Перед смертью Иннеса вспоминала поход мужа к профессору, связывая с ним произошедшие перемены в их жизни:

— Сшили мы Зурабу костюм. Надел он его и пошел к своему любимому учителю, большому художнику Уче Джапридзе. Это я его послала к нему домой и велела, чтоб рисунки последние с собой прихватил. Тот очень обрадовался, потому что молодой, перспективный студент вспомнил старого профессора. И подсказал ему тему, какую картину написать для выставки.

Зурабу тема очень понравилась, он пришел домой, мастерской у него тогда не было, и начал писать. Я слегла в больницу, а он все время не выходил из дому и писал картину. На выставке в Москве получил за нее первую премию. А потом и деньги пошли. И пошли, и пошли. Еще близкие люди нам очень помогали, родство у меня чудное — все необыкновенно красивые и хорошие люди.

Первая премия дополнялась золотой медалью лауреата Всесоюзной художественной выставки "На страже мира". Она прошла в Манеже.

Сюжет картины назывался так же, как выставка. На фоне мощных кавказских гор на лужайке мальчишки гоняют мяч. А в небе над крутизной хребта вырисовываются крылья радиолокационной установки, стоящей на страже мирной жизни… Ее размер был 2х3 метра.

— Стоят локаторы. Защищают небо. А новое поколение играет. Не чувствует, что есть страшное. И играет в футбол.

Эту картину Зураб исполнил темперными красками, используя все цвета, которые пришлось выбросить, когда писал дипломный "Портрет спортсмена".

— Работа интересна прежде всего СИЛОЙ ИДЕЙНОГО СОДЕРЖАНИЯ (Выделено мной. — Л. К.) — описывал картину "На страже мира" академик Швидковский. Экраны локаторов, нацеленные в небо, похожи на руки, поднятые для защиты. А дети, занятые игрой, показаны в стремительном движении и легко ассоциируются с мирной жизнью, с чем-то бесконечно далеким от тревог, горя и смерти, ставших синонимом войны. Это единство конкретного и емкого символа не что иное, как выраженный художником на полотне средствами изобразительного искусства протест против темных и злых сил в защиту всего живого и светлого на земле".

Таким языком приходилось анализировать картины советских художников тонким ценителям искусств, когда они брались за перо, чтобы написать рукопись для издательства. Иначе ее бы не приняли к печати.

"Сила идейного содержания"! Вот что ждали от Зураба власть и обслуживавшие ее искусствоведы. И не дождались.

Что не помешало руководству Союза художников СССР в 1979 году, когда Церетели баллотировался на выборах в члены-корреспонденты Академии художеств СССР, в выданной ему характеристике при перечислении его достижений сообщить академикам, что и он не чужд "ведущей и высшей форме нашей реалистической живописи".

"Из наиболее значительных живописных работ его следует отметить "Индустриальный пейзаж", «Чиатура», "Колхозная семья". Тем самым подчеркивалось, что кандидат в члены академии воспел своими пейзажами и портретами индустриализацию и коллективизацию, чем занимались без устали советские художники, поощряемые наградами и почетными званиями.

Картина "На страже мира" ушла из поля зрения автора. Где она — не знает. Эта работа принесла ему медаль. Однако не тот успех сыграл решающую роль в судьбе нашего героя, когда, по словам Иннесы: "А потом и деньги пошли. И пошли, и пошли".

Когда Зурабу после духана главный архитектор города Тбилиси предложил сделать эскизы росписи детского кинотеатра, он ни минуты не колебался, взялся и за это дело. Хотя настенной росписью не занимался, практики такой в академии не существовало.

