королей, мистер Ливингстон. А на такую красоту всегда есть спрос.
Лари пристально смотрела на драгоценный подарок, и ее глаза наполнились слезами. Ценность заключалась для нее не в самой вещи, а в том, что гобелен хотела передать ей ее мать.
– Однако единственное, что мы можем сейчас сделать – это продолжать прятать его. Правительство не позволит нам вывезти из страны произведение искусства.
– Даже если мы используем дипломатические каналы?
– Все равно нам придется доказывать властям, что он принадлежит нам.
– Не беспокойтесь, Ларейна! – сказал Фредди. – Я хранил его в целости и сохранности долгое время и могу хранить его и дальше. Может быть, скоро у власти будут люди, которые начнут уважать наши права, и тогда вы без труда сможете забрать его. Даю вам клятву – он будет ждать вас здесь до тех пор, пока не придет время.
Гобелен снова свернули и поставили между станками, а старое каменное здание заперли на замок. Они довезли Фредди до ближайшего перекрестка, где он мог сесть на автобус и доехать до своего поселка, и обменялись адресами. Джин сказал Фредди, что если возникнут проблемы с почтой, он может связаться с ними также через посольство Соединенных Штатов. А Фредди дач им адреса своих взрослых детей.
– На случай, если со мной что-нибудь произойдет, – добавил он.
Вернувшись в Прагу, Джин и Лари направились в информационное агентство с просьбой опубликовать в прессе и передать по радио сообщение о предпринятых Лари поисках Кат Де Вари. Ответственные чиновники посочувствовали им, но объяснили, что просьба об использовании общественных средств массовой информации для такой сугубо личной цели должна быть тщательно взвешена на самом высоком уровне, так как это может создать опасный прецедент. Джин понял, что какие бы реформы ни обещал Дубчек, возможно, пройдет еще очень много времени, прежде чем будет искоренен жесткий контроль со стороны коммунистов.
На второй вечер после их возвращения в Прагу Джин наконец уступил настойчивым приглашениям Дэвида Уайнэнта пообедать с ним. Джин и Лари то и дело приходили в посольство, чтобы заручиться поддержкой в публикации сведений о поисках Кат, и молодой человек, которому поручили держать связь, с каждой встречей все больше влюблялся в Лари.
Он повел их в ресторан, который разместился в бывшем монастыре, построенном в двенадцатом веке. Кроме него там располагались еще выставочные залы и другие коммерческие учреждения. Ресторан «Живое дерево» был обязан своим названием интерьеру, который в некоторой степени воссоздавал атмосферу трапезной средневековых монахов. За обедом Уайнэнт не переставая прилагал все усилия для того, чтобы развлечь Лари и произвести на нее благоприятное впечатление. Джин хотел поговорить на более существенные темы, но Дэвид уклонялся, упорно сопротивляясь мелочной отцовской ревности, которая терзала Джина. Наблюдая за ухаживаниями молодого человека за дочерью, Джин, как никогда прежде, смог разглядеть ее необычайную красоту. В красном шелковом платье с открытыми плечами, с зачесанными назад золотистыми волосами, открывающими уши с парой маленьких бриллиантовых клипсов, несомненно, одолженных ей Анитой, Лари имела вид более взрослой и искушенной женщины, как и в тот вечер в Вашингтоне. Джин оценил также выдержку и ум, которые Лари продемонстрировала во время поисков Кат. Он был полон стыда и сожаления за те потерянные годы, когда ушел из жизни своей дочери. Правда, Джин не знал, возможно ли было что-нибудь изменить, не отказываясь при этом от карьеры. Однако нахлынувшая на него волна чувств внушила ему самоотверженное желание помочь ей отыскать мать. За кофе Джину наконец удалось вновь направить беседу в деловое русло.
– Дэвид, выяснилось ли что-нибудь относительно Милоша Кирмена?
– Да, сэр, я собирался проинформировать вас во всех подробностях… Но мне не хотелось начинать этот вечер на грустной ноте.
– Так, значит, новости плохие?
И да и нет. Нам сообщили, что он жив.
– Это просто чудесно! – воскликнула Лари. – Значит, Кат вступала с ним в контакт, и он сможет…
Дэвид Уайнэнт мягко положил свою ладонь на руку Лари.
– Маловероятно, чтобы Катарине Де Вари когда-нибудь позволили повидаться с ним или хотя бы узнать, где он находится. В те годы режим был очень жестким. Насколько жестким – очевидно из тех сведений, которые правительство Дубчека сочно нужным сообщить нам касательно местопребывания Милоша за последние шестнадцать лет, начиная с трех лет в больнице для психически больных преступников.
С губ Лари сорвался стон сочувствия. Одного того, что ее мать когда-то любила Милоша Кирмена, было достаточно, чтобы между ними установилась прочная связь.
– Это вовсе не означает, что он был сумасшедшим, – сказал Лари Джин. – Бросать своих врагов в сумасшедший дом – традиционная практика коммунистических диктатур.
– Оттуда он был переведен в тюрьму на три года, большую часть из которых провел в одиночном заключении, – продолжал Уайнэнт. – Потом его отправили на восток на восемь лет, в трудовой лагерь как раз возле русской границы. Последние два года он находится в другом месте.
– Почему они все время переводят его с места на место? – спросила Лари.
Я подозреваю, что он несговорчивый заключенный, поэтому они продолжают закручивать гайки, чтобы сломить его дух. Тон Уайнэнта сделался более мрачным.
Возможно, им это удалось. Вот уже два года, как Милош снова в психиатрической больнице.
– Это может означать, что они смягчили для него условия, – быстро произнес Джин. – Есть ли у нас с Лари шансы повидаться с ним? Нам хотелось бы узнать, получал ли он какие-нибудь известия о Кат.
– Если бы это было год назад, не стоило бы даже пытаться подавать такое прошение, – ответил Уайнэнт. – Но сейчас… сейчас мы можем попробовать.
Разрешение было получено через два дня, но с условием: Джину разрешат повидаться с Милошем Кирменом на следующий день, но не дольше пятнадцати минут, и, кроме того, он не должен брать с собой Лари.
– Поздравляю! Никогда не думал, что они согласятся! – сказал Дэвид Уайнэнт, передавая эту новость Джину по телефону.
– Они не филантропы, – остудил его пыл Джин. – Им известно, что в прошлом Милош помогал мне. За нашей встречей будут тайно наблюдать. Они хотят оставить нас наедине в надежде, что кто-нибудь из нас обмолвится и прольет свет на наше прежнее сотрудничество.
Утром того дня, на который было запланировано посещение Милоша, власти наконец прислали уведомление о том, что вопрос о поисках Кат Де Вари будет включен в некоторые телевизионные программы новостей. Лари не возражала против того, чтобы остаться в гостинице на случай, если это немедленно даст какие-то результаты.
В тот день ходили грозовые тучи, обещая сильный ливень. В полдень черная государственная «шкода» забрала Джина из отеля. В автомобиле сидели два мрачных сотрудника органов безопасности в одинаковых костюмах такого же скучного серого цвета, как небо. Джин ожидал, что ему придется ехать через всю страну и на это уйдет целый день, если не больше. Но Милоша снова перевели в другое место, теперь он находился в Каславе, всего лишь в часе езды к востоку от Праги.