Изменить стиль страницы

В любом случае, может статься и так, что сперва «фараоны» наткнутся на меня, а уж потом вспомнят и о тех, за кем они так увлечённо гнались изначально.

С чего-то я был уверен, что моя персона, со всеми своими «странностями», заинтересует их куда больше, чем явная бесперспективность скачек по ночным горам за шайкой рядовых супостатов. Я — своего рода сенсация и безо всего такого.

А если к этому присовокупить мои «преступные наклонности»… Да за одно только моё фото на лагерном стенде можно из курсанта академии взлететь до генерала!

Ни тот, ни другой вариант, ни ещё какой неблагоприятный исход меня не устраивали. Поэтому я мысленно похвалил себя за правильность сделанных выводов и ещё более ускорил шаг…

Избавившись от своего «сонма мёртвых», я влетел в избушку и начал свои торопливые сборы. Особого барахла у меня не было, разве что увесистый свёрток и кое-какие личные вещи. Ах, да, ещё и «кошелёк» в форме вместительной спортивной сумки. Вот и весь «багаж». Собираясь в любую дорогу, возьмите с собою главное — увесистый бумажник. В нём вы всегда найдёте всё, что необходимо в путешествии — от зубочисток до свежего костюма и самолёта. Это первая заповедь Путешественника.

Машину я завёл загодя. Теперь она негромко тарахтела далеко за двором, отравляя окрестности выхлопными газами. Думаю, лес это как-нибудь переживёт. А вот оставить после себя запахи свежей соляры, значит, дать полиции наколку, что я смылся только что и нахожусь совсем недалеко. Думаю, они весьма обрадуются и надавят на газ.

Ввиду этих обстоятельств я разогревал авто не в сарае, а на улице, причём вытолкав её далеко за пределы участка, на котором стоял домик.

Скорее всего, на дорогах будут облавы и обыски, и машины станут останавливать пачками. Дорожная полиция заморится махать жезлами.

Так что мне нужно будет переть по бездорожью, аки разъяренному слону по саванне.

Хорошо, что я благоразумно и загодя подготовил джип к подобным «гонкам». Запас горючего позволял пересечь страну безо всяких проблем. Два запасных колеса, наборы «сухих пайков», достаточное количество воды и всякой украденной недавно мелочи делали путешествие по максимуму автономным.

На крайний случай, напугаю по дороге ещё пару-тройку злачных мест, нокаутирую несколько ретивых или флегматичных граждан и разживусь необходимым, пока «хранители сокровищ» будут в отключке.

Уж не знаю, дурак я или нет, но в дальнейшем я собирался платить за украденное в валюте. Скорее всего, именно на эти цели я и обчистил банк. Похоже, что это во мне говорила совесть. Предприниматель не должен страдать из-за моего неуёмного аппетита. Пусть уж за все мои удовольствия платят банки. У них денег всё равно куры не клюют. Заплатить в открытую я не в состоянии, так что пусть уж всё выглядит, как эдакое «робингудство».

Что поделать, таковы реалии моего существования.

Сейчас я ничем не отличался от любого из бандитов, ударившегося после совершения преступления в бега. Правда, наши с ними цели были несколько разные. Что-то оставалось ещё неясным и по поводу задач, но я по-прежнему был преисполнен в этом плане нездорового энтузиазма.

Уж кого-кого, а меня явно найдут, чем занять, чтобы не пришлось заскучать и бесславно закиснуть в праздности и лени!

…Дорога просто издевалась над моими водительскими навыками. Она петляла, крутилась, вздыбливалась и ныряла сама под себя, вообще, выворачивалась наизнанку, будто ей дали отдельное задание ушатать меня до состояния риз.

Надо сказать, ей это почти удавалось. Потому я, как мог, утешал себя ранним завтраком, а точнее, попытками ухватить кусочек пищи, лишь в те краткие мгновения, когда эта проклятая козья тропа на несколько секунд принимала более-менее пристойнее, то есть прямое, направление.

Я двигался к неясной самому себе конечной цели почти голодным, невыспавшимся и злым.

Как беспокойный герой, которому некогда поспать и поесть за бесконечной чередой подвигов.

