— Свято место пусто не бывает,— тихо заметил Пит.

— В смысле?.. — не понял Сашка.

— Ну, Дизель скурвился — а у нас вместо него Сталкер завёлся.

— Сталкер с сожалением посмотрел на Пита.

— Лапоть! Двух разниц, и менту понятных, не различаешь... Я не завёлся, а заразился. От них тогда все заражались, кто хоть выход прообщался. Вот, посмотри на Егорова: из него ж Пищер через слово прёт, Дизель — через абзац всему... Лишь образ Мамонта не вписывается немного — но ведь это тоже талант нужен, образ Мамонта со всеми его флюидами, как родной принять...

— А, брось... — Сашка скривился,— какой такой талант нужно иметь, чтобы нажраться, как свинья и запалить волок — канистру бензина или покрышку — чтоб никому не продохнуть в пещере стало?..

— Ну-ну,— Сталкер хмыкнул,— это ты сейчас так говоришь, да. Но не забывай, что газеты-маразматки наши, что столько лет исправно лепили — под мудрым пищеровским руководством, кстати, по поводу и без повода — хотел я того или нет — именно от них пошли. Конкретно, от Дизеля. Ибо он первым додумался на бумаге рисовать/записывать приколы, что, как пули у виска, постоянно в головы наши бедные на выезде долбятся. И слово “маразматка” именно он изобрёл, да. А до него даже жанра такого в нашей спелеожизни не было. Как и песни-приколы коровинские подземные, которыми Ильи на весь спелеомир прославились не менее, чем газетёнками своими и юмором прикольным чернушечным,— сколько ты лично песен о Подземле знаешь, что не в Ильях были написаны — и с теми, что с подачи “ЗМ” сделаны, хоть как-то сравниться могли б?.. Я лично и десятка не назову, да.

— А остальные? — спросил Пит Сашку.

— Что: остальные? Про остальных ты знаешь и сам. Вет через месяц после того, как меня в Ильи привели, в Крыму разбился. Поехал один, в марте, доказать всем — что мужчина... И что доказал? А после его смерти всё у них и развалилось... Постепенно. У Пищера с Ольгой — как из зоны вернулся — не склалось: банальщина кондовая... Она замуж вышла потом, развелась... Пищер с Мамонтом после провала эксперимента ‘разошлись по прЫнципиальным мудацким соображениям’ — Ильи не поделили и всех, кто в них ходил, не ведая их высокой воли... И оба завязали с хождением,— по разным причинам, конечно,— но суть-то одна... Коровину просто не до пещер и песенок старых подземных — как же, признанный бард стал, лауреатство самодеятельное жопу жжёт... Почему люди перестают ходить? ПОЧЕМУ???

— вдруг со злостью спросил он, затем встал.

— Кто-то уехал — это понятно. Ну, в сапоги забрили. Ну, сессия, скажем. Так ведь она — две недели, остальное время всё равно в общаге тусуешься, по ночам пулю пишешь... Ну, ребёнок родился — допустим. И, допустим, каждое утро тебе на молочную кухню бегать надо — как я год подряд бегал. А потом на почту, газеты разносить, чтоб с голоду ноги не протянуть,— а потом в технарь. НО Я ВЕДЬ ХОДИЛ!.. Почему я мог — хоть раз в две недели — Сталкер мог, хотя на гитаре ещё бренчал с какими-то даунами от “нашего рока” и сессии в МАРХИ исправно сдавал...

— Если б исправно сдавал, под бескозырку не загудел бы, да,— перебил Сашку Сталкер,— так что не очень-то... утрируй.

