Что-то в ее нарочито холодном поведении дало Каролине понять, как беспомощна она была. Королева могла позвать слуг или даже стражу, чтобы выдворить ее силой. А она ничего не могла сделать, кроме того, как, пыхтя, вернуться в Блэкхит.

Вернувшись в Блэкхит, она села и написала письмо:

С большой неохотой я нарушаю покой Вашего Высочества и привлекаю внимание к делам, которые, на первый взгляд, не имеют государственного значения, будучи сугубо личными… Есть граница в терпении невиновной женщины, которую нельзя перейти, не рискуя безопасностью. Если покушаются на ее честь, не остается иного выбора, кроме как защищать свою репутацию. Неважно, нападают ли прямо, открыто, по-мужски или путем тайных наветов, или совершая поступки по отношению к ней, которые могут основываться только на злобных подозрениях…

Я полагаю, сир, разъяснить Вашему королевскому Высочеству, что сей запрет усугубляет наш раздор, становящийся с каждым месяцем все сильнее, матери и дочери наносят равный урон, от чего страдают и моя личность, и ее образование. Я уже не говорю о глубоких ранах, наносимых этим жестоким распоряжением моим чувствам…

Она продолжала писать о последствиях рокового приказа, затем подписалась:

Вашего королевского Высочества самая преданная и любящая супруга, кузина и подданная, Каролина Амелия.

Письмо было вручено премьер-министру, лорду Ливерпульскому, с повелением передать его лично принцу-регенту. Премьер-министр вернул его нераспечатанным на следующий день с запиской, приложенной к нему.

Его королевское Высочество повелел не принимать корреспонденции от Вашего Высочества и не видит причины изменить это решение.

Разозленная Каролина приказала еще раз отослать письмо лорду Ливерпульскому. Она что, была единственной подданной, кто не может подать петицию? Лорд Ливерпульский не имел желания быть замешанным в это дело. Он ответил, что если принцесса соизволит дать ему копию письма, то он доведет его содержание до принца-регента. Каролина сделала это, и лорд Ливерпульский ответил, что Его королевское Высочество не захотел комментировать послание.

– Очень хорошо, – кричала Каролина, – я опубликую его, чтобы читали люди.

Вскоре письмо появилось в «Морнинг Кроникл».

Все это, естественно, вызвало возмущение в народе против регента и увеличило симпатии к Каролине. Регент игнорировал подобный факт, и Каролина получила письмо от Ливерпуля, в котором ей сообщали, что из-за публикации письма принц-регент распорядился отменить следующую встречу принцессы с Шарлоттой.

Однако настроение народа и вызывающее поведение Каролины заставили регента принять решение. Он созвал комитет, предложив ему единственный вопрос, какими должны быть отношения принцессы Уэльской и ее дочери. Он также попросил вновь изучить все бумаги, собранные в деле Дугласа, в надежде доказать народу Англии, что Каролина – не подходящая компания для наследницы трона.

Каролина была не без друзей. Теперь, когда она потеряла Персиваля, у нее появились два новых надежных сторонника – барон Брогэм и барон Во, выдающийся законник и политик, а также Сэмюэль Витбред, член парламента от Бедфорда, сделавший состояние на пивном деле. Витбред, честный идеалист, даже видел в Каролине преследуемую героиню. Брогэм был, в общем-то, оппортунистом, в деле Каролины он видел возможность прославиться.

Они навестили ее порознь и выразили восхищение силой духа, проявляемой ею в обрушившихся на нее несчастьях, затем предложили свою помощь.

В избытке чувств, как обычно, она приняла их предложение.

Надо сказать, вовремя она обрела поддержку этих людей, потому что сторонники принца требовали, чтобы Дугласы вновь выдвинули против нее обвинения.

Витбред, зная об этом, упредил врагов принцессы, послав запрос в Палату Общин об отдаче под суд леди Дуглас за клевету.

Взаимоотношения регента с женой обсуждали повсюду. Не было сомнения, на чьей стороне простые люди.

