Закончив возиться с лошадью, он подвел ее к бочке с водой. Бросив на нее взгляд через плечо, он широко улыбнулся, продемонстрировав сверкающие зубы на фоне покрытого плотным загаром коричневого лица, которое вдруг сморщилось от изумления.

– Послушай, я не дьявол, явившийся за твоей душой, дитя, поэтому можешь ослабить бдительность. А еще лучше закрой-ка глаза.

– Для чего? – с подозрением спросила Клэр.

Он рассмеялся.

– Для того, что я намерен снять бриджи.

– Ах! – воскликнула Клэр и почувствовала, как лицо ее заливает краска стыда.

Он, вероятно, заметил это даже при таком освещении и чуть слышно хмыкнул.

Она закрыла глаза и вскоре услышала треск кожи. Это он снимал сапоги. Через несколько секунд зашелестела солома, и он весело сказал:

– Можешь теперь открывать!

Она повиновалась и, открыв глаза, увидела, что он растянулся на сене в двух шагах от нее. Заметив ее возмущенный взгляд, он откинул назад голову и захохотал.

– Что за подозрительное ты создание! Разве мать не говорила тебе, что все мужчины домогаются твоей невинности и что никому из них нельзя доверять?

Клэр отвернулась.

– Моя мать умерла, и ей не было необходимости преподносить мне этот урок.

– Значит, ты все познала на собственной шкуре? Когда я вошел сюда, мне показалось, что ты опасалась кого-то другого. Ты что, скрываешься от кого-то?

Она утвердительного кивнула и заложила руки за голову.

– Я тоже.

– И вы тоже? – переспросила она, с удивлением уставившись на него.

Он ухмыльнулся, бросив взгляд в сторону.

– Есть одна молодая леди, которая считает, что мне пора остепениться. Когда я почувствовал, что меня обложили, я дал деру.

– Вы всегда возвращаетесь к ней?

– В настоящий момент это не в моих интересах.

– Судя по вашим словам, вы человек абсолютно беспринципный. Мне очень жаль ее, если… если она любит вас.

Он, приподняв голову, оперся на локоть.

– Откуда такой скорбный тон? Ты говоришь так, словно такая вещь, как любовь, вовсе не существует.

– А разве существует? – горько спросила она.

Вдруг он поддался вперед и взял ее рукой за подбородок.

– Кажется, я узнал тебя. Сегодня утром ты была в таверне, – да, ты та девушка, которая дала от ворот поворот Тому, так как уже заработала золотую гинею.

– Я прогнала его не поэтому, – резко возразила она. – Я не могу позволить, чтобы меня называли проституткой.

– Зачем же ты пришла в это злачное место? Оно пользуется дурной репутацией из-за проституток и «ночных бабочек».

– Может, вам это и известно, но я ничего не знала. Я заблудилась. Мне просто хотелось поесть и накормить лошадь.

– А где же ты раздобыла золотую гинею?

– Я не заработала ее тем способом, который вы имеете в виду. Это был… подарок.

– То есть ты попросту ее украла.

– Нет, не украла! – Она увидела, как у него в удивлении изогнулись брови, и поспешила неуклюже добавить: – Я лишь заняла ее. И к тому же вы не имеете никакого права задавать мне вопросы.

Он мягко рассмеялся.

– Ладно. Больше не буду задавать тебе никаких вопросов, кроме одного. Ты голодна?

– Просто умираю. Я ничего не ела весь день, кроме куска мясного пирога.

Он сел и, пододвинув поближе к себе седельную суму, извлек из нее бутылку и завернутый в тряпку сверток, разложил перед нею сандвичи, сыр, яблоки, и Клэр с благодарностью приняла часть закуски. Открыв бутылку, он хлебнул из нее. Когда он задрал голову, то Клэр увидела его мощную шею под крепким упрямым подбородком. У него были широкие, мускулистые плечи, а его обнаженная, покрытая волосами грудь конусообразно сужалась к твердой и упругой талии. Он предложил ей бутылку.

– Что в ней?

– Бренди, хорошее, крепкое бренди. Этот напиток не даст тебе замерзнуть, покуда сушатся твои вещи.

Клэр сделала большой глоток, как и он, и у нее тут же зашлось дыхание – она широко разевала рот, пытаясь схватить немного воздуху. Алкоголь огнем опалил изнутри все ее тело.

