Он очень любил цветы, деревья, щебет птиц и дуновение ветра. Он мог часами просиживать где-нибудь под кустом, рассматривая яркие цветы, наблюдая за работой муравьев или слушая пение птиц. У Васютки была чуткая, поэтическая душа и доброе отзывчивое сердце. Он любил деда, отца, мать, бабку и маленьких братьев. Когда бывало дома голодно, Васютка отдавал братьям последнюю корочку хлеба, говоря при этом: «Вы ешьте и не разговаривайте, а я ничего, я как-нибудь…»

Лето тянулось тоскливо, несмотря на дела по хозяйству, в которых Васютка, как старший, помогал матери и бабке. Его не увлекали ни игры с товарищами, ни мастерство. Стоило взять молоточек или пилку, тотчас же вспоминал дедушку, и слезы застилали ему глаза…

Но вот наступила и осень. Знакомый сапожник принес новые сапожки, сшитые на его ногу. Это была такая радость, что Васютка невольно забыл свою печаль. Первый раз в жизни ему довелось надеть собственные сапожки. Он ходил по дому как пава, дивясь и радуясь.

На другой день мать и бабка торжественно обрядили его в новую рубаху и перешитый из отцовского пиджак, причесали, перекрестили и вместе с отцом проводили с крыльца,

– С богом, Васютка! Смотри, соблюдай дедов завет, учись прилежно! – напутствовала бабка.

Вот хлопнула калитка, и они очутились на улице.

Вася шел гордо. Он видел, что соседские ребятишки из калиток и с заборов смотрели на него с завистью. Редко кто в то время из детей рабочих мог пойти учиться. Это было большое счастье.

Пройдя церковной оградой, они вошли в одноэтажное, обитое посеревшим тесом помещение. В нем было темно, пахло ладаном и пылью.

– Подожди тут, Васютка, – сказал отец, оставив его в коридоре, – я сейчас…

И действительно, скоро вернулся и, подойдя к Васютке, сказал:

– Сейчас пойдешь в класс, сиди смирно, слушайся учителя. Старайся! За ученье-то целковый в месяц берут, сам знаешь, каково это при нашем-то капитале…

В училище и дома

Васютка примостился с краешку за последней партой, где кроме него сидели, балагуря, еще двое.

На передних партах были свободные места, но Васютка не решился туда сесть. Другие же, особенно второклассники, садились подальше умышленно, чтоб можно было шалить. В классе стоял шум: одни спорили, другие возились, третьи кричали, а сосед Васютки, очевидно, купеческий сынок, жирный и румяный, стараясь всех заглушить, хлопал доской по парте…

Но вот в коридоре задребезжал звонок, в дверь просунулась заспанная физиономия сторожа с рыжими тараканьими усами и послышался простуженный сердитый голос:

– Тише вы, оголтелые, учитель идет!..

Шум понемногу утих, и в дверях показался худой, бледный человек с маленькой бородкой и длинными темными волосами, с пестрым платком на шее.

Он беглым взглядом окинул собравшихся и, подойдя к столу, положил на него книги и тетради.

– Ну-с, здравствуйте, ребята! – сказал он мягким глуховатым голосом.

– Здравствуйте-те! – ответили вразнобой несколько голосов.

Учитель желтой исхудалой рукой вынул большой клетчатый платок и долго кашлял в него.

При этом приятное лицо его страдальчески искажалось…

Это лицо напомнило Васютке умирающего деда, и он прикусил губу, чтобы не разреветься.

Учитель, откашлявшись, внимательно осмотрел учеников и остановил печальный взгляд на Васютке.

– А ты чего, малыш, уселся за заднюю парту? Оттуда не только меня, но и доски не увидишь.

Васютка не понял, о какой доске идет речь, поэтому встал и вопрошающе уставился на учителя.

– Ну чего глядишь-то? Иди и садись вот сюда ко мне, да не бойся, не съем.

Васютка взял из парты зачитанную лохматую азбуку, купленную матерью на толчке, прихватил пальцами тетради, но не удержал скользкого медного пенала, сделанного отцом. Пенал со звоном покатился на пол, из него вывалились карандаш, ручка с перьями и резинка.

– Эх ты, растяпа! – сердито крикнул сосед и больно толкнул Васютку в спину.

– Тихо, – остановил учитель и подошел к Васютке, собиравшему на полу свои пожитки.

