Дверь в зал открылась, и вошел человек в военной форме, вскрикнул. Он сел, тут же бросившись на корточках за машины. Завыла сирена, по коридорам заметалась охрана. Один из охраны, заметив его, стал стрелять из пистолета, отрезая путь к вентиляции.

Он выскочил в другой такой же зал, светлый, полный людей в белых халатах, сбивая их с ног, бросился напрямую по каким-то пультам, давя лампы, клавиши, выскочил в коридор к дверям лифта, раздвинул их, впрыгнув в пустую шахту, по стане и кабелям побежал вниз. Сверху на него надвигался лифт.

Он стоял на крыше небоскреба, смотрел на город, сиявший огнями. В небе над его головой висела полная луна, внизу среди домов двигались, шевелились, вспыхивали желтые, красные, белые огни. Он стоял неподвижно, ветер шевелил его одежду и гнал тучи, закрывая и снова выпуская луну.

В брошенном многоквартирном доме в подъезде, Оглядев свой одинокий знак, пошел по комнатам, насторожился, спугнув несколько крупных крыс, тихо спустился вниз, оглядывая грязный двор. Заглянул в подвал, спустился, пошел крадучись, издалека заметил у пролома Десятка два крыс, копошащихся на куче сырого мусора. Он осторожно отошел спиной назад, выбрался из подвала, пробежал по улочке, нырнул в люк, спугивая крысу, но не тронул. Быстро двинулся по тоннелю.

Небольшая светлая комната, без окон, длинный полукруглый пульт управления, за ним стол, где двое полицейских играли в карты.

Свернув в боковой проход, более широкий, он замер, сразу со всех сторон включились яркие прожектора, ослепив его, воды здесь было по щиколотки.

Один из экранов пульта управления включился, полицейские бросили карты, подбежали к нему, один сел в кресло, нажимая кнопки. На охране появился грязный худой человек, ослепленный светом.

— Внимание, пост 19, — заговорил полицейский, включив микрофон, — коридор 21–24. Неизвестный. Один. — Он переключил тумблер. — Руки за голову. Не двигаться. Брось лом.

Он вздрогнул от голоса, прогремевшего через усилитель. — Руки за голову!

Позади него в стену ударила пулеметная очередь. Он бросился вперед, упал в темноту на четвереньки, замер. Тут же включился еще, один пулемет. Они проработали секунд десять, автоматически поводя стволами. Все стихло.

— Не выключай свет! — Закричал другой полицейский, глядя на второй экран. — Ребята уже в проходе.

Он уходил в боковое ответвление, оглядываясь на сильный фонарь. Впереди проход перекрывала крепкая стальная решетка, вбетонированная в стены. Он потрогал ее, повернулся, пошел, навстречу фонарю, лег в мелкую воду, вытянулся на дне, оставив только ноздри.

Их было трое в прорезиненной одежде, двое с автоматами, третий изредка включал фонарь. Они походили на космонавтов, шли тихо, по колено в воде.

Передний с фонарем споткнулся. Он вдруг вскочил в воде, поднимая брызги, сразу ударил одного с автоматом и так же второго, по голове прутом. Тот, что с фонарем закричал страшно и побежал назад. Шальной луч его бился по стенам.

Он перешагнул через полицейских, держа прут на плече, пошел следом.

К заброшенному дому он подошел не со стороны подъезда, ас задней стены, странно одетый, в самодельных кожаных штанах, сшитых из крепких крысиных шкурок, на руках от кисти до локтя кожаные нарукавники, крепко стянутые, оплетенные проволокой, кисти обмотаны ремнями, за спиной отточенная стальная полоса, напоминающая палаш.

Забравшись в выбитое окно, он достал из мешка большой, тяжелый, с промасленной ветошью факел, поправил его, потуже перетягивая проволоку.

Он вошел в подвал, держа зажженный факел над головой, прошел прямо к куче, где копошились крысы. Одна из них прыгнула на него откуда-то сверху, и он убил ее налету. Факел горел ярко, огромным пламенем освещая весь подвал. Отбиваясь от крыс, он поджег мусор, ящики, коробки, он не спешил, дожидаясь, пока разгорится костер. Крысы пищали, метались, но не убегали. Напротив из пролома приходили новые и новые. Он внимательно следил за самыми крупными из них, встав между стеной и огнем, поводил факелом и палашом. Еще одна бросилась к нему, сразу другая, третья, он убил их. Костер уже пылал до потолка, наполняя подвал чадом.

