Теперь нас было четверо. Овсянников после того как Глазков и Курбаткин осмотрели все, что их могло интересовать, стал отдавать гайки, крепящие крышку аппаратной камеры.

Когда больше половины гаек было отдано, из аппаратной камеры потекла мутная вода.

— Наверное, внутри все приборы разрушены, — сказал он.

Со спокойной совестью можно было снять крышку аппаратной камеры вручную, не пользоваться пеньковым тросом и автомашиной, так как эта операция занимает много времени. Но разоружение было показательным, и я предложил делать все так, как требовала этого инструкция.

Дал команду Овсянникову, чтобы тот присоединил к гаку крышки пеньковый буксир. В это время к нам задним ходом начала подходить автомашина. Крикнул шоферу, чтобы он не подъезжал близко, и тот отъехал.

— А теперь все в укрытие, — приказал Овсянникову, Глазкову и Курбаткину.

Увлеченные работой, мы не заметили, что к нам подходило несколько матросов из охранения. Оказалось, что Глазков, обеспечивавший операцию, подойдя к месту разоружения, никого не оставил за старшего.

Пока я отчитывал матросов, пока те расходились по своим местам, произошло непоправимое. Главный старшина не стал присоединять пеньковый трос к гаку крышки, хотя был предупрежден об этом. Он решил, что мина уже безопасна и можно сорвать крышку аппаратной камеры отверткой. Такая попытка дорого обошлась: произошел взрыв патрона «ловушки».

Взрыва я не слышал, а только увидел большой огненный шар и сразу почувствовал резь в глазах. Упал. Пришел в себя, когда матросы тащили меня к машине. Хватило еще сил распорядиться, чтобы оказали помощь остальным пострадавшим.

Четверых привезли в госпиталь. У меня оказались побитые обе ноги и несколько других мелких ранений. Глазков три месяца пролежал в гипсе, ему ампутировали левую ногу. Получил ранения и Курбаткин.

Взрыв «ловушки», конечно, не был результатом оплошности. Просто произошло то, на что рассчитывал противник. Можно обвинить главного старшину Овсянникова за то, что он нарушил инструкцию — отверткой пытался отсоединить крышку от мины. Но я, как участник этой трагедии, считаю, что на месте Овсянникова мог бы поступить так же. И вот почему.

Всех ввело в заблуждение то, что из аппаратной камеры пошла вода. Мы решили, что аппаратура выведена из строя. Кроме того, мы не знали, что в немецких минах существуют «ловушки» ударного действия. К тому же мину полностью разоружили, и те приборы, которые представляли опасность, были уже извлечены. Сказалась и спешка. Наступали сумерки, мы торопились, и поэтому Овсянников постарался ускорить разоружение. Вместо того, чтобы присоединить конец, лежащий рядом, к гаку крышки аппаратной камеры, он пытался эту крышку отсоединить отверткой, в результате чего освободился предохранитель бойка и произошел взрыв патрона «ловушки».

Этот случай еще раз показал, что при разоружении мин необходимо строжайше выполнять все пункты инструкции. Все! И в любых условиях!

Не все, что на дне, — мина

Меня вызвали в штаб. Дежурный сообщил, что нужно разоружить обнаруженную мину.

Я, уже оправившийся после госпиталя, быстро собрался, захватил с собой необходимые инструменты и пошел на теплоход. В Новороссийске сошел на берег и заспешил на водолазный бот, который прибыл сюда ранее.

Договорились, что к работе приступим завтра.

Вечером я вновь побывал на водолазном боте, который выделили для уничтожения мины. Узнал, что основная работа на дне поручена Николаю Морозову. Познакомился с ним, рассказал, что и как нужно делать.

Николай служил по второму году. Раньше он работал трактористом в колхозе. Дело свое любил. Трудился добросовестно. Он был среднего роста, коренастый, смуглый. Морозов был в хорошем настроении. Чувствовалось, что он гордится ответственным поручением. Еще бы! Ему, молодому водолазу, предстоит спуститься к опасной мине, с которой он завтра встретится впервые в жизни.

