Ответить Илья не успел. Раздался короткий, резкий, очень громкий звук, будто выстрелили из пушки. Земля содрогнулась. Берестов невольно согнул ноги в коленях, стремясь удержать равновесие, а потом выстрелили еще раз. Звук был длиннее и громче настолько, что у Берестова заложило в ушах. Он почти оглох. Он видел побелевшие от ужаса глаза Дженкоуля, его разинутый в крике рот.

– Пэктрумэ!!! – скорее прочитал, чем услышал Берестов. Он схватил обезумевшего от страха тунгуса за руку и потащил туда, где среди раскачиваемых ветром деревьев виднелось открытое болотистое пространство.

Жесткая рука ветра догнала их, толкнула в спины с такой силой, что они, не устояв на ногах, полетели в неглубокую сырую яму, буквально пропахав носами влажный ковер травы. К счастью, они не успели подняться на ноги, и именно это спасло им жизнь. Прямо над ними пронесся обжигающий, огненный вихрь, охватывая пламенем древесные стволы. Березы и лиственницы вспыхивали факелами. Но пожар так и не занялся – следом за огненным валом по тайге прокатилась мощная воздушная волна, гася огонь и вырывая с корнем деревья, будто травинки.

Берестов и Дженкоуль лежали в своей яме, вжимаясь в содрогающуюся землю, и в странном оцепенении глядели на рушащиеся вокруг деревья. А потом Вася вдруг завыл, схватился руками за голову и сделал попытку встать, но ноги его подогнулись, и он потерял сознание. Илья потянулся было к нему, но тут и его собственная голова словно разорвалась от бесшумного ослепительно-белого взрыва, и острая вспышка боли мгновенно увлекла его в небытие.

Когда Берестов открыл глаза, первое, что он увидел – ясное голубое небо. Тишина стояла такая, что Илье показалось, будто он оглох. Эта мысль моментально привела его в чувство. Он сел, опираясь разбитыми в кровь кулаками в мокрое торфяное месиво. Странно, ему показалось, или воды вокруг и впрямь прибавилось? Он заозирался, пытаясь сосредоточиться, но контуженое чудовищным взрывом сознание выхватывало окружающую реальность кусками – словно разрозненные фрагменты мозаики.

…Обугленный с одного края, лишенный кроны мертвый ствол лиственницы – словно скелет, лишь отдаленно напоминающий некогда роскошное пушистое дерево… А вот поваленные ветром березы – вывороченные с корнем, буквально выдранные из земли чудовищной силой… Рядом блестящее зеркальце озерка, образовавшегося только что на месте болотистой низинки. Поверхность воды будто затянута тонкой радужной пленкой жидкого масла… А на бережку Илья явственно различил странный, похожий на ртутный блеск… Что это? Вроде камень… Относительно крупный – размером с оленя или чуть поменьше… Хотя для камня форма слишком правильная – овальная, гладкая… Не камень – капля. Гигантская капля ртути…

Мечущийся взгляд Берестова наткнулся на тунгуса, о котором он совсем позабыл. Василий сидел, перемазанный с ног до головы землей, и очумело тряс головой.

– Живой! – обрадовался Илья. Ему показалось, что он произнес это вслух, но сам не услышал своего голоса. И Дженкоуль не обратил на него внимания. Тунгус по-прежнему сидел, уставясь в болотистую грязь под ногами, и по-собачьи мотал головой, словно пытался выплеснуть из ушей воду.

Подумав о воде, Илья спохватился – ее и впрямь заметно прибавилось, и она продолжала прибывать. "Затопит! Уходить надо!" Эта разумная мысль промелькнула и тут же ушла, затерялась в потоке разрозненных мыслей и ощущений. Взгляд Ильи снова зацепился за странный ртутный блеск. Пошатываясь, он поднялся на ноги и направился к загадочному овальному камню, форма и цвет которого смущали, не давали покоя. Внезапно вернулась головная боль. Она ударила резко, наотмашь. Берестов невольно охнул и отшатнулся. Боль стихла как ни бывало. Удивленный Илья снова шагнул к камню… и тут же схватился руками за голову. Отскочил назад. Боль прошла. Странно. Словно кто-то наказывал его болью за попытку приблизиться к загадочному камню! И тут Илья отчетливо услышал женский голос, который доносился как раз со стороны "запретной зоны".

