«Не иначе, я на остров попал, — думает Силян. — Да живёт ли здесь кто? Что-то тут и дымком не пахнет, собаки не лают, петухи не кричат. Вдруг я один-одинёшенек на этой земле среди моря?!»

А уже ночь надвигается. Нашёл Силян небольшую пещерку над ручьём, попил водички, ежевикой, что на склоне росла, чуть голод приглушил и улёгся. Как может спать голодный, холодный человек на чужой земле с камнями под головой, так и Силян спал — всю ночь продрожал, глаз не сомкнул.

Вот когда проняло-то Силяна! Вспомнил он родное село, отца с матерью, ласковую жену с сыночком, добрую сестру. Доведётся ли опять свидеться с ними? Или так и сгинуть ему тут, на чужбине?!

Долго печальные думы думаются, а ночь ещё дольше тянется. Наконец занялась заря.

Взобрался Силян на гору, огляделся кругом. Вот радость! Внизу меж горой и холмом, в долинке, поля распаханы, а мимо полей дорога вьётся. Значит, не пустой остров, живут тут люди! Побежал по склону, словно крылья у него выросли. На дорогу ступил, зашагал вперёд.

Только обогнул холм, увидел: на лужке муж с женою сено косят. Бросился к ним Силян, да остановился.

«Как, — думает, — с ними заговорить? По-нашему, по-болгарски? Так откуда тут, на острове посреди моря, болгарам взяться! А если они турки, или греки, или ещё кто — они меня не поймут, я их не пойму. Будем переговариваться, как слепой с глухим. Однако всё же люди они, не волки, как-нибудь договоримся».

Тут вдруг женщина засмеялась, повернулась к мужу и сказала:

— Смотри, муженёк, никак Силян к нам идёт!

— И впрямь, Силян, — муж отвечает. — Каким только ветром его сюда занесло?

Удивился Силян. Мало того, что эти люди по-болгарски говорят, они ещё его и по имени кличут. Что за диво!

Мужчина обтёр косу травой, отложил в сторону.

— Что ж, Силян, откуда бы ты ни взялся, с неба ли, с моря ли, нашим гостем будешь. Идём с нами.

Привели его в небольшое селенье ребятишки навстречу высыпали, закричали звонкими голосами:

— Силян пришёл! Силян пришёл!

Силян ещё пуще дивится:

— И детишки меня знают! А я их никого и в глаза не видывал.

Хозяева усадили Силяна на почётное место за столом. Угощают. Стали соседи сходиться и всякий, здороваясь, его по имени зовёт. А самый старый-старик принялся расспрашивать.

— Ну что, Силян, где был-пропадал? Не бросил ли пить-гулять? Мать по тебе глаза проплакала. Молодая жена Неда при живом муже горькой вдовицей горюет. А сынок Велка сиротой растёт. Может, твой отец Божин хоть от внука дождётся помощи.

Покатились тут у Силяна из глаз частые слёзы.

— Если бы мне в родные места привелось вернуться, всё бы по-другому пошло. Только как туда добраться? Может, кораблём, что к острову причалит?

— Нет, Силян, не заходят сюда корабли. В стороне этот остров от торговых путей лежит. И окружают его мели, скалы да водовороты. Ведь и тот корабль, на котором ты плыл, о наши камни в щепы разбило.

— Да вы-то сами как сюда попали? — вскричал Силян. — И откуда меня и всю нашу семью знаете?

— Как не знать! Мы все с тобой из одного села родом. Вся ваша жизнь нам как на ладони видна. А сюда на остров приносят нас широкие крылья. Мы ведь аисты, Силян.

— Аисты? Не пойму я что-то! — говорит Силян. — Разве аисты пашут и сеют, по-болгарски говорят? Не бывает такого на свете!

— Бывает не бывает, — отвечает старик, — а что было, то было. Если хочешь, послушай. Расскажу я тебе не сказку, не по баску, чистую правду.

Давно это случилось. Мой дед тогда ещё мальчишкой босиком бегал. И таким сорванцом рос, ещё почище тебя. Соберёт ватагу мальчишек да девчонок, по садам яблоки обрывают, ульи на пасеках перевернут, собакам к хвосту черепки привязывают. Не было на них ни угомона, ни управы. Однажды забрёл в село старик нищий. Принялись ребята его дразнить, за рубаху, за торбу дёргать. Рассердился старик да и огрел посохом одного, другого. Ребята отбежали, стали в него камни швырять. И попал камень ему в висок. Упал старик и умер. А перед тем как в последний раз вздохнуть, успел их заклясть страшным заклятьем: «Не умели вы среди людей людьми жить, так станьте аистами. А людьми обернуться сможете только там, где, кроме вас, людей не будет, на пустынном острове посреди моря. Нерушимо моё проклятие на веки веков!»

