В комнате вдруг стало очень тихо. Мастерс переминался с ноги на ногу, стоя на огнеупорных кирпичах у камина, как будто готовился к забегу. Бернард Шуман вдруг рассердился.

— Будь все проклято! — воскликнул он, сжимая кулаки. — Как мне надоели ваши нелепые угрозы! Днем приходил ко мне старший инспектор и повторил все сплетни, добавив свеженькое: обвинение в убийстве. Предполагается, что я поджег собственный склад и убил мистера Низама Эль-Хакима…

Его слова весьма удивили Сандерса, который ничего не слышал о новом повороте дела. Шуман показал на улыбающегося египтянина:

— …которого я имею честь вам представить. Как видите, он находится в добром здравии.

— Enchante,[3] — поклонился Эль-Хаким, как будто его только что познакомили со всеми присутствующими.

— Извинений я не требую, — продолжал Шуман. — На извинения нечего и надеяться! Но я настоятельно прошу вас проявить порядочность и прекратить клевету. Полагаю, вы не обвиняете меня в поджоге собственного склада?

Г. М. печально покачал головой и принялся рассматривать сигару, которую вертел в пальцах.

— Нет, сынок. Вовсе нет!

— Тогда?..

— Собственно говоря, по-моему, склад поджег он. — Г. М. показал пальцем на Низама Эль-Хакима.

Никогда раньше доктор Сандерс не видел такого завораживающего и вместе с тем неприятного зрелища: на его глазах темнокожий человек сделался совершенно белым. Египтянин вскочил со своего стула и разразился длинной тирадой на ломаном французском. Он тараторил так быстро, что после первой же фразы Сандерс потерял смысл его речи. Вдруг, сокрушенно всплеснув руками, египтянин замер, как игрушка, у которой кончился завод, а вслед за тем выбежал из комнаты. Слышно было, как он с топотом понесся вниз по лестнице.

Г. М. поднял руку.

— Имейте в виду, — осторожно заговорил он, — доказать я ничего не могу. Мои слова чистой воды домысел. Но, посидев и подумав, я решил, что каирские обыватели все же болтали не зря. По-моему, Эль-Хаким поджег ваш склад и сбежал в Порт-Саид. И еще я думаю, что у вас были все основания подозревать его. К сожалению, когда он вернулся в Каир, вам пришлось взять его к себе на службу, чтобы защититься от нелепых слухов.

Возможно, Эль-Хакиму, как и Хею, известна твоя тайна, сынок. Ты пироман, устраиваешь пожары из любви к поджогам… Жизнь у тебя нелегкая, сынок, и мне тебя немного жаль. Целый звонковый механизм, который нашли в твоем кармане, не имеет никакого отношения к пожару в Каире. Будильник уцелел после другого поджога, не доведенного до конца или неудавшегося, — а Хей разыскал остатки «адской машинки» и спрятал. Но главное не это. Меня совершенно не волнует, что и когда ты поджигал. Я вообще знать не хочу о твоих играх с огнем. Они не связаны с нашей главной проблемой — убийством.

Шуман не на шутку разволновался.

— Вас это не волнует?!

— Я так сказал, сынок.

— Тогда зачем тревожить меня… нас… игрой в кошки-мышки? Вы ведь знаете, — Шуман попытался успокоиться, — ответ на вопрос, который вы назвали «главной проблемой». Сегодня днем я, как и обещал, передал старшему инспектору Мастерсу важные сведения. Важные! Надеюсь, вы это цените. Я сообщил ему, кто убийца.

— Не хотите ли вы сказать, что знаете, кто он? — вскричала Бонита Синклер.

— Мадам, конечно, я знаю. Убийца…

— Погодите! — остановил его Г. М.

Однажды на сельской ярмарке доктор Сандерс попал на хитроумный аттракцион, карусель под названием «Гигантская юла». Посетителей усаживали в хлипкие с виду креслица, прикрепленные к длинным цепям. Когда карусель раскручивалась, креслица вращались все быстрее и быстрее, пока, наконец, жертвы не начинали вертеться в воздухе параллельно земле. В голову невольно закрадывалась мысль: «Что будет, если цепь порвется?» Сейчас у Сандерса было схожее чувство. Карусель кружилась все быстрее; сможет ли кто-нибудь остановить вращение?

