– Он довольно мил, – возразила Мелисса. – И обладает прекрасным чувством юмора.

– Это все игра, – сердито настаивал Чарльз, в то время как на лице его продолжала играть вежливая улыбка. Находясь рядом с этой девушкой, он всегда терял самообладание, а от его обычного шарма и обходительности не оставалось и следа. Еще ни одна женщина на свете не обращалась с ним, как с безмозглым шутом.

– Да вы как будто ревнуете, милорд.

– Вот еще глупости! Мне ревновать к последнему мерзавцу? Должно быть, ваша голова набита опилками.

– Я буду все решать сама, – огрызнулась в ответ Мелисса. – И еще я предпочитаю судить людей по их поведению и характеру, а не по сомнительным слухам, которые слышу от разных лжецов.

– Что?!

– Не будь вы отъявленным лжецом, вас давно бы вызвали на дуэль, – заявила она.

– Он настолько ужасен, что его даже несколько раз выгоняли из публичных домов, – тихим голосом сообщил Чарльз, проигнорировав ее последнее замечание. Ее глаза внезапно расширились, но смена фигур в танце отдалила их друг от друга, прежде чем она смогла ответить.

После окончания танца Мелисса тотчас же поспешила к бабушке, а во время котильона, который должна была танцевать с Чарльзом, и вовсе исчезла в дамской комнате.

Чарльз надеялся, что она не станет поощрять Граффингтона ему назло, но до конца уверен в этом не был. Положение было слишком опасным, чтобы рисковать. А его предостережение прозвучало, как угроза. Вместо того чтобы добиваться согласия, ему следовало бы подвергнуть сомнению ее способность видеть в безупречном с виду человеке все плохие черты, таящиеся за этой благопристойной внешностью. По крайней мере, теперь Мелиссе будет о чем серьезно подумать. Его совершенно не волновало то, что она, возможно, совершит ошибку, отдалившись от этого опасного мужчины. Несмотря на свою неспособность ухаживать за ней, он подсознательно чувствовал ответственность за эту девушку. Другого джентльмена, который бы позаботился о благонадежности ее поклонников, рядом с ней не было. Но он подошел к этому делу настолько неумело, что ему не осталось ничего другого, как самому отвадить Граффингтона.

Прошло несколько дней, и на приеме у Уайтов ему представилась такая возможность. Расположившись у карточного стола, он уже второй час наблюдал за игрой в фараон, игрой, которая нравилась ему еще с тех пор, как он узнал о ней в Оксфорде. В те времена за ним закрепилась репутация этакого добродушного студента, который снисходительно посмеивался над слабостями всех остальных. Это позволило ему приобрести интересную индивидуальность и дало возможность всегда быть рядом с друзьями, не рискуя своим добрым именем. Но на самом деле Чарльз избегал игр по причине того, что не мог себе позволить проигрывать.

– За прелестную леди Мелиссу, – проиграв в очередной раз, поднял свой бокал пьяный Граффингтон.

Чарльз скривился, но решил придержать язык за зубами до тех пор, пока не получил возможность увести Граффингтона подальше от гостей.

– Не смей произносить имя порядочной леди таким тоном, – сурово предостерег его Чарльз.

– Я собираюсь жениться на этой малышке, так какая тебе разница? – произнес заплетающимся языком Граффингтон. – Я сам могу постоять за честь моей жены.

– Да ладно тебе, Граффингтон. Неужели ты думаешь, что ее семья серьезно отнесется к твоим ухаживаниям?

– А почему бы нет?

– Позвольте мне быть откровенным, милорд, – холодно произнес Чарльз. – Семья Каслтон находится под моей защитой. А я очень хорошо осведомлен о вашей репутации и о том, как вы обращаетесь со своими женщинами. И кузину я вам не отдам. Кроме того, вы определенно ей не пара.

– Никогда не встречал девушки, которой бы я не подошел, – плотоядно хмыкнул Граффингтон. – К тому же у нее есть опекун, ее брат. Она именно такая жена, которая мне нужна. Дрэйтон никогда тебя не послушает.

– Неправда! Может быть, этот человек и лодырь, и пьяница, но ему не безразлична судьба его сестры.

– Х-ха! – фыркнул в ответ Граффингтон и, пошатываясь, направился обратно к карточному столу.