– Я предупреждал, что это крепкий напиток, – сказал он с усмешкой, наблюдая, как она продолжала кашлять и тереть глаза.

После первого шокового эффекта бренди разносило по всему телу тепло, и она спокойно лежала на сене, заложив за голову руки.

– Куда ты направляешься? – небрежно спросил собеседник.

– Не знаю. Может быть, Бристоль мне подойдет. Если нет… – Она пожала плечами.

– Я часто бываю в Бристоле. Может, еще там встретимся.

– Может. А может, и нет.

– Может быть, когда я буду заниматься своими делами.

– Мне неизвестно, чем вы занимаетесь.

Он, улыбнувшись, прикоснулся к ее щеке.

– Ну тогда займемся твоими, если хочешь. – Он погладил рукой ее взлохмаченные волосы, и она отстранилась от нежного прикосновения его пальцев. Он убрал руку и внимательно посмотрел на нее.

– Мне кажется, что тебе не приходилось сталкиваться с проявлениями нежности во взаимоотношениях с мужчинами.

– Ко мне всегда были добры только торговцы.

– А что ты скажешь о своем отце? Была ли твоя мать тоже несчастной?

Какое-то темное чувство овладевало Клэр. Стоит ли удивляться, что мужчины пьют, – лениво подумала она. – Алкоголь на самом деле проясняет сознание, вызывает пылкие чувства.

Она глядела на мужчину, лежавшего на локте, – он улыбался ей. Вдруг она почувствовала запахи лугов и садов, кожи и сладкого сена. Это был такой приятный запах, настоящий аромат, его нельзя было сравнить с болезненным запахом тела лорда Рейна.

– Мой отец ненавидел меня, потому что я была девчонкой. Он бы непременно продал меня, если бы не явился Филип, и я подумала… Но он оказался еще хуже…

Она вся содрогнулась – воспоминания о прошлом, об ее отчаянии вновь предстали перед глазами с ужасающей живостью.

Обостренные под воздействием бренди чувства заставили мозг создать поразительное по четкости видение, видение, настолько подробное, что она была не в силах его вынести. Ее усталый мозг пытался отогнать эти картины, но они кружились вокруг нее в невнятной, смазанной сумятице. Тело было холодным, словно лед. Она видела перед собой лица мужчин, которые глядели на нее, запускали пальцы ей под платье. Они смеялись, все смеялись – ее отец, лорд Рейн, миссис Лоусон и другие, смеялись все вместе, хором. Они пялились на нее, цинично развлекаясь ее невинностью. К ней тянулись жадные руки, но она не могла двинуться с места.

Из ее горла вырвался крик, она начала отбиваться от ползучих рук, которые хотели завладеть ею, повалить. Как они осмелились на такое? Вдруг ее лицо натолкнулось на чью-то плоть – твердую, теплую, любящую плоть, и голос уже не смеялся, а лишь что-то мягко шептал. Это был такой убаюкивающий, приятный звук. Тело ее больше не было холодным, окоченевшим, ему передавалось тепло от другого.

Видения отступили, и тело утратило напряженность, руки расслабились.

– Не выпускай меня, – попросила она. – Не оставляй еще меня, – и ее руки взмыли вверх, чтобы обнять за шею человека, который заключил ее в свои объятия, когда она закричала.

Она прильнула к нему на несколько мгновений, прижалась щекой к изгибу шеи. Потом, когда ужас миновал, она зашевелилась, не желая расстаться со всем теплом и уютом его тела, но понимала, что должна это сделать.

– Простите, – прошептала она, поднимая на него глаза. – Вы, вероятно, подумали, что я схожу с ума.

– Нет, ты не безумная. Просто ты девчонка, которую загнали, довели до невыносимого состояния. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать!

– Боже мой! Ну что за нетерпеливые дураки эти мужчины! У тебя такое чудное, нежное тело, с ним грех грубо обходиться. А я могу об заклад побиться, что ты никогда и не думала, что твое тело способно дать тебе наслаждение.

Она вглядывалась в его лицо. Он все еще считает меня проституткой, – подумала она. – Если сказать ему правду, отстанет ли он от меня? Но ей не хотелось сейчас оставаться в одиночестве, она боялась, что эти страшные картины вновь возникнут у нее перед глазами. Да он все равно не поверит, что она невинна.