— Всё равно,— Сашка махнул рукой,— ходил ведь?.. И как из флота откинулся, прямиком в Ильи устремился, как и Пит! А Динамитрий с Удавом лишь по разику нарисовались, крутостью дембельской блеснули — и сгинули, “не понятые интеллигентной общественностью”... Тьфу! Почему пьянь всякая, которой по барабану, где пить, каждые выходные исправно в Журнале отмечается — а Коровин, к примеру,— хоть уж как его иной раз ждут! — времени выбрать не может?.. Жениться, чтоб дома сидеть? Чушь. На фиг такое щастье,— и ведь все знают, чем оно всё равно потом заканчивается... Ходить — так вдвоём, как мы с Ленкой. Или ещё вопрос: отчего Мамонт спился? Пещеры в этом виноваты? Лес? Снова чушь — в пещерах вина не продают. Никто не спивается, а Мамонт бедненький... И работа не повод, чтоб не ходить. Хмырь вкалывает на своей стройке два дня по 12 часов, на третий только отдыхает — и то условно: на телефоне висит, то с подрядчиками ругаясь, то по складам в поисках материалов колеся,— но ведь приезжает! Хомо, опять же, возьми: считай, не отлипает от баранки своей, едва из одного рейса возвращается – в новый гонят… Но эмблемы к слёту памяти Шагала он штамповал, а не Завхоз безработный, скажем. С другом своим Пифом на пару. Да и Пищер — конечно, отец-основатель,— привёл меня в Систему, сказал: «Ходи», сказал многозначительно так: «Это — Сказка, это — Поэзия, это — Чудо, береги это всё, чтобы и нам, и тем, кто после придёт, хватило»,— а сам... Почему такие, как Пальцев, Крицкий и Вятчин лазят по дырам — а такие, как Пещерный Житель, перестают? Что заставляет их бросать пещеры? Грязь?.. Так с ней бороться надо, с грязью. Ах, Крицкий с Вятчиным его, видете-ли, обидели, сорвали эксперимент. Ах, видите-ли, ГБ нам под землю ходить мешает, да дауны всякие, что пещеру засерают, волоки ставят да разоряют гроты наши... С таким трудом и любовью оборудованные. Ну и что? А кому они в этой стране не мешают??? Он же обиделся, как маленький — и в кусты. Правильно. «Запах чем хорош: не нравится — отойди...» Ну, давайте теперь всё уйдём. А они — останутся: пьянь, люмпены, ГБ да эти их сучки-прихлебатели — “спелеодельцы”...

: Он так и сказал последнее слово — без ударения, что получилось “дельцы”.

— Списатели,— уточнил Сталкер.

— Сашка отошёл к дровам, схватил топор, застучал по лесине.

— А зачем они ходят? Что им надо под землёй — ну, тем, кто волоки ставит, гадит, пьёт?.. — тихо спросил Пит.

— “Рыбари”,— хмыкнул Сталкер.

— Что-что?

— “Свечек” своих помнишь?

Пит кивнул.

— Рыбари. Из Стругацких. “Хищные тё... пардон, вещи века”. Были там такие — любители сверхострых наслаждений... В старое метро лазили — типа диггеров нонешних.

: Все замолчали. Лена потянулась к гитаре, отёрла с деки влагу, подстроила струну. Люба думала о Лёше: доехал-ли он до Москвы. Вспомнила, что кошелёк у него был в кармане рубашки под комбезом.

Сталкер думал о том, что Лёшка наверняка свяжется с “отрядом Пальцева”. Потому что НБС больше нет — ‘попрятались, суки’ — кто вскипел/уехал,— кто где?.. — и кроме Пальцева, кем бы он ни был, выезжать на спасы некому. А значит, завтра днём бравые пальцевские ребятушки из “спасотряда” будут здесь — и им, наверное, лучше уйти, потому что Сашка ведь не сдержится — вон как он некстати разъярился,— НО КАК ОБЪЯСНИТЬ ЭТО ЕМУ?..

— Костёр задымил; Сталкер нагнулся, перевернул дымящее бревно к огню другим боком. Подошёл Сашка с охапкой дров, с шумом сбросил их на угли, повесил на трос кан с чаем. Сверху снова заморосило — июнь был, как июнь, в Старице в июне погода всегда была мерзкая,— если вдуматься, в этом выходе им ещё повезло — а как, к примеру, поливало в прошлом году — да ещё ветер дул просто бешеный, ни костра было толком не разжечь, ни обогреться, ни обсушиться,— дуло прямо в обрыв с реки — но ведь привыкли каждый раз становиться над обрывами, такая красота — особенно в закат, когда, конечно, “его бывало видно”,— и поди, заставь себя изменить привычке,—

Сашка присел на корточки, достал сигарету, размял её; вытащил из костра головёшку и вдруг сказал:

— И где был тот же Пищер, когда они взрывали наши Ильи???

* * *

– из ранних стихов Гены Коровина:

Мне встретилось полярное сияние –

Хоть под землёю на сиянья табу,

Мне встретилось полярное сияние,

Когда я шёл с канистрой к водокапу.

Мне не поверят братья-спелеологи:

Такое даже выдумать навряд-ли!

А между тем его цветные сполохи

Дрожали, словно занавес в театре;