Ребята нехотя разошлись.

А Вася, вспомнив рассказ отца, свернул из тонкой жести небольшой конус, насадил его острым концом на трубу и прикрутил проволокой, а в конус положил гуттаперчевый мячик.

– Что-то выйдет? – думал он, поднимаясь по лестнице к баку.

– А ну поглядим… – Открыв кран, Вася не поверил своим глазам. Из конуса вылетали брызги пышным каскадом, напоминая заправский фонтан.

Вечером Вася вытащил во двор уставшего отца, подвел его к благоухающей клумбе и открыл кран. Над клумбой взвился пышный водяной султан, переливаясь причудливыми искрами в лучах заходящего солнца, а в конусе запрыгал мячик.

Обрадованный отец долго не верил своим глазам, любуясь созданием сына. Сам лазил на крышу смотреть бачок, пробовал кран и, оценив труды Васи, дал ему двугривенный.

– Молодец, Васек! Вот тебе на пряники.

Смущенный похвалой и наградой, Вася убежал в сарай, забился там в сено, да так и уснул крепко, зажав в руке серебряную монету.

На другой день он купил на эти деньги книжки по механике и, забравшись в свою каморку, занялся чтением.

В одной из книжек он вычитал о замечательном русском самородке-изобретателе Ползунове, о том, что солдатский сын, самоучка Ползунов построил первую паровую машину.

Васю глубоко взволновала судьба Ползунова, его упорство, настойчивость, непоколебимая вера в себя и в свои замыслы и редкое трудолюбие.

Однажды, дождавшись, когда отец пришел с завода, Вася подошел к нему.

– Папа, верно это, что был такой мастер Ползунов, который построил паровую машину?

– А ты откуда знаешь о нем? – удивился отец.

– Вот в книжечке вычитал.

– Ишь ты… в книжечке… Справедливо все это, сынок, только в книжечке-то всего не опишут. А был у нас на заводе механик, так тот сказывал, что великие муки испытал Ползунов, прежде чем сделал свою машину. Хозяин-то завода не любил машин, за них большие деньги надо было платить, а рабочие в то время работали почти вовсе задаром, вот и невыгодно ему было вместо них машину-то заводить.

Бился, бился Ползунов, да так и помер в бедности. А вон англичанин Уатт построил такую машину. И хотя опосля Ползунова, а его вон первым изобретателем считают.

– Почему же так бывает?

– А потому, что цари да слуги царевы не верят в простых русских людей, не дают им выбиться на большую-то дорогу. А у нас мастера-то есть поумнее англичан. Слыхал, наши-то мастера аглицкую блоху подковали?..

– Нет, не слыхал. Как это?

– А вот так. Рассказывают, будто англичане русских задумали удивить и выковали железную блоху. А наш тульский мастеровой, по прозванию Левша, с товарищами оглядел эту блоху да и подковал ее на все четыре, али сколько там у нее, ног. Во как!..

– Неужели и дальше простым мастеровым ходу не будет?

– Зачем нам гадать! Ты давай учись да расти, а там поглядим. Может, и перемены произойдут…

По проторенному пути

Смерть деда Мироныча тяжело сказалась на бюджете семьи Дегтяревых. Как ни старался Алексей – отец Васи, его заработков не хватало на пропитание семьи. Чтоб не разориться вконец, Алексей пошел к дедовским заказчикам и набрал у них работы на дом.

Установив в кузне еще дедом купленный ножной токарный станок, он стал на нем вытачивать различные детали, занимаясь этим делом по вечерам после работы на заводе и в воскресные дни.

Когда наступили холода, станок перетащили в кухню. Чтоб лучше было видно, Алексей повесил над ним лампу с белым жестяным абажуром, оказавшимся хорошим рефлектором.

Васютка, сделав уроки, подходил к отцу и подолгу стоял возле него, присматриваясь, как отец вытачивает медные детали для самоваров.

Иногда отец подставлял к станку невысокую скамейку, ставил на нее Васю и показывал, как надо работать на станке.

Вася быстро научился вставлять резец, обтачивать деталь, но, стоя на скамейке, он не доставал ногой до педали и не мог приводить в движение станок.

– Чистое наказание с тобой, Васютка, – говорил он. – С полу не достаешь до резца, со скамейки не дотягиваешься до педали. Надо тебе, брат, подрасти. Иди-ка лучше к своим книжкам или покатайся с горы.