Как сказал старик, так и сделалось. В тот же миг выросли у ребят крылья, поднялись они в воздух и полетели. Куда — сами не знали. Принёс их ветер на этот остров. Посреди острова из-под скалы текут два ручья: один ручей с человечьей водой, другой с аистиной. Искупаемся в первом — людьми становимся. Тут, на острове, время коротаем. А когда в родную Болгарию, в родимое село весна придёт, начинает нас томить тоска неодолимая. Тогда окунёмся мы в ручей с аистиной водой и, обернувшись аистами, летим на родину. Там наш дом, там и живём до глубокой осени.

— Дедушка, а мне можно аистом обернуться? — спросил Силян.

— Отчего ж нельзя, — ответил старик.

— Так покажи мне скорей, где заветные ручьи, — молит Силян. — Сделаюсь аистом, полечу на лёгких крыльях в родную сторону.

— Нет, Силян, — старик отвечает, — там, в Болгарии, сейчас зима, а мы, аисты, птицы зябкие. Одному тебе не долететь. Не на езжены в море дороги, да и в небе путь не проложен. Придёт пора, всей стаей снимемся, и ты с нами.

Остался Силян жить в аистином селе. Кому что в хозяйстве помочь — он первый. Сено копнил, хлеб убирал. Будто подменили Силяна, совсем другой человек, сам себя не узнаёт.

Так и шло время — днём в работе, ночью в тоске.

Вдруг забеспокоились люди-аисты. В небо глядят, глаза у всех тревожные, любое дело из рук у них валится. А в одно утро, на ранней заре, крик раздался:

— Пора в дорогу! Пора!

У Силяна взыграло радостью сердце, и тотчас же его словно ледяной рукой сдавило. Бросился он к старому деду, со слезами заговорил:

— Скажи, дед, что мне делать? Как в аиста превратиться — ты меня научил, а как человеком в родном селе остаться — не ведаю. Не присоветуешь ли какого средства?

— А ты вот что, Силян, — отвечает дед, — возьми кувшинчик, набери в него воды из человечьего ручья да повесь на шею. Прилетишь домой, сбрызнешься той водой, сам собой станешь. На тебе ведь нет заклятья на веки веков нерушимого.

Три дня и три ночи летели аисты над морем. Силян-аист еле крыльями машет, ниже всех летит. Совсем из сил выбился, вот-вот отстанет. Да тут как раз твёрдая земля показалась. Отдохнули аисты на крутом берегу, дальше полетели.

А как завиднелось вдали родное село — откуда только силы взялись! — вырвался Силян-аист вперёд, всё от радости позабыл, ринулся стремглав к отчему двору. Да не уберёгся: глиняный его кувшинчик ударился о камень и разбился. Вся человечья вода в землю впиталась. Заплакал бы Силян, да аисты плакать не умеют. Взмахнул бедняга усталыми крыльями, поднялся на крышу родимого дома, а там в гнезде уже сидит старый аист, тот, что на острове самым старым дедом был.

Застучал аист клювом, как солдат палочками по барабану. Силян всё понял:

— Моё это гнездо, спокон веку тут селюсь. А ты, Силян, вон на сарае пристройся. Твой отец Божин и туда колесо от разбитой телеги приладил.

Свил себе гнездо на том колесе Силян-аист, стал в нём на длинных ногах, во двор смотрит. Видит — мать корову доит, молодая жена Неда овец в хлев загоняет, сестра Босилка разжигает в очаге огонь — ужин готовит. А сыночек Велка между всеми вертится, светлая его головёнка то тут, то там мелькает.

Захотелось Силяну сына получше разглядеть, слетел он с гнезда во двор. А Велка его за хвост схватил, весело закричал:

— Смотрите, смотрите, я аиста поймал! Посажу его на верёвку, буду с ним играть, за собой водить.

Тут как раз отец Силяна, Божин, с поля вернулся. Услышал, что Велка кричит, и сказал:

— Отпусти аиста, внучек. Аист птица добрая, никому зла не делает.

Велка послушался деда.

Стал Силян-аист жить и при доме и не дома, со своими и не свой.