— Вот, сейчас достал Ясперса на английском, читаю. Только трудно идёт.

Я ему:

— Помилуйте, зачем же такие сложности, да ещё перевод с перевода делать.

Он захлопал глазами:

— А что, разве Ясперса переводили на русский? Это, наверное, в эмиграции?

— Зачем же, в Москве.

—?

— Ну в ИНИОНЕ.

—??

— ДСП, я имею в виду.

—???

Короче, принёс я ему почитать Ясперса, да в придачу Макса Вебера, и сборник западных хайдеггероведов. Он крякнул, покраснел ушами, забросил свою конференцию и четыре дня сидел в университетской гостинице, конспектировал. Сам он был умный, порядочный человек. Очень высокий украинец — под два метра. Родился и вырос в Благовещенске. Доступа не имел. И в этом весь «совок».

Неравенство и при демократии есть и ещё какое. Но это неравенство естественное (денег — ума — красоты) и неравенство открытое (человек ЗНАЕТ, что он неравен). Поэтому при воспоминаниях о жизни в СССР надо, по возможности, указывать социальное происхождение мемуариста, возраст и национальность. Это, В ДАННОМ СЛУЧАЕ, очень важно. И очень важно не быть нравственно чёрствым, то есть обладать способностью поставить себя на место другого и почувствовать, что это такое — «быть ДРУГИМ». Особенно при социализме.

Обратите внимание на очень характерный факт. Зона предперестройки полностью табуирована, в прессе и на телевидении по этому вопросу свирепствует цензура. В условиях информационного вакуума действуют пропагандисты: «в магазинах всё было», «перестройку учудили недобитые интеллигенты». А время изменилось быстро и резко. Для тех, кто не жил и специально в прошлом не разбирался, ушедшая эпоха стала «зарубежьем» и путаются они в её реалиях как иностранцы.

Один мой собеседник по поводу знаменитой советской «зелёной колбасы», высказался так:

— А чего ж вы хотите, варёная колбаса долго не хранится.

То есть человек считает, что при Брежневе иногда торговали несвежей колбасой. А дело, — объясню тем, кто не знает, — совсем в другом. Колбаса как раз была свежая, ибо раскупалась мгновенно. Да и санитарные нормы в магазинах худо-бедно соблюдались. Но из-за нехватки мяса колбасу фальсифицировали, что в сочетании с воровством на всех этапах производства превращало её в малосъедобный соево-чесночный суррогат. Такую колбасу отказывались есть кошки, а на свету она быстро «проявлялась» — приобретала зеленоватый оттенок (это при том, что была нашпигована красителями). Есть её можно было разве что в салате или в яичнице. Настоящая варёная колбаса (знаменитая «Докторская», а также «Молочная», «Любительская» и деликатесная «Языковая») продавалась, как правило, только по блату. Если она появлялась на прилавках обычных магазинов — это называлось «выбросили», её мгновенно раскупали. Страшный термин «выбросили» (типа как кусок мяса в вольер к крокодилам) означал продажу и других дефицитных продуктов: «выбросили селёдку пряного посола», «выбросили дамские сапоги», «выбросили Хемингуэя».

Три-четыре раза в год перед праздниками на предприятиях распределяли пайки, так называемые «заказы». В «заказ» входил килограмм гречневой крупы, 2 банки «сгущёнки», палка копчёной колбасы, банка очень плохого растворимого кофе, пачка плохого индийского чая, пара банок рыбных консервов, вроде «Горбуши в собственном соку» или «Шпрот», пачка печенья «Юбилейное». Иногда консервная банка балыка или красной икры. Состав и объём варьировался от ранга предприятия и степени вороватости начальства. Разумеется, за подобный подарок советской власти надо было платить деньги. Более того, всем продуктов не хватало даже здесь, и люди тянули жребий. В качестве довеска к новогодним заказам прилагалось право на подписку периодики: «Здоровье», «Вокруг света», «Мурзилка», «Литературная газета». Подписки тоже не хватало и тоже тянули жребий. На почте подписаться можно было только по блату, на не дефицитные издания или на издания, подписку на которые опять же «выбросили». Между прочим, многие товары в магазинах продавались с «нагрузкой». То есть, чтобы купить банку сайры, нужно было купить банку несъедобной морской капусты. Покупающий томик Фолкнера обязан был купить классика азербайджанской прозы. Часть «заказов» иногда состояла из «нагрузки».

