А черти ввалились в присутствие и чин чином повели свой суд. Толстые сели на судейские кресла, два тощих — на места защитников. Остальные расселись как попало по скамьям в зале.

Начали ходатаи тяжбу. Один за вдову речи говорит, другой сторону опекуна держит.

В настоящем суде сперва вдова свою жалобу выплакивала', потом опекуну слово дали. А у чертей всё наоборот. Тот, что за опекуна стоял, первым выступил.

Принялся он говорить похвальное слово опекуну. Каждую его хитрость, каждую проделку расписывал. Выходило так, что самим чертям у него поучиться не худо бы. Всякий ли чёрт изловчится чёрное за белое выдать, белое — за чёрное?!

Черти смеются, криками ходатая подбадривают, мохнатыми копытами топочут. Судьи их утихомиривают, звонят в колокольчик.

Долго речь держал опекунский ходатай, а закончил так:

— Правильно неправедный суд приговор вынес. И вы, дьявольски вельможные паны судьи, должны тот приговор утвердить.

Черти ему в знак одобрения в ладони плещут.

Потом вышел вперёд второй тощий чёрт, за вдову ходатай. Стал по косточкам разбирать все вдовьи обиды да горести её малых деток. Притихли черти, даже смола в факелах перестала шипеть и пузыриться. Так умильно, так жалостно он разливался, что судьи украдкой не одну слезу лапой утёрли. А в зале сперва один чёрт заскулил тоненько, потом ещё два подвывать начали, потом все хором заныли.

Под конец вдовий ходатай и сам всхлипывать начал, слова больше выговорить не может. Махнул лапой и сел. Тут вскочил опекунский защитник и от своей речи начисто отказался.

Не спорили судьи, не совещались: и без того ясно, чем дело кончить.

— Подать сюда, на чём приговор писать! — велел главный.

Засуетились черти-писцы. Расстелили по столу чёрную бычью шкуру, такую большую, что она весь судейский стол накрыла, а он не мал был. И на той шкуре написали черти своё постановление горящей смолой. Так, мол, и так, мы, черти, признали ваш суд неправильным. Сами дело по справедливости рассмотрели и порешили: все вдовьи долги да убытки опекуну присудить, а всё опекунское имущество отдать вдове с детьми. И как мы присудили, так оно и будет.

В конце приговора на шкуру налили побольше смолы, и главный судья оттиснул на ней свою когтистую лапу вместо печати.

Тут как раз часы на той башне, что стоит у дороги на Краков, начали отзванивать полночь. Подхватились черти, кинулись прочь. Опять снежный столб закрутился, пронёсся по улицам Люблина и пропал в тёмном лесу.

Утром пришли судейские чиновники в присутствие. Смотрят — на столе чёрная шкура, на ней огромные буквы пылают, не погасли за ночь, ещё сильнее разгорелись. Бросились судейские стаскивать шкуру — она к столу накрепко приросла. Ничего сделать не могут, только руки обожгли да смолой перепачкались.

И горожане в суд прибежали. Удивляются, смеются над судьями, во весь голос их позорят. Писцы из-под стола вылезли, между людьми крутятся, рассказывают обо всём, что видели-слышали ночью.

А судейские всё суетятся, всё ещё думают дело замять. Хотели стол вместе со шкурой вынести, да никто его и с места стронуть не смог, словно прикован к полу. Попробовали казённым сукном стол накрыть, а буквы в один миг прожгли сукно, поверх него ясным пламенем горят. Ничего судьям не оставалось, как быстренько сесть в судейские кресла, салшм свой вчерашний приговор при всём народе отменить и решить дело по-новому, точь-в-точь как у чертей записано. В тот же миг погасли огненные буквы, скорёжилась шкура и пеплом рассыпалась.

Вот какая история приключилась в старинном городе Люблине. Писцы описали её всю по правде рыжими чернилами на гербовой бумаге. Так она в судейском чулане и по сю пору хранится.