Вася с обидой уходил, но мастерство так его манило, что через некоторое время он опять оказывался на кухне.

– Гляди, Лексей, сын-то и не отходит от тебя, – говорила старуха. – Рукомеслу его учить надо, а не в школу посылать. Ишь он какой смышленый до этого. И у деда покойничка, пошли ему, господи, царствие небесное, все с полуслова понимал.

Алексей хмурился и молчал. Ему не нравилась воркотня бабки. А та продолжала петь:

– Пошел бы он на завод, поднатаскался там, приобвык, глядишь, месяца через два-три тебе бы подмога была. Хоть и не велики деньги принесет, а все для дому сгодятся, да и ему польза.

Алексей молчал. Ему не хотелось, чтобы Вася пошел по той же торной дороге, по которой шел он сам и почти все дети мастеровых. В одиннадцать-двенадцать лет на завод в ученики, потом в подмастерья и так… пока не выучится на слесаря, токаря или кузнеца.

Мечтал Алексей хоть одного из сыновей выучить, вывести в люди. И сам не верил, что эту мечту можно осуществить.

Поздней весной, когда все вокруг цвело и пело, Вася как-то вернулся из училища радостный и сияющий. Он принес от учителя похвальный лист, выданный за прилежание и успешное окончание приходского училища.

Вечером пришел учитель. Он долго убеждал родителей и бабку отдать Васю в гимназию и даже брался помочь определить его на казенный счет.

Два месяца учитель с отцом Васютки обивали пороги управы, писали в Петербург, но хлопоты ни к чему не привели.

Дав Васютке лето для отдыха, по осени отец призвал его к себе.

– Вот что, Васютка, теперь ты не маленький, должен сам думать о себе. Лето побегал, и хватит! Грамоте учить тебя мне не под силу, так давай-ка, брат, учиться ремеслу. Будешь хорошим мастером, тогда и грамоту осилишь. Это никогда не поздно.

Вася сразу понял, что его хотят отдать на завод, но ничуть этого не испугался. Он любил ремесло, да и все его товарищи уже работали. Главное, ему хотелось быть помощником отцу.

Взглянув на печальные, налитые слезами глаза отца, Васютка твердо сказал:

– Папа, я с охотой пойду на завод. Буду работать и тебе помогать.

– Ну что ж, коли ты согласен, тем лучше. Ложись сегодня спать пораньше, а завтра утречком и выйдем вместе…

Утром, когда хриплым голосом пропел, простонал заводской гудок, Алексей и Вася отправились на работу.

Только сошли с крыльца, послышался голос бабки:

– Васютка, постой-ка маненько.

Она проворно спустилась по ступенькам, подбежала к Васе и сунула ему за рубаху краюху хлеба и два яблока из своего сада.

– С непривычки-то есть захочешь… вот и перекуси. Ну, с богом! Лексей, гляди за сыном-то в оба, как бы под машину куда не попал…

Шли молча.

Отец опять думал о том, что сына надо бы учить… На душе было невесело… горько.

Вася, еле поспевая за отцом, мысленно прощался с детством, которое обрывалось так рано. Ему вспоминалась река, куда он ходил удить рыбу с ребятами, лес, сарай, сад с фонтаном, который теперь уж не будет поливать клумбу… И на глаза навертывались слезы.

Но Вася старался отогнать эти мысли, приободриться. Он вспоминал рассказы деда о тульских мастерах, вспомнил изобретателя из солдат – Ползунова… Разве им легче жилось? «Ничего, – думал Вася, – буду учиться мастерству, сделаюсь оружейником».

– Папа, ты чего молчишь? – спросил он.

– Так, от обиды. Учить бы тебя надо… да, знать, не судьба!

– Куда мальца ведешь? – остановил их будочник.

– К Зубову… в ученики, – ответил отец.

– Ладно, проходи уж, скоро младенцев понесете учить…

Они очутились на знакомом Васе заводском дворе. Булыжная мостовая… закопченные приземистые корпуса… шум, грохот…

Вошли в один из цехов, где визжали трансмиссии, скрежетали станки, громыхало железо.

Проходя по грязному проходу, заваленному маслянистой железной стружкой, встретили плотного, степенно шагавшего человека в пиджаке нараспашку, высоком картузе, с серебряной цепочкой на животе.