– Тебя участковый искал. Он только что тут был. Наверное, разминулись.

Олег пропустил ее слова мимо ушей. Сейчас ему хватало проблем и без милиции.

– Что произошло? Где мама? – спросил он.

– В больнице. Пока тебя не было, в вашу квартиру залезли.

– Но ведь мама должна быть на работе, – растерянно проговорил Олег.

– Я увидела, что дверь у вас открыта, все побито, позвонила ей и в милицию. А она как увидала, что тебя нет, а ботинки дома, тут ей и стало плохо. Сердце прихватило. Она все про террористов твердила. Видно, в голове помутилось. Не мудрено! То взрывы, то взломы. Кто ж знал, что тебе так приспичит, что ты босой по морозу убежишь, – сказала соседка и, поджав губы, с осуждением посмотрела на Женю.

– Куда увезли маму?

– Куда ж по скорой увезут? В восемьдесят первую. Только прежде надо участкового вызвать. Он хотел с тобой поговорить, – предупредила соседка.

Олег не слушал. Участковый мог подождать.

– Куда ты в тапках? Обуйся, – сказала Женя, подавая ему ботинки.

Олег не удивился, что она рядом. Он просто не задумывался об этом, принимая ее присутствие как должное. Сейчас его ничто не могло удивить или смутить. Действительность снова катком прошлась по нему, притупив все чувства, сделав их незначительными.

Олег нагнулся зашнуровать ботинки, и его взгляд снова упал на осколки зеркала. В одном из них отражалась лампочка, и казалось свет идет снизу. Внезапно Олег вспомнил, что он уже видел эту картину и этот же осколок, в котором отражался свет. Ноги его ослабли. Он прислонился к стене, не в силах оторвать взгляда от осколков, усыпавших пол.

– Пойдем, я тебя довезу до больницы, – предложила Женя.

Олег покорно вышел из квартиры. Женя погасила свет и заперла дверь. Он был рад, что кто-то другой принимает решения за него. В голове было пусто. Он мог лишь, как робот, повиноваться и делать то, что ему велят.

Они стояли и ждали лифт, когда снова появилась соседка и настойчиво повторила:

– Подожди участкового. Он хотел с тобой поговорить.

– Неужели вы не видите, в каком он состоянии? Ему сначала нужно увидеть мать, – отрезала Женя и решительно завела Олега в лифт.

Он не помнил, как очутился в машине и как они ехали по городу.

– Ты знаешь, где больница? – спросила она.

Он молчал, будто не слышал вопроса.

– Эй, больница где? Я совсем не знаю этого района, – повторила Женя, но вопрос опять остался без ответа.

Она подрулила к тротуару и притормозила. Нужно было вывести Олега из оцепенения. Она взяла его за плечи и потрясла.

– Эй, очнись! Куда ехать?

Олег посмотрел на нее так, как будто его мысли витали где-то далеко.

– Я видел это. Лампочка в осколке. Я это видел.

– Ну и что? Я тоже видела. Нам надо ехать в больницу. Ты ведь хочешь узнать, что случилось с твоей матерью? – напомнила ему Женя.

Сознание медленно возвращалось к Олегу, а вместе с ним беспокойство за мать и чувство неловкости, как он мог отключиться и забыть об этом.

– Да, но я толком не знаю, где эта больница.

– Ладно, сейчас посмотрим.

Женя достала справочник улиц и карту, сунула Олегу в руки и скомандовала:

– Ищи адрес.

Она справилась бы с задачей быстрее, но понимала, что его нужно чем-то занять, чтобы он снова не впал в ступор. Олег пытался сосредоточиться на карте, но мысли снова и снова возвращались к осколку на полу. Почему он так остро чувствовал трагедии других людей и ничего не ощутил, когда речь шла о матери?

ГЛАВА 29

Закрытая белая дверь отсекала часть этажа. За ней находились те, кто опасно близко подошел к границе со смертью. Посетителей не пускали. Это была вотчина медиков и… призраков. Реанимация. От этого слова веяло безысходностью.

Олега не оставляло зыбкое, муторное чувство тревоги. Оно не было связано с внезапной болезнью матери. Корни фобии уходили глубже. Она была сродни страху замкнутого пространства.