— Подите вы к черту! — в тон Г. М. ответил Шуман. — Я все вам рассказал. Так зачем вы мучаете нас всех, кроме истинного убийцы? Зачем терзаете вопросами о нашем прошлом? Я знаю то, что знаю. Я готов дать показания под присягой…

— Конечно, — терпеливо перебил его Г. М. — В том-то и дело! В том-то и дело! Вот почему я так подробно вас расспрашиваю. Идиоты несчастные, неужели вы не понимаете, что дело непременно дойдет до суда? — Тут кротость покинула его, и он заревел: — Все очень просто, так? Если убийцу схватят, будет суд. А вы все свидетели. Неужели непонятно? Как вы думаете, над чем я постоянно ломаю голову? Вам хочется все замять! Предположим, у меня есть друг. И мне очень не хочется, чтобы на суде всплыла правда о нем. А правда заключается в том, что он карманный воришка! И вы думаете, никто ничего не узнает? Хо-хо! Представители защиты расклюют вас, как коршуны. Поэтому усвойте главное: никаких улик против вас не существует…

— Полегче! — вмешался Мастерс. — Мы не имеем права…

— Заткнись, Мастерс, — фыркнул Г. М., но все же смягчился. — Собственно, за своего друга я уже не беспокоюсь. Он исцелился. Сорвал крупный куш и научился смеяться. Он не будет возражать. Его дочь тоже исцелилась: она влюбилась. Но…

Тут вмешался сэр Деннис Блайстоун.

— А если убийцу так и не поймают? — спросил он ровным тоном.

Все сидящие за столом ощутили легкий холодок — как будто они присутствовали на спиритическом сеансе.

— Эх, сынок! — усмехнулся Г. М. — Убийцу — меня все слышат? — уже повязали. Вот что самое грустное. Мы знали, кто убийца, еще до того, как были убиты Хей и Фергюсон. Хотите знать, как было дело? Сотрудники сыскного агентства «Эвервайд», частные сыщики, выяснили, кто купил атропин и кто послал Хею отравленную бутылку. Ули-ка! Подумать только! Если бы я даже захотел, то не смог бы предотвратить судебный процесс. А теперь, после показаний Бернарда Шумана…

— Что за глупости вы городите? — осведомилась леди Блайстоун.

— И все же, — спокойным тоном заявила Бонита Синклер, — остается непонятным одно. Я… видите ли, немного разбираюсь в юриспруденции. Чтобы успешно довести расследование до конца, необходимо установить, как атропин попал в наши коктейли.

— Верно, — кивнул Г. М.

— В то же время все мы готовы присягнуть: ни один из нас не мог отравить напитки. Вы выяснили, как действовал убийца?

— Нет, — ответил Г. М. — Но я намерен сейчас провести небольшой опыт. — Он порывисто встал и швырнул в камин окурок сигары. — Здесь собрались почти все гости, которые были в ночь убийства, и еще несколько человек. Так что займемся реконструкцией. Вам, мадам, придется смешать еще одну порцию коктейлей, а остальные будут за вами наблюдать. Денни нальет себе виски с содовой. Мистер Шуман отнесет напитки в гостиную. Я же обещаю вам их отравить. Следите за мной внимательно, дамы и господа. Интересно, сумеете ли вы угадать, как я волью яд. Ну как, все согласны?

— Да, — кивнул совершенно сбитый с толку Шуман. — Но…

— В ходе следствия, — продолжал Г. М., — нам пришлось многое узнать об изобретательности преступников. Вот вам еще одна уловка, заключительная, так сказать, на десерт — жемчужина коллекции. Но прежде чем мы начнем, я хотел бы задать кое-кому вопрос. — Он мрачно воззрился на сэра Денниса Блайстоуна. — Денни! Помнится, ты всегда был трезвенником. Твоя дочь уверяет, что ты и сейчас пьешь очень редко. Вчера у доктора Сандерса ты сказал, что не любишь виски. Кстати, мне тебя искренне жаль. Так вот. Зачем, придя в гости к Хею, ты соорудил себе хайбол из ржаного виски?

Блайстоун посмотрел другу прямо в глаза.

— Для того имелись две причины. Во-первых, из всех сортов виски я предпочитаю ржаное. Во-вторых, дешевое ржаное виски редко подают на званых вечерах. Я нарочно прошу ржаное виски и имбирное пиво. Если у хозяев их не оказывается, я свободен от угощения, что мне и надо. Я спокойно обхожусь без спиртного.

— Да? Значит, ты часто проделываешь в гостях такой фокус? И Хей держал ржаное виски специально для тебя? Наверное, о твоих пристрастиях знали все?