Ногами и палашом он быстро швырял горящие обломки в пролом и на кучу, разметав огонь по всему подвалу, отрезая крысам дорогу и не давая новым приходить из пролома. Еще одна прыгнула на него сверху и он убил ее, пошел к старой бочке, лежавшей на боку, давя и убивая крыс, не убегавших даже от огня. Одной рукой раскрыл мешок, быстро вывалил в него что-то тяжелое из бочки, стряхнул с себя сразу несколько повисших на нем крыс, подпрыгивая, побежал из подвала.

На последнем этаже он вошел в комнату, огляделся, вытряхнул из мешка трех огромных толстых крыс, сросшихся телами в одно черное покрытое слизью туловище с тремя головами и одним сплетенным из трех розовым хвостом.

Тело лежало беспомощно, тупо глядя перед собой. Он отошел на шаг, поднял палаш, и все три головы громко запищали, и тело медленно поползло в угол.

Он разом отсек три головы, перерубил туловище, разложив части так же аккуратно, как рисовал знаки.

Вбежавшая в дверной проем крыса сразу прыгнула на него, но он убил ее, раздавив кожаным нарукавником о стену. Из прохода ползла еще одна и еще. Он убил их. Через окно выпрыгнул на карниз, побежал вдоль окон.

Он сидел на крыше высотного дома и глядел на город, растворявшийся, плывший в серой дымке.

Проходя пустынной улочкой, заваленной мусором, он отогнал трех облезлых желтомастных собак, загнавших в угол четвертую с перебитой задней ногой. Они стояли перед ней, не решаясь броситься, увидев его, быстро отбежали, она тоже попыталась отскочить. Он поймал ее за загривок, сунул в мешок, пошел, не оборачиваясь, дальше.

Он лежал на крыше недостроенного дома, рядом сидела хромая собака, он держал ее за веревку, которой обвязал ей шею вместо ошейника. Собака молча упиралась здоровыми лапами, пытаясь вырваться, то вдруг бросалась к его горлу, но он отгонял ее, шлепая свободной рукой по морде. Когда она затихла, гладил ее по голове. Она поджимала уши, злобно косилась, вдруг хватала зубами, грызла крепкий нарукавник.

Солнце садилось за дома, но город еще шумел тысячами своих повседневных звуков. Привязав собаку за торчавшее из бетонной плиты стальное ухо, лег, вытянувшись, стал глядеть вниз. Перевернулся на спину, раскинув руки. Долго лежал так. Вдруг вскочил, быстро сбежал по лестнице вниз, траншеями к соседнему дому, бегом по пожарной лестнице вверх на крышу, пробрался туда, где у парапета монах в робе следил за крышей, на которой он только что играл с собакой. Он схватил монаха за шею, толкнул от себя. Тот закричал, взмахнув руками, полетел вниз.

Он снова поднялся к своей собаке, отвязал ее, не обращая на нее внимания, потащил за собой.

Из вентиляционного колодца на крышу небоскреба выбросило собаку, следом вылез он, подбежал к стене шахты лифта. На стене напротив его знака был выбит точно такой же.

Он оглянулся, заметался по крыше, обошел все шахты, ровные ряды вентиляционных колодцев, вернулся к краю, присев на корточки, уткнулся головой в колени.

Дом был самый высокий. Все дома вокруг казались далекими, маленькие машины внизу, совсем крошечные люди. Он встал и, размахнувшись, ударил палашом по второму знаку. Ударил еще раз, сбивая осколки бетона, по-своему, в ярости бил и бил, соскабливая. Замер, глядя в стену. Обернулся резко, всем телом, в стороне настороженно притаилась желтая собака, и слева темное, уходящее за горизонт солнце.

Он отскочил от стены и, обернувшись, на краю крыши увидел человека, он стоял прямо, полуголый в таких же кожаных штанах, нарукавниках, в руке держал прут.