В то время я не думал об овациях, которыми мир наградил бы меня в случае успеха. Я понимал, что такое может случиться, но не придавал этому значения.
Многие годы я шел, повинуясь притягательному зову искрящегося серебром Севера, и я не могу объяснить это, так же как и поэт, который не знает, почему выражает себя в стихах, либо как ребенок, не сознающий, почему он проявляет недюжинные способности к математике или музыке. Некоторые наши желания рождаются и развиваются независимо от нашего сознания. Я, как и многие другие, которые были до меня, нашел свое жизненное призвание в покорении полюса и знал, что достижение его станет для меня минутой торжества.
Покорение полюса не означало для меня открытия каких-то научных тайн. Я никогда не придавал этому большого научного значения. Главное для меня заключалось в самом достижении цели, в преодолении преград на пути к ней. Я знал, что в этом сражении будет много волнений, опасностей, героических деяний, которые подвергнут испытанию мои мозг и мышцы. Главным побудительным началом было стремление испытать волнение от преодоления одной трудности за другой.
В первый день после отплытия яхты из Анноатока я размышлял о том мире, куда она направлялась, о странах, которые были южнее, о городах, населенных миллионами людей, о самих людях, обуреваемых противоречивыми желаниями. Мысленно я обозревал весь гигантский земной шар, вращающийся в обернутом облаками голубом пространстве, и в необъятных белых просторах Севера, безразличного к людским искушениям, в тысячах миль от густонаселенных городов, за ревущими изумрудными морями я видел себя — одиночку, малютку, крошечный атом на обширной поверхности Земли, существо, страждущее, стремящееся пробиться к никем ранее не достижимой цели. Когда я думал обо всем этом, я ощущал ошеломляющую необъятность Земли, всю горечь одиночества, которое выпадает на долю каждого, кому предначертано судьбой следовать путем славы.
Мне неотступно мерещились слепящие ледяные просторы, над которыми, подобно увенчанному золотой короной стражу с пылающим лицом, несло караул полуночное солнце. В этой пустыне, вызывающей благоговение, не изменившейся со дня ее сотворения, я видел самого себя, состязающегося в самом эффектном и трудном марафоне, который подвергает испытанию все силы человека, его мужество и терпение. В своем воображении я вместе с моими спутниками вторгался в эти ревущие просторы, сражался с ледяными равнинами, в сумерках арктического утра отваживался ступать по безжизненной, обдуваемой ветрами поверхности полярного моря. Мне виделось, как я, крошечное существо, бросаю вызов жестоким штормам, беру приступом зеленые, твердые, как алмаз, ледяные барьеры, форсирую быстрые черные реки, пробитые в ледяных полях, настойчиво продвигаюсь вперед до тех пор, пока не добиваюсь своего — становлюсь в одиночестве на вершине мира!
Эти мысли вселяли в меня какую-то первозданную радость. Ощущение того, что я, одиночка, смогу пройти эти испытания, вселяло в меня уверенность. Я испытывал удовлетворение при мысли о том, что в своих усилиях я ни перед кем не остаюсь в долгу. Никто не ссужал меня деньгами, ни один белый человек не будет рисковать жизнью ради меня. Я разделю сам с собой радость победы или горечь поражения. Я не служил фетишем для какой-нибудь клики друзей, не был пешкой в руках ученых, которые могли бы впоследствии купаться в лучах моей славы. Это было моим личным делом; радость победы досталась бы только мне.
И все же мне хочется, дорогие читатели, чтобы вы поняли, что речь идет вовсе не об увеселительной прогулке. Вся моя жизнь, словно дверь на петлях, вращалась вокруг главной цели, и с этой целью были связаны все мои надежды, ее достижение было частицей меня самого. В моих действиях не было ничего случайного или построенного на песке. Я спланировал кампанию четко и ясно. Все было основано на собственном опыте, скрупулезно собранном по крупицам за годы разочарований и неудач.
В Анноатоке мы соорудили домик из упаковочных ящиков.
