Замигала красная лампочка на приборной доске. Пора залить солярки, а до заправки еще нужно доехать. Я напрягла память и не вспомнила ни одного знака, который бы указывал на ее близость. Можно, конечно, развернуться и проехать километров тридцать назад до ближайшего села, а там поискать трактористов, залить полный бак. Но мне было лень останавливать машину, разворачиваться на узкой скользкой дороге, да и я не была уверена, что туда доеду. .И я ехала вперед, подчинившись инстинкту.

Наконец, вдалеке показался окраинный дом какой-то деревушки, укрытой высокими сугробами, и вскоре я остановила машину у калитки. Из будки лениво брехнул пес, как только я подошла, и тут же замолчал. Скрипучая дверца сараюшки приоткрылась наружу. Оттуда выглянул бородатый мужик.

- Здравствуйте! - крикнула я, выбравшись из машины - Не могли бы Вы мне помочь?

Мужик прищурился, внимательно оглядел меня, кинул и пошел к калитке, плотно прикрыв за собой дверь ветхого строения.

- Что у Вас случилось, милочка?

- Мне нужно немного солярки заправить маши... - не договорив скороговорку, тут же заткнулась на полуслове и попятилась к машине.

Чувство смертельной опасности сжало сердце, кровь отхлынула от конечностей, они стали ватными, в голове вспыхнуло белым. Последнее, что я увидела были удивленно испуганные глаза и знакомая чернота прыгнула навстречу...

* * *

Тихое бормотание 'здравицы' я узнала сразу. Этот старинный ритуал, обращенный к древним богам, позволяет лекарю-колдуну-ведьме вернуть человеку ясное сознание, снять порчу, восстановить утраченное здоровье, если, конечно, вовремя успеть. Этому меня учила еще бабушка в год Многотравья, сидя на лесной полянке с длинной веткой орешника в руке, заставляя раз за разом повторять заклинания в нужном порядке, для каждого действия на разные лады, нараспев, терпеливо поправляя мои ошибки. Я злилась на нее, обижалась, отползала к понравившемуся цветочку или букашке, вертясь в разные стороны, не понимая, что этим удлиняю свои мучения и бабушка просто так не отстанет. Если я неправильно что-то произносила, то обязательно получала по заднице ореховой веткой. Как она умудрялась попадать точно в одно и то же место из любого положения и с любого расстояния, до сих пор не представляю. Этот секрет она мне так и не открыла. А жаль. Очень бы пригодилось в жизни.

Я вспомнила, что перед тем, как потерять сознание, было чувство смертельной опасности, белая вспышка, изумленно-испуганные глаза мужика, и темнота. Я тут же внутренне сжалась в комок, готовая ко всему, но бормотание ритуала прерывать не посмела ни изменением своего ритма дыхания, ни открыванием глаз - знала чем это может грозить.

Женский голос мягко напевал заклинания, в лицо летели капли воды, настоянной на травах и молитве. Мягкая натруженная рука наконец-то погладила по голове, давая понять, что все закончено.

- Как ты, деточка?

Спокойные серые глаза смотрели в мои. Морщинистое доброе лицо мягко улыбалось. Старушка гладила меня по голове и ждала ответа. Я села на топчане, прислушалась к себе: в голове еще немного кружилось, в теле была легкая слабость, но особо жаловаться было не на что.

- Хорошо. Спасибо Вам большое. Давно я здесь?

Мудрые серые спокойные глаза смотрели заботливо, внимательно.

- Примерно час назад тебя принес Митяй. Сказал, что ты хотела о чем-то спросить, но потеряла сознание.

Я внимательно присмотрелась к ней. Старушка выглядела лет на семьдесят. Опрятная. Аура светилась серебристо-золотым с проблесками молодой зелени. Настоящая Целительница! Думала, что уже не суждено мне еще раз встретить такую в этой жизни. Оказывается ошиблась. Приятно ошиблась. Она напоминала добрую старую волшебницу из сказки.