Однажды по дороге на Конститьюшн-хилл карета Каролины поравнялась с каретой Шарлотты. Молодая принцесса приказала кучеру развернуться и догнать экипаж матери.

Когда кареты были рядом, принцессы обнялись и стали оживленно переговариваться через окна экипажей.

Собралась толпа.

– Да здравствует принцесса Шарлотта! – кричала толпа. – Да здравствует принцесса Уэльская!

Обе дамы ласково улыбались людям и махали рукой в знак приветствия.

Из толпы неслись возгласы одобрения и ворчание:

– Что это толстый Георг встревает между матерью и дочерью? Мы что ж, будем терпеть и позволим свершиться несправедливости?

Мать с дочерью пожелали одна другой доброго пути, а когда их кареты разъехались, они долго смотрели вслед друг другу и махали руками.

На глазах людей были слезы, многие негодовали.

– Этого нельзя допускать, – говорили в толпе. – Кто-нибудь должен положить этому конец.

Никто не знал общественного мнения лучше, чем Брогэм, поэтому он со всей страстью был на стороне Каролины.

В это время Дугласы встревожились из-за возможности наказания за дачу ложных показаний. Сэр Джон написал письмо в Палату Общин, от имени своей жены он объяснял, что показания, данные ими под присягой, были сделаны в Комиссии лордов, а не в суде, что могло бы привести к преследованию по закону за дачу ложных показаний. Но они так уверены в своих показаниях, что могут их повторить снова перед трибуналом и даже поклясться. Однако речь о присяге может идти лишь в том случае, если дело будет рассматриваться не в суде.

Услышав все это, Брогэм громко расхохотался.

– А, – кричал он Каролине, – вы же понимаете, они блефуют! Они знают, чем это пахнет. Они согласны присягнуть только в открытом суде, где должен будет появиться принц-регент.

– Они рискуют, – предположила Каролина.

– Да, они рискуют… но немногим. Они делают ставку на невозможность открытого суда, на котором обязан появиться принц-регент и где он будет выглядеть не в лучшем свете. Кроме того, их шпионы готовы присягать перед Комиссией лордов. А сделают ли они это в суде? Учтите, что наказание за лжесвидетельство весьма строгое, мадам! Нет, это хорошо, суда не будет. Они не обманут людей, разбирающихся в деле.

Он оказался прав. Пришла новость, что герцог Сассекский отправил сэра Дугласа в отставку. Это было воспринято как месть Каролины. На улицах жгли костры, сжигали чучела сэра Джона и леди Дуглас.

В это время скончалась герцогиня Брунсвикская. Каролина была опечалена, хотя поведение матушки любви не внушало. Принц, получив регентство, предложил ей апартаменты в Карлтон-хаузе. Каролина полагала, что сделал он это, чтобы досадить ей. Старая леди была рада приглашению и приняла бы его, если бы не противодействие ее сына. Она отклонила предложение и продолжала давать приемы в темном мрачном доме на Нью-стрит в Спринг-гарденз. Ей доставляли удовольствие унижения, сыпавшиеся на ее дочь, и она не упускала возможности заявить, что ее дорогой племянник, принц-регент, с ней всегда бывает очарователен.

Каролину, естественно, беспокоила судьба преданной компаньонки ее матери, леди Финлэйтер, которая после смерти герцогини осталась в стесненных обстоятельствах и была бы рада получать пенсион, фунтов пятьсот в год.

Каролина видела, что регент становится слишком могущественным. У нее всегда будут неприятности, а так как он почти король, у нее не было шансов одолеть его.

Шарлотта должна была быть помолвлена с принцем Оранским. К этому союзу Шарлотта относилась с отвращением, и Каролина хотела быть рядом с ней, посочувствовать ей, отговорить от вступления в несчастный брак, подобный ее собственному.

Но Шарлотта обладала силой воли, и отец немного опасался ее из-за любви, которую к ней питали люди. Чем больше ее любили, тем больше он понимал, что ссора между ними могла стать катастрофой для его популярности в народе.