Внезапно Олег отчетливо ощутил, что в данное мгновение кто-то умер. Это походило на шаг в пропасть, когда на мгновение захватывает дух. Несмотря на то, что в помещении было жарко, Олег покрылся гусиной кожей. В этом было что-то от животного инстинкта. Точно так же кошки вздыбливают шерсть и шипят, а собаки протяжно и заунывно воют, когда поблизости пролетает Ангел смерти.

Олегу захотелось бежать прочь от этого места, но он усилием воли заставил себя остаться. Он не имел права уходить. Где-то там, за матовыми, будто запотевшими стеклами, находилась мать.

Кружилась голова. Он прислонился к дверному косяку.

– Тебе плохо? – участливо спросила Женя, поддержав его под локоть.

– Нет, я в порядке, – солгал Олег. – Что они там, заснули, что ли?

Он снова настойчиво постучал в стекло. Казалось, прошла вечность, прежде чем вышла пожилая медсестра.

– Скажите, Воропаева Инна Михайловна. Она жива. Она ведь жива, – с нажимом на последнем слове проговорил Олег, как будто своим утверждением пытался удержать мать от рокового шага в пропасть. Словно малейшее сомнение могло нарушить хрупкий баланс между жизнью и смертью.

– Это которая с инфарктом? Жива, жива. Не волнуйся, – ответила сестра.

– Я должен ее увидеть.

– Вот переведут в палату, тогда и увидишь. Сейчас карантин. Сюда никого не впускают. Так что иди домой.

Сестра отстранила его, но Олег подставил ногу, чтобы помешать ей закрыть дверь.

– Пожалуйста. Мне очень надо с ней поговорить.

– Не о чем сейчас говорить. Спит она. Убери ногу.

В дверях появился молодой доктор:

– Вы к кому?

– Вторая палата, с инфарктом, – вместо Олега ответила медсестра.

– Это моя мать. Мне очень нужно к ней, – взмолился Олег.

– Позже. Сейчас ей нужен покой.

– Но у нее не будет покоя, пока она не узнает, что со мной все в порядке, – настаивал Олег.

– Мы ей передадим. Сейчас ей сделали укол, и она спит.

– Ей лучше? Она поправится?

– Мы сделаем все возможное. Пока что состояние по-прежнему тяжелое, но опасений уже не вызывает. Если бы она не перенесла первый инфаркт на ногах…

– Первый инфаркт? Вы ее с кем-то путаете. Она никогда не болела, – в смятении проговорил Олег.

– Иногда больные не обращаются к врачу. Лечатся сами. Вот и получаем то, что имеем.

Олег стоял оглоушенный услышанной новостью. Как такое могло случиться, что он жил рядом с ней и ничего не заметил? Почему она скрывала? И вдруг неумолимо и безжалостно в памяти всплыл запах валерьянки. После ссор мать пила успокоительное, но он никогда не придавал этому значения. Он считал, что она делает это нарочно, чтобы его позлить. Олега окатило волной стыда.

– А когда можно будет ее увидеть?

– Через два-три дня, когда переведем в общую палату. Нужно будет взять разрешение у главврача отделения. Сейчас у нас строго. Карантин из-за гриппа. Звоните. О состоянии можно узнать по телефону.

– Но вы ей скажите, что у меня все в порядке? Что все хорошо.

Он подумал, что пустые слова вряд ли успокоят мать, и на ходу сочинил легенду.

– Скажите, что я пошел к другу, к Паше и, наверное, не захлопнул дверь. Я был у Паши. Со мной все в порядке. Скажете?

– Да, да. Конечно. Не волнуйтесь. Кризис уже миновал. Мы ее поставим на ноги. Правда, работать она некоторое время не сможет. И волнения ей противопоказаны.

Дверь снова закрылась. К своему стыду, Олег почувствовал облегчение оттого, что можно уйти. Ему было невмоготу оставаться здесь дольше. На него накатила такая слабость, что он боялся потерять сознание.

Посмотрев на его бледное, покрытое испариной лицо, Женя решительно взяла Олега под локоть.

– Пойдем. Тебе надо на свежий воздух.

– Да, да, – машинально согласился он.

Они вышли из больницы.

Возле входа в приемное отделение из «Скорой помощи» выгружали носилки, на которых лежала старушка. Казалось, жизнь уже покинула ее. Глаза были прикрыты, а лицо походило на восковую маску. Рядом с носилками шла женщина лет сорока. Она держала старушку за иссохшую руку и то и дело утирала застилающие глаза слезы.