Правду сказать, я за последнее время так и не увидел для себя никаких ориентиров на их совершение, и ничто не нарушало моего недавнего сытого покоя, которым я себя так удачно окружил.

Теперь же я ехал в неизвестном для себя направлении и абсолютно без мыслей и понятий, где и как я теперь должен обосноваться. Грубо говоря, я просто дубоголово пёр по бездорожью в надежде на то, что до этого ни разу не подводившее чувство направления приведёт меня именно туда, куда надо.

Именно таким образом я «набрёл» на то, первое своё «местечко». Теперь я с затаённой грустью думал о нём, как о чём-то бесконечно родном и привычном. Что и говорить, я оставил там частичку своей души, пусть даже и это понятие для меня оставалось в этом мире почти относительным. Настолько с любовью и тщанием я оборудовал своё «гнездо».

Наверняка я прожил бы ещё какое-то время там. Хотя кто знает, долго ли? Находясь в цивилизованном обществе всемирной «подотчётности», невозможно пробегать всю жизнь по лесам, словно голозадый йети, без «аусвайса» и прочих «радостей» не в меру развитого в этом плане человеческого сообщества.

И к тому же с такой рожей, как у меня. Что интересно, меня охватывают сомнения, когда я начинаю думать о самой возможности хотя бы сфотографироваться на «пачпорт».

Представляю себе, какой радостный переполох поднимется, захоти я зайти, например, в ателье. В «развитом» капиталистическом обществе всё необычное и пугающее подлежит немедленному оповещению полиции.

Потому мне было крайне трудно даже одеться, уж простите за прямоту. Украденная ткань и нитки вкупе с портативной швейной машинкой — вот и вся добыча на эту тему. Поэтому обшивать мне пришлось себя самому, кстати.

К счастью, мои получавшиеся повседневные «наряды» оценивать было некому. Окрестным куницам и белкам, единственным моим постоянным соседям, было на моё тряпьё глубоко наплевать.

А таскать на себе ежедневно то, что я обнаружил в свёртке из «МАНа», мне казалось кощунством. Что не говори, а великолепной выделки ткань и кожу, из которых и состояло то одеяние, и следовало одевать лишь в ТЕ моменты, для которых они и предназначались.

Я долго ломал голову над тем, куда же девается кровь с «боевого комплекта», пока не заметил случайно, что плащ и рубашка впитывают их, словно пиявка…

Надо сказать, зрелище довольно жуткое для обычного человека. К счастью, я в то время пребывал в своей «отключке».

А в остальном мой внешний вид меня вполне устраивал. К тому же я имел откуда-то кое-какие навыки в вопросе кроя и ремонта одежды.

Поэтому, прихватывая в магазинах самое огромное в нескольких экземплярах, тачал для себя более-менее приемлемые рубища. Конечно, показаться в них где-либо в городе или даже селе, значит, быть отмеченным вдвойне.

Так что, как ни крути, ход «в люди» мне был категорически заказан. Как минимум, в меня на каждом шагу тыкали бы пальцем и разевали рты.

Так что увы и ах!

Я не засветился бы разве что на ночном кладбище, ибо покойникам не свойственно любопытство. Эти обстоятельства меня по-своему бесили в редкие моменты подобных агрессивных раздумий. Хотя, если честно, я не могу сказать, что мне особо требовалось «общество».

Ещё из той жизни я подсознательно помнил, что в душе я — законченный и совершенный одиночка. Вполне самодостаточный и нелюдимый тип.

Однако сам факт собственного «заточения» нет-нет, да возмущал меня.

Само собою, весь остаток дней просидеть на уступе скалы, подобно нахохлившейся на весь мир горгулье, совсем не показываясь на глаза людям, трудновато.

А с другой стороны, мне никто не мешает и не набивается сунуть нос в моё прелестное уединение. Так чего же мне всё-таки не хватало? Контактов какого рода?

Ну, допустим, всё последнее время все мои вынужденные контакты с людьми либо начинались, либо оканчивались печально.

То есть их отвозили либо в морг, либо в психушку на реабилитацию. И было похоже, что сие «общение» становится устойчивой тенденцией.

По-моему, Кинг Конгу в этом плане везло несравненно больше. Его нарядили в попону, в корону и выставили для всеобщего всемирного восхищения.