– П-прекрати, Филли! – воскликнул Тобиас, краснея. – Ты п-прекрасно знаешь, что я далеко не блестящ!

– То есть как это? – Филиппа повернулась к Белль. – Леди Рокингем, вы меня озадачиваете. Не вы ли клялись и божились, что ваш супруг будет самым изысканным джентльменом на сегодняшнем балу. Должна ли я расценивать это как попытку меня одурачить?

– Ай-яй-яй, какая незадача! – Белль затрепетала ресницами, положила свою пухлую ручку на костлявый локоть мужа и на несколько секунд склонила голову ему на плечо. – Ведь если в моих глазах Тоби красивее всех на свете, я не вправе ожидать, чтобы каждая леди согласилась со мной.

– Я д-даже больше скажу, – пробасил Тоби, вконец смущенный, – все д-дело в том, что ты заменила очки этим ид-диотским приспособлением!

Женщины засмеялись.

– Я чувствую, что ты все еще неспокойна, Филиппа, и совершенно напрасно, – сказала Белль. – Сегодня здесь будет кое-кто с репутацией похуже твоей. Мы на всякий случай решили пригласить лорда и леди Боуринг. Эта женщина знаменита тем, что один ее любовный роман сменяется другим почти без задержки, причем муж прекрасно осведомлен о положении дел. В округе их семейство известно как «бродячий цирк Боу-рингов», так как из пяти их детей нет и двоих, которые имели бы одного отца.

– Я отказываюсь верить настолько неправдоподобной истории, – фыркнула Филиппа.

– Но эт-то чистейшая правда, – заверил Тобиас. – У нас тут даже принято зак-ключать пари на предмет того, какой реб-бенок от какого отца. Кое-кто мог бы нажить себе состояние – т-так высоки ставки. Вся беда в том, что леди Боуринг т-тяжела на руку, и никто не решается выяснить правду.

На этот раз все трое залились смехом.

Первыми, кто переступил порог парадной двери «Рокингемского аббатства», были леди Гарриэт в сопровождении сестер Бланш и Беатрисы. Пансион был закрыт на летние каникулы, и сестры согласились провести неделю в Сэндхерст-Холле, чтобы побыть в обществе приемной дочери и названного внука.

– Филли! – воскликнула Беатриса. – Ты выглядишь просто потрясающе!

Она чмокнула Филиппу в щеку и обвела окружающих гордым взглядом, как бы говоря: ну, какова наша дочь? Бланш не замедлила последовать ее примеру, по-матерински клюнула Филиппу в лоб, обняла и выдала еще одну порцию добродушной лести.

– Что и говорить, наша милая фея никогда еще не выглядела так привлекательно.

– Но и вы тоже не отстаете от моды, дорогие мои матушки, – смеясь, заметила Филиппа.

И в самом деле, хотя платья сестер были по обыкновению строгого фасона и серого цвета, на этот раз они были сшиты из дорогого шелка и отделаны венецианскими кружевами, которые Филиппа привезла из Италии им в подарок.

Филиппа улыбнулась леди Гарриэт. Крупная и нескладная, вдовствующая маркиза никогда не была образчиком изящества, но сегодня выглядела очень неплохо в бледно-зеленом платье, оттенком напоминающем ее глаза. Волосы, в которых седины уже было больше, чем рыжины, были увенчаны тюрбаном с гигантским страусовым пером, томно склонявшимся на плечо.

– Как вел себя Кит? Надеюсь, не очень шалил?

– Вздор! – отрезала свекровь Филиппы с присущей ей решительностью. – Он вел себя так, что лучше и быть не может. Мы поужинали вчетвером, а потом няня забрала наше сокровище в детскую. Когда мы уезжали, то, разумеется, зашли пожелать ему доброй ночи, и он выглядел превосходно. По-моему, ты слишком уж за него волнуешься. Мисс О'Дуайер – прирожденная няня. Она читала ему, когда мы уезжали.

Филиппа кивнула и улыбнулась.

Следующей прибыла леди Августа, появление которой, как всегда, походило на королевский выход. Она была элегантна и величественна в вечернем туалете из темно-пурпурной тафты. Не увидев рядом с ней самого герцога Уорбека, Филиппа расстроилась. Со дня возвращения из Галлс-Нест прошла уже неделя, но она все еще плохо спала по ночам, подолгу размышляя над тем, простит ли ее когда-нибудь Корт за то, что она скрыла правду о Ките. А если не простит, что ей тогда делать?