Прежде чем мистер Пири снова вернулся на Север в 1908 г., он выдвинул и распространил против меня обвинение в том, что якобы я нарушил полярную этику — не приобрел лицензию на право открытия полюса, не объявил о своем предполагаемом путешествии. В полярной этике нет таких правил. Вот что я сообщил в письме, отправленном из Эта 26 августа, пресс-агенту Пири мистеру Герберту Бриджмену:
«Дорогой Бриджмен, я избрал новый маршрут к полюсу и остаюсь, чтобы попытаться пройти им. Этот маршрут через Бьюкенен-Бей и Землю Элсмира, на север проливом Нансен и далее по полярному морю представляется мне очень удобным. До 82° мне будут встречаться животные для отстрела; здесь есть эскимосы и собаки. Итак, к полюсу. Мистер Брэдли расскажет все остальное. Поклон всем. Ф. А. Кук».
«Довожу до сведения, — пишет мистер Бриджмен в своем сообщении в прессе, — что доктор Кук, Джон Р. Брэдли, капитан Мозес Бартлетт и несколько эскимосов в начале июля прошлого года покинули Северный Сидней в Новой Шотландии на американской шхуне «Джон Брэдли» и выгрузились в пролив Смит. Мистер Брэдли вернулся в Северный Сидней на этой шхуне 1 октября. Экспедиция снабжена двухгодичным запасом продовольствия, экипирована нартами и собаками для путешествия. Партия зимует в 30 милях севернее той точки, где два года назад зимовал Пири».
Все тот же Бриджмен, сообразуясь с действиями неутомимых помощников Пири, этих «толкачей», позднее пытался убедить общественность в том, что я не взял с собой вичегб, кроме леденцов, с помощью которых и собирался предпринять свое путешествие. В газетенке, которую жители Бруклина называют «Стандарт Лжи», все тот же Бриджмен напечатал фальшивку, в которой утверждал, что я использовал, словно собственные, кое-какие фотографии, на самом деле принадлежащие газетному новичку Герберту Берри. Целых 15 лет Бриджмен пользовался моими фотографиями и материалами в своих лекциях об Арктике и Антарктике, обычно забывая поблагодарить меня за это и даже не упоминая на лекциях моего имени. По-видимому, моя работа и ее результаты были достаточно хороши для того, чтобы брать взаймы мои материалы так же, как это делал мистер Пири. До тех пор пока я служил интересам Бриджмена — Пири, не вставало вопроса о доверии мне, однако когда мой успех стал на пути тех, кто добивался монополии на покорение полюса, тогда я был покрыт позором.
Самым забавным и примечательным из всей чепухи, состряпанной Бриджме-ном и Пири, была сфабрикованная телеграмма, которую в угоду Пири Бриджмен опубликовал в газете. Как известно, Пири сообщает, что он достиг полюса 6 апреля 1909 г. 14 апреля 1909 г. в «Стандарт Юнион» (Бруклин), через восемь дней после достижения полюса мистером Пири, его друг Г. Л. Бриджмен, кстати один из владельцев газеты, опубликовывает следующее сообщение: «Пири прибывает на полюс полночь четверг» (15 апреля 1909 г.).
Уж не медиум ли мистер Бриджмен? Как сумел прознать он о свершении этого изумительного подвига, когда Пири находился в тысячах миль от него и в сотнях миль от самой северной телеграфной станции? Может быть, они осуществляли телепатическую связь? Более вероятно, что перед отплытием Пири между ними было заключено соглашение (примерно за год до начала самого путешествия) — в заранее намеченный день объявить о покорении полюса. Из других источников мы узнаем, что время прибытия корабля Пири на мыс Шеридан было, по-видимому, согласовано хорошо, но когда Пири пытается согласовать с Бриджменом очередную накаченную дату, он попадает впросак. Если бы Пири желал приурочить свое открытие к этой определенной дате, он должен был бы совершить обратный переход с полюса за девять суток. При этом скорость его передвижения должна была возрасти на 50 %, а поскольку она и без увеличения сомнительна, он, Пири, для того чтобы вправить дату покорения полюса в известный всем отрезок времени (между тем, когда он оставил Бартлетта, и своим возвращением на судно), был вынужден поломать договоренность с Бриджменом и вернуться к своему собственному календарному плану, то есть объявить о покорении полюса 6 апреля.