Усмехнулся чародей.
— Хитёр же ты! Ну да ладно, веди коня!
Так и вступили они все в королевство тьмы, в царство мрака. Разом всё кругом осветилось, травы зазеленели, цветы расцвели, птицы запели. Со всех сторон люди сбегались, славу кричали чародею.
И король на белом коне прискакал. Не знает, на кого первого смотреть, кому больше радоваться, — то ли коню-солнышку, то ли красавице княжне, что на том Коне сидит.
А красавица засмеялась звонко и говорит:
— Что же ты мне руку не подашь, с седла сойти не поможешь?
Протянул король не одну, а обе руки, бережно княжну снял. Отколола тут княжна свой месяц ясный из косы и королевскому белому коню на лоб прикрепила.
— Пусть теперь, — говорит, — днём солнце сияет, а ночью месяц светит, как во всех других краях водится.
Ну, дальше и рассказывать нечего, радость и веселье в королевстве царили. Времени не теряли, сыграли пышную свадьбу. Король слугу богато наградил за храбрость да верную службу. Слуга чародею подмигнул, монетами позвенел и довольный восвояси отправился.
А чародею король сказал:
— Бери что хочешь, хоть полцарства себе возьми. Но чародей только головой покачал:
— Нет, король, на что мне полцарства. Есть у меня мой домик, есть книга. Весь свой век я её читал, а теперь довелось увидеть, как сбылось написанное. Пойду ещё почитаю — может, и ещё что-нибудь сбудется.
Поклонился королю и молодой его жене и ушёл. Говорят, и по сю пору ту книгу читает, букву за буквой, слово за словом, лист за листом.
ДОСКА С ЗАГАДКОЙ
Польская сказка
Жил в предгорьях Карпат бедный крестьянин. Стоял его дом на склоне холма, на краю долины. Да и не дом вовсе, а так — маленькая халупа, тёмная и тесная. Зато у пана помещика, что жил на другом холме, на другом краю долины, дом был на сто комнат, потолки высокие, с лепными узорами.
Поле у крестьянина с лоскутное одеяло, камней больше, чем земли. Зато у пана поля еле за день на коне обскачешь. Правда, крестьянин и не пробовал панские поля мерять. Не его же они, да и коня у него не было. Это пан целый табун держал, а у крестьянина одна коровёнка — и то хорошо.
Паслась однажды коровёнка обочь его поля на меже, повернула глупую рогатую морду в сторону панских полей, знай себе траву щиплет.
И надо же, как раз в ту пору пан решил на коне объехать свои владения. Увидел коровёнку разгневался. Не побрезговал чистыми панскими руками схватить с земли прутик и перегнать скотинку к своему стаду.
Что делать крестьянину?! Пошёл к помещику свою коровёнку вызволять.
— Так и так, пан помещик, — говорит с поклоном, — корова моя не виновата, и я не виноват. Паслась она на меже, а межа ничья.
— Если межа ничья, значит, наполовину моя, — отвечает пан. — А твоя корова как раз с моей половины траву щипала. Значит, и корова наполовину моя. Да ведь корову пополам не разделишь, — выходит, и вся корова моя!
— Как же это, — попробовал спорить крестьянин, — межа-то ничья…
— Что ты заладил, — рассердился пан, — ничья, ничья…
— Да я хоть десять раз готов повторить то же самое! — заупрямился крестьянин.
— Ну, и я повторю десять раз свой ответ! — закричал пан. Хлопнул в ладони, кликнул слуг и велел дать крестьянину десять ударов палкой.
И вернулся крестьянин домой без коровы, с битой спиной. Жена причитает:
— Ох, горе нам, горе!. Без коровы совсем с голоду пропадём!
— Ничего, жена, не горюй. Я ещё с ним потягаюсь.
— Где беднякам с богатым паном тягаться! — вздыхает жена.
— А я до самого короля дойду. Жалобу ему подам.
— Как ты жалобу напишешь? Ты же грамоте не обучен.
— Вот посмотришь! — сказал крестьянин.
Взял он большую доску, гладко её обстругал и стал острым ножом вырезать свою жалобу.
Три дня трудился. Вырезал панское поле и своё вырезал, а между ними межу. Панский дом на сто комнат и свою халупу. Ясное дело, вырезал корову с рогами и хвостом и свой спор с паном. А сбоку сделал десять зарубок — десять палочных ударов, что его спина вытерпела.