Вскоре в «аббатство» начали одна за другой съезжаться семьи местных дворян. Филиппа стояла теперь между виконтом и виконтессой Рокингем, а обе вдовствующие леди парили поблизости, как бы давая понять каждому из гостей, что «пресловутая особа» находится под их покровительством. И кентская аристократия, смирясь с неизбежностью, раскрыла свои объятия маркизе Сэндхерст. Правда, некоторые престарелые матроны держались сдержанно, но ни одна из них не решилась открыто выказать неодобрение.

Зато преподобный Троттер и его супруга приветствовали Филиппу с искренним теплом, безмолвно предлагая остальным последовать их примеру.

– Ах, леди Сэндхерст, мы ни за что на свете не пропустили бы бал в «Рокингемском аббатстве»! – воскликнула миссис Троттер.

– И мы вдвойне счастливы видеть здесь новую прихожанку, – добавил мистер Троттер.

– Я так вам благодарна за чудесное крещение! – понизив голос, сказала Филиппа жене викария. – У вас хороший вкус. Церковь была убрана просто на диво!

– Для меня это было удовольствием, – ответила добрая женщина и тепло улыбнулась.

После этого достойная пара прошла в гостиную, предоставив другим гостям возможность перемолвиться словом с хозяевами.

Первым танцем, как обычно, был контраданс. Когда звуки музыки заполнили бальную залу, любители танцев не заставили себя ждать.

Первым пригласил Филиппу граф Рамбуйе, в шутку объяснив свое право первенства тем, что является ее «почетным отцом». Филиппа ответила ему звонким смехом и охотно ступила на хорошо навощен»' – с ный пол об руку с отцом Белль. Второй танец был оставлен для Тобиаса, по одному вальсу – для Этье-на и Андрэ, а потом… потом она займет местечко в углу и останется там до конца вечера, радуясь веселью своих близких. Но Филиппа ошиблась. Когда заиграли веселый шотландский рил, к ней подошел преподобный мистер Троттер, не чуждый невинных светских развлечений. После рила был котильон, и ее опять пригласили, затем экосез, снова вальс…

Герцог Уорбек появился неожиданно для Филиппы, когда она во второй раз танцевала вальс с Этьеном Мер-сье. Еще до того, как она увидела его, она уже знала, что он в зале. Почему бы еще головы танцующих стали поворачиваться в сторону дверей? Люди тянули шеи и тихо обменивались замечаниями. Филиппа украдкой взглянула в ту сторону, куда смотрели все.

Ни один мужчина в этом зале Не мог сравниться с ним. Седеющие виски не только не портили его, но подчеркивали серебристые глаза и угольную черноту густых бровей. Филиппу всегда поражала и слегка пугала аура мощи и власти, незримо окутывающая его.

Он направился к леди Августе, беседовавшей с Бланш и Беатрисой. Поначалу приемные матушки Филиппы затрепетали, но стоило ему улыбнуться, как они растаяли, словно воск. Улыбка Корта была само очарование – если только он хотел очаровать. Очевидно, он заговорил о чем-то весьма интересном для сестер, потому что те слушали его с большим вниманием. Наконец Корт оглянулся и заметил Филиппу. К ее удивлению, в его взгляде было не отчуждение, а тепло, и сердце ее забилось от надежды.

Вальс закончился, и Филиппа ожидала, что Корт подойдет к ней. Однако он продолжал оживленно разговаривать с Бланш и Беатрисой. Очевидно, это не просто светская беседа, догадалась Филиппа. Когда-то, уводя единственную учительницу, которую мог себе позволить пансион, он пообещал выделить средства на двоих сразу вместо нее. Причиной, почему он не сделал этого, был развод, но слово есть слово, особенно слово джентльмена. Судя по тому, как сияли лица Бланш и Беатрисы, Корт был прощен и мир восстановлен.

Этьен проводил Филиппу к оживленно болтающей группе. Корт, заметив их приближение, извинился и сделал несколько шагов навстречу. Мерсье любезно его приветствовал и поспешил вернуться к жене.

– Леди Сэндхерст, – любезно поклонился Корт и потом шепнул: – Сегодня ты выглядишь особенно восхитительно, Филиппа.

Она опустила ресницы, скрывая радость, и вложила маленькую руку в его широкую ладонь. Внезапно гул голосов затих.