Возвращаясь в свою бедную комнатушку, Чарльз неожиданно для себя осознал, что Дрэйтон и в самом деле способен выдать свою сестру за первого попавшегося. Особенно если эта женитьба принесет ему выгоду. Должно быть, леди Каслтон добавит что-нибудь от себя к тому жалкому приданому, которое оставил Мелиссе ее отец. Таким образом, Граффингтон сможет безнаказанно продолжить свои ухаживания. Его финансовое положение было не лучше, чем у Чарльза. Несмотря на это, леди Каслтон не захочет уменьшить приданое своей внучки, но кто-то должен открыть ей глаза на этого негодяя. Если что-нибудь станет известно в обществе, то Мелиссе придется навсегда распрощаться со своей безупречной репутацией. Лгать в вопросах приданого считалось бесчестным.

Чарльз ненавидел себя за то, что ему придется пойти на низость, но иного выхода из создавшегося положения он не видел. Проронив слово тут, слово там, он вскоре заставит весь Мэйфэйр говорить о вероломстве лорда Граффингтона. Всем было прекрасно известно, что он не богат, а репутация жестокого злодея стала достоянием всего города еще до того, как в гостиных заговорили о позорных изгнаниях этого человека из публичных домов. В клубах только и обсуждали, как много девушек пострадало после вечера, проведенного с этим человеком. А власти, узнав обо всех этих разговорах, стали всерьез подумывать, не он ли виновен в недавних смертях нескольких проституток. У крайне высокомерного Граффингтона не осталось иного выбора, кроме как удалиться к себе в поместье и надеяться на то, что постепенно эта шумиха вокруг его имени утихнет.

Вздохнув с облегчением, Чарльз вновь задумался о том, как разыскать Генриетту. Но пределом его мечтаний все еще была Мелисса. Если бы она только не была так похожа на его бабушку! В этом портрете было нечто, привлекающее Чарльза, но он никак не мог понять что именно. Единственное; что его очаровало, это поразительное сходство Мелиссы с бабушкой.

Не ощущая усталости, Чарльз продолжал бродить по улицам, пытаясь направить свои мысли и чувства в нужное русло. В отличие от изображения на портрете, Мелисса была живой и юной. Ее ненапудренные волосы сверкали необыкновенным золотисто-медовым оттенком. Возможно, именно в этом и заключалось ее очарование. Современная манера одеваться и яркие краски возбуждали еще большее желание познать ту, образ которой раньше вызывал лишь скрытое любопытство. А как эта девушка отличалась от черноволосой и костлявой Генриетты! Неожиданно у него перед глазами пронесся образ Генриетты, грызущей ногти, и он содрогнулся.

Чарльз проклинал себя за то, что поддался воздействию чар этой красавицы. Но Мелисса выделялась среди остальных милых мордашек Лондона. И он был не единственным джентльменом, заметившим это. «Да она же просто распутница», – внезапно подумал Чарльз. Как мухи к сладкому, тянутся к ней мужчины. Это влечение усиливается еще и тем, что она, кажется, и понятия не имеет о том, почему так происходит. Значит, это все-таки вожделение.

Чарльз стал замечать, что его восхищают некоторые суждения Мелиссы, хотя зачастую она весьма неодобрительно высказывалась и в его адрес. Разве не прекрасное решение – судить о людях по их поведению и характеру? Не без труда пришлось Чарльзу согласиться и с тем, что человека характеризует не титул и не происхождение. Его дед-картежник и недалекий отец не совершили в жизни ничего, достойного похвалы. Значит, ни распущенный лорд Дрэйтон, ни садист Граффингтон не заслуживают уважения. Да и сам он тоже, кстати. Чарльз сильно ударил тростью по тяжелой ветви, которая свешивалась со стены сада.

Так не должно больше продолжаться. Отыскав Генриетту, он восстановит умирающее поместье Суонси и изменит жизнь его обитателей.

Чарльз вздрогнул. Образ тощей, острой на язык Генриетты померк рядом с образом его кузины. Злоба душила его, теперь она была четко направлена на Мелиссу. Зачем она мучит его, ведь ему во что бы то ни стало нужно разыскать Генриетту?! Кроме того, как он будет терпеть Генриетту, в то время как душой и телом тянется к другой?