Существует распространённая легенда о социализме, как обществе солидном, основательном, стабильном, предсказуемом. Это совсем не так и общий настрой у людей того времени был другой: украсть, словчить, достать, проскочить, спрятаться, перепрыгнуть. Плетёная сетчатая сумка, находившаяся в кармане любого нормального советского человека, носила характерное название: «авоська». Перманентный дефицит, нелепые распоряжения начальства, отсутствие механизма смены властей дезориентировали население, заставляли жить сегодняшним днём. По улицам все ходили с гигантскими сумками, а в поздний период их сменили тележки. Люди постоянно что-то искали, найдя или набредя, покупали впрок. Почтенные отцы семейства ходили по улицам с «венками» — гирляндой туалетной бумаги, перекинутой через плечо. В метро была толчея народа с сумками и рюкзаками (принадлежность отоваривающихся в Москве «гостей столицы»), стояла злая ругань.

Все советские люди — служащие, рабочие, колхозники, по определению были ворами или, точнее, мелкими воришками, мелкими «ловкачами». Эти мелкие воришки-ловкачи: колхозники, утащившие комбикорма или накупившие булок для свиньи; рабочие, укравшие с родного завода отвёртку (поди-ка, купи); строители, похитившие ящик кафельной плитки; продавцы, обвешивающие покупателей; инженеры, актирующие технический спирт, студенты, полулегально подрабатывавшие в стройотрядах, — все они чувствовали себя дерьмом. Об этом можно было прочесть в любой газете, переполненной статьями против «шабашников», «халтурщиков», «несунов», «расхитителей социалистической собственности».

В таком же положении воришек были люди, полулегально работавшие на второй работе (массовое явление). Даже распивавшие в подворотне поллитровку считали себя нашкодившими дошколятами, которым родное государство в любой момент может сделать суровое «ата-та». «Ата-та» и делали. Любого гражданина СССР можно было обвинить в воровстве, антиобщественном образе жизни, тунеядстве, алкоголизме и т.д. (я намеренно не касаюсь статей политических), посадить в тюрьму, послать на химию или в ЛТП, выслать на 101-й километр. И уж в любом случае подвергнуть публичному издевательству: карикатура в стенгазете, проработка на собрании, «товарищеский суд».

Это порождало у людей крайнюю безответственность и инфантилизм: «день прожил и ладно». В этом смысле пафос старожилов, с удовольствием вспоминающих детский мир социализма, отчасти понятен. Детство во многом приятно своей безответственностью: съел бабушкино варенье, подшиб воробья из рогатки, обкакался — а чего такого? В худшем случае получишь шлепок и завтра можно начинать по новой. «Есть на свете чудо-остров, жить на нём легко и просто».

И ещё в детстве бывают подарки. Подарков советскому человеку давали выше крыши. Вот типичный штамп: советская власть ДАЛА многодетному трудяге отдельную квартиру. То есть он её не заработал, а ему её подарили. И это сейчас выдают за большое достижение социализма! Приехал Леонид Ильич с Сусловым и Андроповым, взяли мастерки, надели фартуки и для рабочего дом построили: живи — не хочу.

До предела эта система «подарков» доведена в Северной Корее. Там, например, легально и свободно телевизор купить невозможно. Но у передовиков производства телевизор есть, они по нему честно смотрят парады, речи и революционные оперы. Дело в том, что в день своего рождения горячо любимый и уважаемый вождь товарищ Ким Чен Ир дарит телевизоры понравившимся ему труженикам. Те, получая подарок, падают в обморок от счастья, очнувшись, заливаются слезами благодарности.

Это карикатура на «совок», но карикатура близкая к оригиналу. Устойчивое выражение советской пропаганды: «Москвичи получили новогодний подарок. В Чертаново сдан в эксплуатацию микрорайон 9-этажек улучшенной планировки». Или: «Хорошим подарком для москвичей и гостей столицы является новое здание аэровокзала».