О каких работах в Тбилиси шла речь в постановлении о Государственной премии? После духана в Чиатуре и ресторана в Пицунде поручили в родном городе оформить ресторан «Арагви». Он построен в парке в стиле, утвердившемся по всему СССР. После "сталинского ампира" зодчество вдохновлялась некогда преданными проклятиями идеями конструктивизма. Фасады зданий лишилось привычных деталей классики. Образ создавался геометрическими формами. Чтобы обогатить плоские одноцветные стены, Зураб исполнил две крупные мозаики, одну — на главном фасаде ресторана, другую в большом зале. А третью — поместил на дне водного бассейна, как в Ульяновске. Впервые представилась возможность исполнить в интерьере мозаики с размахом — полотно стены зала равнялось120 квадратным метрам. Мозаики сыграли роль моста между архитектурой и искусством. Они стали равнозначными величинами, дополняющими друг друга.

На стене зала повис от пола до потолка орнаментальный ковер. Среди веток винограда три добродушных пучеглазых игрушечных бычка волокли на телеге громадный грузинский кувшин — квери. Как подсказывало воображение, не пустой, а залитый до краев вином, красным, как стенки кувшина. Эта комическая сцена вызывала невольную улыбку. В этой картине вырвался на свободу природный юмор Зураба, проявился грузинский характер, дарованный природой и землей, где всем всего тогда хватало — солнца, фруктов и вина. Вид циклопического кувшина-квери вызывал желание быстрее сесть за стол, разлить по бокалам доброе вино, какое пили во времена езды на быках. На стенке сосуда сиял диск со свастикой, символизирующей солнце. Она не раз попадала на глаза во время экспедиций с этнографами. За такую свастику в Москве автору бы пришлось держать ответ. В духане в глубокой провинции такая вольность сошла с рук.

А вокруг солнца летали равноконечные кресты, радовавшие сердце христиан со времен святой Нины, принесшей грузинам Крест. И крестам на стене вряд ли в московском ресторане дали бы ход. Вся эта абсолютно безыдейная картина называлась вполне приемлемым для советской власти названием — «Урожай»!

Не более идейно-выдержанной выглядела мозаика на фасаде под названием «Солнце». На стене царили сразу три светила, окруженные теми же крестами.

Другой фронт работ открылся Зурабу в Тбилиси на стенах Дворца культуры профсоюзов. Его построили в новом районе Сабуртало, наподобие московских Черемушек. Кругом виднелись типовые дома. Среди них главенствовал трехэтажный прямоугольник, увенчанный массивным кубом. Образ дворца создавался сочетанием двух геометрических фигур. Никаких овалов, колонн, портиков, канувших в Лету вместе с "архитектурными излишествами". Главный зал помещался как раз в кубе. Его фасады со всех четырех сторон опоясала яркая мозаика площадью 550 метров! И у нее есть вполне выдержанное в духе времени официальное название: "Человек, труд — смысл и красота бытия". Дворец трудящихся финансировался профсоюзами, "школой коммунизма", по словам Ленина. Однако никаких привычных символов труда, серпов с молотами, никаких тружеников на мозаиках нет. Водят хороводы забавные зверушки, игрушечные человечки, скачут всадники под лучами хвостатых небесных звезд, напоминающих морские… Держит над головой на вытянутых руках силач яркое солнце и в его ядре клубится знакомая нам языческая свастика. Крестов на этой мозаике нет, вряд ли бы профсоюзные хозяева дворца допустили такую религиозную пропаганду.

Подобного всплеска фантазии, потока столь безыдейных образов не наблюдалось прежде в монументальном искусстве социалистического реализма. В таком же стиле предстал под сводами дворца большой витраж, измеряемый, как мозаики, сотнями квадратных метров. Впервые цветные стекла вставлены здесь в массивный бетонный рельеф каркаса, чего не делали в средние века, когда витражи украшали церкви. Во дворце свет пробивался сквозь стену витража и окрашивал танцующих разноцветных оленей.

Масштабы мозаик и витража наводили на мысль, что Церетели встает в ряд с художниками Латинской Америки, обогативших мировое искусство мозаиками на фасадах крупных общественных зданий. Там правительства выходивших на мировую арену государств Нового Света предоставляли художникам стены министерств, университетов, театров и дворцов для росписей. Они поразили масштабом и темпераментом Европу.