В единственной огромной комнате, с русской печью посередине, было чисто прибрано, деревянные не крашенные дубовые полы блестели чистотой и натуральной краснинкой от многолетнего шаркания стопами по нему. Широкие лавки у окон застелены пушистыми шкурами. Вязаные занавески с ручной вышивкой украшали окна и образа в 'Красном Углу', только лица на них совсем не благочестивые, особенно глаза. На некоторых совсем даже не лица, а какие-то рожи непонятного происхождения то ли людей, то ли полузверей, то ли демонов. Лампадки тлели едва-едва под каждым из них, подсвечивая снизу ровно мерцающим светом.

- Это наши Боги - объяснила старушка - Им мы молимся.

- Странные они у вас какие-то - удивилась я.

- Уж какие есть - молвила старушка - Богов не выбирают. При них рождаются.

Я глянула на нее. Она смотрела все также, спокойно, внимательно, мудро. Потом всплеснула руками, поднялась с табуретки, на которой сидела у моего изголовья:

- Ты же голодная, наверное, деточка. Кушать будешь? Я только что свежего борщика наварила.

Мой живот помимо воли громко квакнул и забурчал, отвечая носу, почуявшему вкуснятину. Рот наполнился голодной слюной. Я кинула, стыдливо глянув на нее. Старушка с улыбкой оглянулась, уже хлопоча у печи.

- Стыдиться голода не надо, деточка. Стыдиться надо переедания. Хочешь есть, значит, здорова. Тело-то молодое, требует своего. Иди в сени, там умывальник и рушник висит рядом на гвоздике. А я пока свеженького борщика налью. Пообедаем вместе.

Я поднялась и, покачиваясь, поплелась умываться.

Умывальник висел там же, где и в моем отчем доме - на стене в сенях. Я поплескалась немного ледяной водой, прислушиваясь к окружению, расширила диапазон восприятия. Все было спокойно. В будке дремал пес, моя машина стояла на улице у калитки, где я ее и оставила. Дверь сараюшки была плотно закрыта, но там кто-то был. Я не могла понять кто. В курятнике лениво поклевывали зерно куры под строгим надзором здоровенного жилистого петуха. В овине жевала свою жвачку сытая и ухоженная корова. Отдельно, за загородкой, перетаптывались две козы и козел. Больше никого и ничего не было.

Я вернулась в хату взбодренная и успокоенная. Старушка успела накрыть стол чистой скатертью с красными петухами среди цветов по углам. На столе дымились полные борща две деревянные миски, изукращенные тонкой резьбой. Рядом лежали такие же деревянные ложки с витиеватыми черенками. Макитрочка со сметаной красовалась около блюда с несколькими толсто нарезанными кусками хлеба домашней выпечки.

- Садись к столу, деточка. Отведай угощения! - она улыбалась не только губами, но и глазами.

Я знала старинный ответ на ритуальное приглашение и поспешила его произнести:

- Пусть Боги будут ласковы к этому дому, его хозяевам, скоту и опекунам! - поклонилась красному углу, сложив пальцы в древние мудры.

Старушка стала как вкопанная от неожиданности. Глаза ее засветились удивлением и радостью. Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке. Она ее даже не заметила.

Я подошла к столу, остановилась, ожидая ответного действия от хозяйки. Та моргнула несколько раз, сглотнула слюну.

- И тебя, Путница, пусть хранят Боги в твоем Пути. Отведай со мной что Боги послали.

Я поклонилась Красному Углу, Печи-кормилице, столу и хозяйке. Та повторила мои движения и мы чинно уселись каждая на свой табурет.

Старушка отломила кусочек горбушки, присыпала солью, протянула мне. Я приподнялась на табурете, взяла хлеб с солью, разломила его на семь частей. Одну отнесла к образам, вторую положила перед хозяйкой, третью кинула в печь, четвертую под нее, три отложила на ближайшую лавку у двери. Вернулась к столу, села. Мысленно поблагодарила бабулю за науку и вездесущую ветку орешника.

Старушка взяла кончиками пальцев свой кусочек подсоленного хлеба, я повторила ее движение. Мы молча съели их, тщательно разжевывая. Хозяйка положила в миски сметану и мы принялись за еду. По ее щекам текли слезы, но мы обе молчали, выполняя ритуал до конца. Малейшее нарушение могло стать оскорблением не только для каждой из нас, по древним законам, но и для Богов, почитаемых в этом доме.