КОНЬ-СОЛНЫШКО

Словацкая сказка

Шел я однажды, куда — не знаю, зачем — не ведаю. Шёл глубокими долинами, на высокие горы с хрустальной вершиной поднимался, забирался в непролазные чащи, через ручьи перепрыгивал, через реки перебредал. А как вышел на широкую дорогу, встретил старого-престарого старца. Голова седая, борода до пояса, посохом подпирается. Увидел меня старик и спрашивает:

— Куда, сынок, идёшь-бредёшь?

— Не знаю, не ведаю. А вы, дедушка, куда?

— И я не знаю.

— Вот и хорошо — значит, нам по пути!..

Пошли вместе. Старец просит:

— Расскажи что-нибудь. Дорога короче покажется.

— Молод я вам были-небылицы рассказывать. Вы по свету чуть не век бродили, много чего повидали, вы и расскажите.

— И то правда, — согласился старец. — Вспомнил я, что однажды случилось ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Слушай да помалкивай, верь — не верь, только не перебивай.

И начал рассказ. Что я от него услышал, то и вы услышите. Ничего я тут не прибавил, не убавил, ничего не придумал.

Так вот, лежало среди гор царство, тёмное, как могила. Ночь там не кончалась, рассвет не наступал, потому что солнце туда не заглядывало, стороною тот край обходило. И жить бы там людям во тьме, как совам в лесу, как летучим мышам в пещере, как кротам в норе. Да, на счастье, был у короля той страны конь с солнцем во лбу. В тот час, когда пора бы утру наступать, выводили королевские конюхи коня-солнышко из конюшни и шли с ним к вершине горы. С каждым его шагом всё светлее становилось в королевстве, уползала мгла в тесные глубокие ущелья и таилась там, словно хищный зверь в засаде. Светило и грело то солнце и глаза слепило, глянешь — зажмуришься.

Целый день пасся конь на зелёной вершине. Крестьяне пахали и сеяли, ремесленники мастерили свои изделия, купцы торговали, лекари лечили больных, дети резвились, а король правил своей страной, как и положено королю.

Когда все уставали от дневных дел, коня уводили с горы в конюшню, и непроглядная ночь опять воцарялась в королевстве.

Так бы всё и шло людям на радость. Да вот как-то пропал солнечный конь, исчез из стойла неведомо как, неведомо куда. Великая беда обрушилась на королевство. Как жить, если тьма кругом, хоть глаза выколи, хоть ножом её режь.

Король засветил фонари, собрал своё войско, и отправились они на простых конях искать солнечного коня.

Ехали они при свете факелов, из края в край королевство проехали и добрались до границы, где соседнее государство начиналось. Тут блеснул им в глаза огонёк вдали. На тот огонёк и свернул король.

Видит — стоит домик, из толстых брёвен сложенный. В домике свеча горит, перед свечой большая книга раскрыта. И читает ту книгу какой-то человек. Ни молод, ни стар, как раз в такой поре, когда сила ещё не ушла, а мудрость уже пришла.

Спешился король, вошёл в домик и поздоровался. А человек говорит:

— Ничего мне не рассказывай, я и сам всё знаю. Как раз сейчас про тебя в книге читаю. Собирался ты искать коня-солнышко, да только тебе не сыскать его. А если сыскать, то не получить! А если получить, то не удержать! А если удержать, то назад не воротиться!

— Что же делать?! — вскричал в отчаянии король. — Неужели никто помочь беде не может?

— Доверься мне, я помогу. Так в книге написано, так и сбудется.

Кто был тот человек, король не знал и мы не знаем. Если всё наперёд говорил, выходит — чародей-предсказатель. Так король и подумал. Кивнул он головой, а чародей дальше речь ведёт:

— Возвращайся-ка ты домой. Если король в дни радости и спокойствия правит своими подданными, то в час горести негоже ему покидать их.

— Верно ты говоришь. — сказал король. — Коли сделаешь, что обещал, награжу тебя по-царски.

— Про награду потом потолкуем, — ответил чародей. — Дай мне одного слугу в помощь. В свой час всё исполнится.

— Слуг много, сам выбери, — сказал король.

Оглядел чародей королевских слуг, одного спросил:

— Хочешь со мной идти?

— Только возьми! — воскликнул тот. — Рука у меня тверда, оружие наготове, душа в сражение рвётся.