В Тбилиси украшать стены общественных зданий начал Церетели в числе первых. До него в Москве станцию метро «Новослободская» Павел Корин украсил витражами, играющими в подземном зале роль окон. А у Церетели — витраж на всю стену. Разноцветное стекло не только пропускало свет, но и создавало яркие образы.

Когда Церетели покрывал мозаикой стены в Пицунде, Михаил Посохин строил в Москве кинотеатр «Октябрь» на Новом Арбате. Над его прямоугольником, как над Дворцом профсоюзов, высится куб. Архитектор поручил московским художникам Андронову и Васнецову покрыть этот куб мозаикой на тему «Октябрь». Что они и сделали в свойственном им "суровом стиле". На кроваво-красном фоне "человек с ружьем" и "пламенные революционеры" берут власть в мозолистые руки. "Суровый стиль" пришел на смену сталинскому реализму. Образы пышущих здоровьем колхозниц и улыбчивых рабочих с усами, как у моржей, сменили романтики революции и гражданской войны, покорители целины и космоса, первопроходцы тайги, геологи и буровики… Поколение живописцев поддалось влиянию "сурового стиля". А Зураб словно жил в другую эпоху. Он выглядел белой вороной в стае черных воронов "сурового стиля". Его яркая поразительная безыдейность нашла себе пути-дороги не только на Черноморском побережье, в Тбилиси, но и на родине Ильича. И удостоилась за это, как мы знаем, Государственной премии.

С чердака на проспекте Чавчавадзе семья Церетели переехала в отдельную двухкомнатную квартиру на улице Барнов, куда слала вызов тетя Лиля из Парижа. В пригороде Багеби Иннеса унаследовала дачу писателя Шалвы Дадиани. Эту сравнительно небольшую дачу Зураб, как мы знаем, перестроил в просторный дом. Еще одну квартиру (то был редчайший в стране случай) прописанный постоянно в Тбилиси гражданин СССР получил в Москве. Чему посодействовал влиятельный соавтор — Михаил Посохин. Квартира оказалась не где-нибудь на окраине, на Тверском бульваре.

— Я очень люблю Тверской бульвар. Пыльно, грязно, постоянный шум машин под окнами. А я там был счастлив. Да и сейчас иногда прихожу на этот бульвар. (Это признание недавних дней).

Таким образом, стал Церетели полноправным москвичом. Вечерами ходил в лучшие рестораны, Дом кино на Васильевской улице, в «Современник», и в театр на Таганке. Ходил не один, с друзьями, людьми своего круга. Кто они?

Известный актер Таганки шестидесятых годов Борис Хмельницкий, вспоминая о тех днях, рассказал:

— Нам не стыдно было послушать мнение умных людей, всех тех, кто приходил на репетиции и премьеры. Сейчас этого нет. А умных людей послушать очень полезно. Бывало, сидишь в компании: Ахмадулина, Мессерер, Салахов, Церетели… Сидишь и кайфуешь…

"Кайфовал" Зураб с Владимиром Высоцким. И как!

— Однажды мы с Высоцким в Ленинград ездили! В Доме кино встретил я его в компании двух красивых актрис. Он обрадовался и говорит: "Зурабчик, поехали с нами! У папы Наташи сегодня день рождения. Поехали с нами!" А они все уже тепленькие. Ну, говорю, поехали. Сажусь за руль спортивного «Мерседеса» Володи, а куда ехать, не знаю. Он руководит, направо, налево, прямо. На трассу выходим, в Ленинград едем! Ладно, пусть будет Ленинград. Высоцкий с девушками сзади заснул. А я все еду и еду. Нет этого Ленинграда! Я же не знал, что он так далеко! Под утро приехали. Бужу Высоцкого и девушек. Они назвали адрес. Входим в квартиру. А там все пьяные вдребезги валяются. Высоцкий взял гитару, стал играть, и кто-то спросонья на него наорал. Ах, так! Ладно! Едем обратно! Я снова за руль. Сейчас бы, наверное, не выдержал такой езды, а тогда столько энергии было, что даже не заметил, как в Москву вернулись…