– Как звать-то? – спросил он участливо.

– Васюткой!

– Го-го-го, – захохотали на задних партах.

– Это тебя дома так зовут, – мягко сказал учитель, – а здесь будем звать тебя Вася, ты уже стал большим. Согласен?..

Васютка молчал, опустив голову.

– А фамилия твоя как?

– Дегтяревы мы.

– Так-так, – сказал учитель. – Деда твоего, Мироныча, знал – хороший был человек. Ну что ж, Вася, садись-ка вот тут, к моему столу… будем учиться…

Вася во все глаза смотрел на учителя, стараясь не проронить ни слова.

– А! Бе! Be! – говорил учитель, показывая картонные буквы.

– А-бе-ве, – повторял Васютка вместе со всеми, при этом испытывая необъяснимую радость.

Когда раздался последний звонок и учитель, велев всем идти домой, вышел из класса, Васютка чуть не заплакал. Ему было обидно и жалко, что столь интересные уроки окончились так быстро… Выйдя из училища, он снял сапоги, связал их, перекинул через плечо и босиком побежал домой. Дома с восторгом рассказывал матери и бабушке об училище, о славном и добром учителе и о мальчишках, которые поначалу подняли его на смех.

Зима пролетела незаметно. Васютка учился прилежно. И, несмотря на то что он был самым маленьким а классе, учитель нередко ставил его в пример.

С наступлением летних каникул Васютка перебрался из дома на житье в сарай, где опять устроил себе мастерскую.

Как ни просился он у отца в дедовскую кузню, тот не разрешил, опасаясь, что Васюткины товарищи растащат дедовы инструменты и, еще того хуже, могут устроить пожар.

В сарае Васютке тоже оказалось неплохо. При открытой двери там было светло и не так грязно, как в кузне.

Однажды, уговорив соседских ребятишек, Васютка сходил с ними на свалку, приволок три старые водопроводные трубы с муфтами и принялся за работу.

Что он делал – ни мать, ни бабка не знали, а товарищи, помогавшие ему, побожились, что даже отцу родному не скажут.

Длинные трубы они свинтили и проложили в траве от сарая до клумбы, находящейся под окнами дома. К концам длинной трубы с помощью муфт присоединили две другие, под прямым углом. Одну, которая покороче, укрепили на клумбе, а ту, что подлинней, вывели на крышу сарая.

– Ой, хорошо, ребята, выходит! – радостно и возбужденно сказал Васютка. – Сделаем дело – всех удивим!..

До того как прийти с работы отцу – большего сделать не успели. Поэтому трубу, торчащую из клумбы, пригнули и спрятали в цветах, чтобы он не заметил и не догадался.

На другой день с утра ребята снова собрались на свалке. Им посчастливилось отыскать старый заржавленный бак с медным краном. Бак был целехонек, хотя и сильно помят. Общими усилиями его затащили на крышу, а носик крана, подточив напильником, вогнали в трубу.

– Ну, ребята, дела, – ободрял Вася. – Давайте теперь моим ведром и лейкой таскать воду.

Часа два возились, пока наполнили бак. Трудно было с ведрами взбираться на крышу.

В баке кое-где оказалась течь.

– Подождите, ребята, я сбегаю в чулан, у отца где-то вар был…

Залепив варом все щелки и места соединения крана с трубой, они для прочности обмотали кран еще тряпками.

– Ну, теперь должна пойти!

– Подождите, ребята, я сам открою, – сказал Вася и взобрался на лестницу.

– Теперь глядите… Раз, два, три – пли! – И открыл кран.

Несколько мгновений прошло в напряженном ожидании, и вдруг над клумбой тонкой голубоватой лентой взвилась водяная струя.

– Ура! Ура! – закричали ребятишки и запрыгали около клумбы.

– Стоп! Будя! – закричал Вася и закрыл кран. – Идите все сюда.

Спустившись с лестницы, он стал рассказывать ребятам, что, когда ходил в город с отцом, видел в саду у одного богатого дома фонтан, но там вода била не струей, а разбрызгивалась.

– Там пусть так, а у нас этак! – закричали ребята. – Этак-то лучше, выше сигает!..

– Нет, вы не видели, – горячился Васютка. – Там богаче. Идите-ка домой, а я в это время что-нибудь и удумаю…