Николай ясно представлял, как он спустится под воду и, остропив мину, подаст команду: «Все готово, можно поднимать!» А сам выйдет наверх. Тогда и ему можно будет рассказать своим товарищам, как он выполнял настоящее боевое задание.

Возникли и сомнения. Как поведет себя мина? Но Морозов об этом не думал, знал, все будет хорошо.

На следующий день Морозов проснулся раньше обычного и стал обдумывать, как лучше выполнить боевое задание.

После завтрака водолаз пошел к катеру. Его еще раз проинструктировали старшина катера и я. Боцман напомнил, как нужно стропить мину под водой.

Морозов каждого слушал внимательно, отвечал односложно: «Ясно, учту».

В бухте было тихо. На небе — ни облачка.

Послышались команды старшины катера.

— Заводи мотор!.. Отдать концы!

Катер быстро пошел к месту обнаружения мины. Морозов стоял на корме, и по его лицу трудно было угадать, что он думает.

Застопорили ход. Катер стал на якорь.

— Команде на ют одевать водолаза! — услышал Морозов. На нем уже были шерстяные рейтузы, чулки и свитер, и он ждал, пока ему помогут облачиться в водолазный костюм.

И вот он под водой.

— На грунте, — доложил Морозов.

— Видите мину? — спрашиваем его.

— Нет, ищу, — последовал ответ.

Минут через десять водолаз доложил:

— Вижу мину!

Я взял в руки микрофон и спросил Морозова, что она из себя представляет. Судя по его описанию, это была донная неконтактная магнитная мина, поставленная в годы войны.

— Приступайте к работе, — отдал я распоряжение.

На первый взгляд, подъем мины кажется довольно простым делом, но в действительности работа эта сложная, кропотливая и опасная. На нее порой уходит до десяти часов, а иногда и за сутки не управишься.

Много времени занимает подкоп под мину, чтобы можно было завести строп. Водолазу приходится несколько раз подниматься на поверхность, чтобы отдохнуть.

Но на этот раз Морозов, на удивление всем, быстро справился с работой. Не прошло и трех часов, как мина была остроплена.

— Мина остроплена, и можно ее поднимать, — доложил старший водолаз.

Морозов поднялся наверх.

— Ну как, Николай, себя чувствуешь? — спрашивали водолазы. — Что-то ты очень быстро управился.

— Ничего, все в порядке. — Николай дышал тяжело, глотая свежий воздух.

Старшина катера дал команду выбирать якорь. После продувки понтона, который был прикреплен к мине, и осмотра его дали малый ход. На мачте подняли флажный сигнал, означавший, что за кормой буксируется мина.

Катер вышел из бухты, взял курс к месту разоружения мины. Николай Морозов, хотя и устал, был весел и разговорчив. Он гордился своей работой. Вот прибуксируют мину к берегу, разоружат ее и подорвут. И не будет угрозы плаванию нашим судам, в чем немалая заслуга принадлежит и ему, молодому водолазу Николаю Морозову.

На берегу катер поджидал прибывший сюда минер капитан 2 ранга Кузин. Ему не терпелось взглянуть на мину, определить ее тип.

И вот катер передал буксир на автомашину.

— Трогай потихоньку, — отдал распоряжение шоферу Кузин.

Автомобиль тронулся, но сразу же все заметили, что буксирный конец идет без натяжения. Вот уже и понтон на берегу, а мины... нет. Все переглянулись. Куда она исчезла? Морозов, ожидавший ее появления с большим нетерпением и увидевший пустой строп, побледнел, как-то сгорбился и не мог произнести ни слова.

— Где же мина? — громко спросил Кузин.

Но Морозов только пожал плечами.

— Вы ее остропили?

Николай кивнул головой.

— Так где же она?

Наступило томительное молчание. Наконец кто-то высказал предположение:

— Всего скорее мина утонула во время буксировки к берегу.

Капитан 2 ранга Кузин повернулся к старшине катера и коротко приказал:

— Мину найти! Ищите хоть до утра.

Кузин сел в машину и уехал.

Я готов был провалиться сквозь землю, так как немалая часть вины ложилась и на меня. Я отвечал за эти работы. Ничего не оставалось делать, как искать утерянную мину.