Жена мужа похвалила, потом пригорюнилась.
— Я-то понимаю, — сказала. — А вот поймёт ли король?
Муж ответил:
— Уж не думаешь ли ты, баба, что король глупее тебя?! Чем болтать попусту языком, собери мужа в дорогу.
Напекла жена лепёшек, соли положила в тряпицу и три луковки дала.
— А пить захочешь, — сказала, — напьёшься после сытной еды воды из ручья.
Попрощался крестьянин с женой, взвалил доску на спину и пустился в дальний путь — понёс свою жалобу королю.
Шёл крестьянин тропами нехожеными, шагал дорогами проезжими. Шёл день, шёл два, а на третий вошёл в большой лес. Никого в том лесу нет, только птицы на разные голоса свищут.
Идёт, идёт… Вдруг вдалеке затрубили охотничьи рога, собаки залаяли. Потом конский топот послышался. Ближе, ближе… А лай собак всё дальше и дальше.
Вышел крестьянин на полянку, а навстречу ему всадник выехал: короткий плащ на плечах, шапочка с пером, жёлтые сапоги со шпорами, у луки седла — кремнёвое ружьё. Под всадником конь вороной ушами прядает.
— Слава Йезусу! — поздоровался крестьянин.
— Во веки веков аминь! — всадник ответил. — Куда идёшь, человече? Что за диво на спине несёшь?
— Иду к королю. Несу ему жалобу.
— На кого же ты королю жаловаться хочешь?
— На помещика. Вот, гляди, добрый человек..
Свалил крестьянин свою жалобу на землю. Всадник с коня наклонился, смотрит.
А крестьянин корявым пальцем по доске водит, рассказывает.
— Так, — говорит всадник, — это я всё понял. А вот почему тут первая корова как корова, вторая будто пополам разорвана, а третья опять целая?
— Эх! — рассердился крестьянин. — Я-то думал, ты умный. Неужто не разумеешь? Не три это коровы, а одна корова. Моя корова. Вот она. Ну, а помещик сказал, будто корова наполовину его. Так тут и вырезано. Посуди сам, добрый человек, мыслима ли такая несуразица? Видно, и сам помещик это сообразил. Потому что угнал не половину коровы, а всю целиком — с хвостом, с задними копытами и с выменем, что нас с женой молочком поило. Вот он её за рога ведёт.
— Ну что ж! Тащи свою жалобу королю, — сказал всадник. — А мне пора. Поскачу догонять своих. Как бы лисицу не упустить!
— Доброй тебе охоты! — пожелал крестьянин.
— И тебе удачи! — сказал всадник и повернул коня.
Долго ли ещё брёл крестьянин, коротко ли, а на закате пришёл к королевскому замку.
Перед замковыми воротами стража стоит, с блестящими топориками, с острыми пиками. Скрестились перед крестьянином две пики, топорики над его головой поднялись.
— Куда прёшь, деревенщина?
— Своему королю жалобу несу, — отвечает крестьянин.
Тут прибежал какой-то ещё, видно — старшой. Зычным голосом распорядился:
— Того, что с доской, пропустить.
Повели крестьянина ходами-переходами и привели в большой зал.
Что за красота в том зале! Тысяча свечей да сотня факелов. Везде позолота, всё блестит. А одежды на придворных прямо сверкают. Крестьянин даже глаза зажмурил. Потом приоткрыл глаза и увидел короля.
Сидит король на покрытом парчой кресле. Золотая корона на голове, белая мантия, подбитая горностаевым мехом, до самого пола спускается. Настоящий король, ни с кем не спутаешь.
Бухнулся крестьянин на колени, деревянная его жалоба об узорные каменные плиты стукнулась.
Министры, что стояли по сторонам королевского кресла, даже вздрогнули. А король милостиво спросил:
— С чем, братец, к нашему величеству явился?
— Да вот, твоё королевское величество, жалобу принёс.
— Ну, показывай твою жалобу.
Крестьянин свалил доску с плеч, положил на пол.
— Вот, — говорит, — здесь про все мои обиды рассказано.
— Так, так, — сказал король и чуть-чуть привстал, чтобы получше жалобу рассмотреть.
Тут перед самым носом крестьянина зазвякало что-то. Глянул он и увидел: диво — не диво, чудо — не чудо, а жёлтые сапоги со шпорами.