– Помогите…

Илья сжал кулаки, стиснул зубы и ринулся к камню. Боль рвала его голову на части, но он сумел сделать несколько шагов. Перед глазами плавали огненные круги, шумело в ушах, во рту стоял отчетливый привкус крови. Не устояв на ногах, он упал на колени и пополз на голос, едва не проваливаясь по уши в мутную торфяную жижу.

– Помогите… я здесь… – просила женщина.

Илья подвывал от боли, но полз. Он не помнил, как добрался до "ртутного" камня. Увидел лежащую рядом в глубокой луже женщину. Ее почти затопило, еще немного и лицо ее полностью скрылось бы под прибывающей водой. Ничего не соображая от боли, едва не теряя сознание, Берестов схватил незнакомку за руки и поволок-пополз прочь от таинственного камня. Постепенно боль уменьшалась и, наконец, затихла совсем. Тогда Берестов выбрал кочку повыше, куда еще не успела дойти вода, пристроил спасенную женщину на мшистом ковре и рухнул рядом. Сил у него больше не оставалось.

Вероятно, Илья задремал или на какой-то миг потерял сознание от пережитой боли и усталости. Очнулся он оттого, что кто-то сильно встряхнул его за плечи. Берестов резко сел, обмирая от ужаса, но тут же расслабился и выругался сквозь стиснутые зубы:

– Васька, что б тебе пусто было! Напугал, черт…

– Кто она? – Эвенк ткнул пальцем в лежащую неподвижно женщину.

– Не знаю, – отмахнулся Илья.

– А зачем ты ее раздел?

– Что?!! – Илья обалдело взглянул на женщину. На ней и впрямь не было ни нитки! Берестов машинально отметил, что спасенная внешне похожа на эвенку: со специфическим цветом кожи и чертами лица. И, вероятно, она молода – от силы лет двадцать, не больше. Илья нахмурился, пытаясь вспомнить, была ли на ней одежда, когда он тащил ее от камня. Вспомнил. Покраснел. Поспешно сорвал с себя измазанный землей, мокрый, местами порванный армяк и накинул на незнакомку. Она пошевелилась, приходя в сознание. Села, взглянула непонимающе, нахмурила черные, изогнутые луком брови, словно вспоминая.

– Так где ты ее взял? – переспросил Василий у Ильи.

– Она звала на помощь… Лежала там, у камня.

– У какого камня?

– Да вон у того… – Берестов осекся. Камня не было. – Как же так! – забормотал он и рысцой рванул к знакомому месту, подсознательно ожидая возвращения головной боли. Но боли не было. Как не было и камня-капли. Ни следа. Вернее, если след и был, он уже скрылся под водой. Берестов пошел по пояс в воде, балансируя на скользком дне, загребая руками мутную холодную жижу, будто и впрямь надеялся разыскать пропажу.

А Дженкоуль обернулся к незнакомке.

– Ты кто?

– Не помню, – по-эвенкийски ответила она и потерла лоб, будто у нее вдруг разболелась голова.

Спасенная Ильей девушка так и не вспомнила, кто она и откуда. Имя ей дал Берестов. Он назвал ее Евдокией, Дуней, Дуняшей. В стойбище Дженкоулей решили, что она – дочка Лючеткана, чья кузница находилась как раз на месте "кручины" – так эвенки называли тунгусскую катастрофу. В общем, девушку нарекли Дуней Лючеткан и на том успокоились – тунгусам было не до выяснения биографии незнакомки, им и без того хватало забот. Легкие берестяные чумы раскидало воздушной волной, поломало. Большая часть оленей разбежалась, несколько лабазов, где хранилась зимняя одежда и турсуки с мукой, сгорели. К счастью, люди не пострадали. Большинство из них во время взрыва на какое-то время потеряли сознание, но вскоре пришли в себя, хотя у них еще долгое время наблюдались последствия контузии: временная потеря слуха и очумелые, неадекватные движения.

Берестову ничего не оставалось, как взять на себя заботу "о сироте", тем более что их обоих с первого же дня неудержимо влекло друг к другу. К началу зимних морозов они поженились и обосновались в Ванаваре.

По зимнику их навестил Василий, который считал себя кем-то вроде свата, нагло делая вид, что это именно он отыскал Илье жену. Берестов посмеивался, но не возражал.