Как его учили на курсах в Париже, взявшись за эту работу, дал простор воображению и представил стену такой, какой бы ее мог расписать ребенок. Так он сам однажды сделал в детстве, став на табуретку, когда из дома ушли взрослые… Есть у него написанная темперой на бумаге размером 60х100 картина под названием "Маленький художник". (Она датирована в альбоме "Зураб Церетели" с предисловием Нодара Джанберидзе 1965 годом.) В центре перед стеной стоит на подставке мальчик, высоко подняв большую кисть. На стене уместились гора, летящий аэроплан, ракета, нацеленная в солнце, и домики под красной крышей. Все, что поражает ребенка движением, — паровоз, влекущий разноцветные вагоны, машины, дым над трубами, — все попало на эту стену, призванную украсить кинотеатр.

Об этой картине Олег Швидковский писал:

"Художник обратился к детской фантазии, попытался запечатлеть причудливый мир ребячьих представлений, тот удивительный сплав вымысла сказки и строгой реальности, который так поражает взрослых и так естественен для воображения детей".

Кинотеатр расписать не пришлось. Однако исключительно важную роль свою эскиз оформления здания сыграл. Без него судьба художника Церетели сложилась бы возможно счастливо, но совсем по-другому.

Конец второй главы

НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, охватывающая период жизни от Пицунды до Адлера.

С берегов Черного моря тогда состоялся выход на берега Волги. Впереди маячили дальние берега Америки.

Но об этом — в следующей главе.

Эскиз росписи детского кинотеатра, заказанный Зурабу, всем понравился. Поэтому украшал стену кабинета главного архитектора Тбилиси, напоминая о несбывшемся проекте. У города не нашлось средств. Именно этот эскиз случайно попал на глаза московскому архитектору. Он увидел, что это шедевр. Приезжий решил познакомиться с неизвестным художником, представить его соавтору, чиновнику в ранге министра, ведавшему строительством в СССР.

Дело было летом. Автора дома не оказалось, он уехал в горы, там жил, отдыхал и писал пейзажи. Как вдруг в забытом богом горном селении приземлился военный вертолет, всполошивший горцев.

До той минуты жизнь в Тбилиси протекала без особых потрясений и планов на будущее. Когда еще раз позволят побывать в Париже? Духан в Чиатуре не грел сердце. Проект кинотеатра сорвался. Зураб все еще не состоял в членах Союза художников СССР. А не члены творческого союза не имели права сдать написанную картину в комиссионный магазин, не могли без членского билета устроить персональную выставку. Много унижений выпадало на долю молодых талантов, годами бившихся головами о стены крепости, за которой восседало руководство творческих союзов, связанное с властью.

— И вдруг однажды, как гром среди ясного неба, садится рядом со мной вертолет. Выходят из него строгие люди в военной форме и говорят:

— Вы Зураб Церетели?

— Да, я…

— Нас ждут в Пицунде!

Я тогда даже не знал, где находится Пицунда, туда ни в студенческие годы, ни в годы службы в институте не попадал. Какая этнография в реликтовой роще? Тогда Пицунда была совсем не знаменитое место.

Посадили меня в вертолет, и машина взлетела. Чувствую, по отношению молчаливых военных, что никто меня арестовывать не собирается. Но и не знаю, куда и зачем меня везут. Я тогда смотрел на жизнь очень наивными глазами. Я вообще человек доверчивый и не жду от людей подвоха, хотя никогда не забывал судьбу моего деда и родителей жены.

Летели мы недолго, приземлились в Пицунде, где ждал меня сам Посохин со своей командой. Тогда мы пожали друг другу руку, познакомились. Он рассказал мне о своей концепции.

"Смотри, Зураб, — сказал он, показывая на семь одинаковых, как яйца, корпусов, поставленных торцами к морю. — Нужно придумать, чтобы они выглядели разными". Мы поговорили. И он уехал.

И я вернулся домой на поезде. Денег на обратный билет не было. Ехал зайцем.

Быстро разработал проект, затем была выставка в Москве. Идею одобрили, как тогда полагалось. И я приехал в Пицунду работать…

Посохин дал Зурабу права главного художника. Эта новая обязанность совмещалась с обязанностями начальника оформительского цеха Художественного фонда. Он привлек к делу всех, кто с ним работал, кого знал как лучших художников Грузии.