Видя, что развязка ускоряется, Наполеон чувствует еще большую необходимость торопиться с новым браком. Он принимает окончательное решение. Еще до получения надлежащих сведений о русской великой княжне, он уже решает, что женится на ней, если император Александр не заставит его ждать, и если, с другой стороны, Коленкур после наведенных справок не будет иметь никакого сомнения относительно способности молодой великой княжны сделаться матерью, и притом в ближайшем будущем, ибо обеспечение династии и вытекающее отсюда спокойствие Франции не должно быть отсрочиваемо ни на одну минуту. В декабре – развод; до конца января – другая императрица, которая принесет с собой, если это возможно, возобновление великого союза; и в 1811 году – наследник престола. Вот каким образом, повелевая событиям, Наполеон строит будущее и предписывает ему свою волю! В страшном нетерпении он уже не колеблется высказаться вполне, не задумывается принять обязательства перед Россией и сжечь свои корабли. Он готов позволить Коленкуру, если имеются налицо два указанных условия, сделать формальное предложение, в случае нужды, даже настойчиво просить о согласии, действовать энергично и довести дело до конца. Он думает уполномочить своего посланника не только вести переговоры, но и подписать брачный договор.

Как ни считал он спешным этот бесповоротно решенный шаг, он и его хочет подготовить с той же предусмотрительной заботливостью, как и предыдущий. Он допускает, что Александр не сразу согласится на его желание, не тотчас откликнется на просьбу, переданную нашим посланником. Поэтому он думает, что необходимо, чтобы более решительная атака, т. е. формальное предложение, была сделана в ту минуту, когда царь будет сиять от счастья, когда все его желания будут исполнены. Как бы спеша воспользоваться теми Немногими днями, которые остаются в его распоряжении, Наполеон пускает в ход всевозможные средства, которыми можно задобрить Россию. Он не щадит ни услуг, ни неожиданных подношений и всеми силами старается поддерживать в ней восхищение своим союзником. Изобретательный до бесконечности, он ничем не пренебрегает, нисходит до самых ничтожных мелочей и возвышается до величественных изобретений; он то расточает нежное внимание и громкие признания, то действует утонченной любезностью, то громовыми ударами. С Куракиным обходятся, как никогда до сих пор; об исключительном внимании, которое ему оказывают, заботливо сообщает в Россию. “У него своя ложа в театре Тюльери, – пишет Шампаньи Коленкуру; – он участвует во всех охотах, составляет преимущественно пред всеми, исключая королей и высочайших особ, партию императрицы или королев”. Затем, в Moniteur появляется заметка с объявлением о русском займе и приглашением подписываться на него, т. е. нравственная гарантия, которую дает Франция. В то же время, чтобы подчеркнуть дружбу, которую он питает к царю, и заставить его почувствовать ее цену, Наполеон пользуется величественной и достопамятной обстановкой и торжественно заявляет о своей к нему дружбе в тот единственный день в году, “когда он публично говорит со всей Францией”[260]. В то время, когда в Тюльери разыгрывалась интимная драма, когда в покоях императрицы все погружены были в глубокую печаль, а вокруг императора все ожидало и волновалось, Париж принимал праздничный вид. Здания украшались флагами; пушечные залпы, разносясь в воздухе, возвещали о торжестве, улицы были приготовлены для большого шествия. На 3, 4 и 5 декабря были назначены торжественные церемонии и народные увеселения. Решено было отпраздновать заодно годовщину коронации, мир с Австрией и возвращение императора и короля в его столицу.

3-го утром Наполеон выезжает из Тюльери в коронационной карете, с ним едет его брат Жером. Впереди них, в роскошных экипажах – неаполитанский король, высочайшие особы, министры и высшие военные чины империи и короны. Покрытый славой император торжественно вступает в Париж посреди расставленных шпалерами войск и волнующейся толпы народа. При виде его снова воскресает народный энтузиазм, раздаются радостные крики. Но сколько контрастов в эти дни, посвященные, в силу приказания, веселью! Сколько теней в этом блеске! По недосмотру полиции, в одном месте, где шествие должно было развернуться и где должны были произойти церемонии, цепь экипажей прерывается партией арестантов со связанными руками и выражением отчаяния на лице. Эти арестанты – французы, это – уклонившиеся от рекрутчины, которых влекут в армию и на убой.[261] Но вот император уже у собора Парижской Богоматери, куда он входит под балдахином и откуда навстречу ему несутся звуки Те Deum'a. Из собора он направляется в Законодательный Корпус, чтобы открыть сессию и произнести тронную речь. Это торжественное заседание, на котором сходятся у подножия трона представители Сената и Государственного Совета с Законодательным Корпусом, приобретает в этом году исключительный блеск, благодаря присутствию августейших гостей. Короли Саксонии и Вюртемберга занимают места на трибуне вместе с императрицей и представляют Европу, внимающую словам владыки. Он говорит. Его напыщенная и великолепная речь дышит гордостью и упоением силы. Он излагает в ней чудеса, приведенные в исполнение в течение года. Испания побеждена: “Леонард бежит в ужасе”; Австрия, нарушившая свои клятвы, тотчас же наказана за вероломство. Быстрым взглядом охватывает он затем другие части континента, проходит мимо полей битвы на Дунае, мимо разрушенных стен Вены и переносится мыслью в страны, где великая река вливает свои воды в Черное море, где кончается Европа. Там он останавливается и произносит следующие слова: “Российский император, мой союзник и друг, присоединил к своей обширной империи Финляндию, Молдавию, Валахию и один округ Галиции. Я не завидую этой империи ни в чем, что может способствовать ее преуспеванию, мои чувства к ее достославному государю в полном согласии с моей политикой”[262].

Эти слова были равносильны акту, так как фраза о княжествах приобретала, вследствие недавних событий на Дунае, исключительное значение. Она была произнесена как раз вовремя для того, чтобы поправить сильно пошатнувшиеся на Востоке дела России. Задавшись целью вырвать у Порты уступку княжеств, дунайская армия сражалась на обоих берегах реки в течение всего лета. Плохо задуманные операции не были особенно удачны. Последние вести из Бухареста были даже безусловно неблагоприятны для русских. Из них видно было, что войска князя Багратиона потерпели серьезную неудачу и должны были снять осаду Силистрии. Ободренные таким неожиданным оборотом дел, турки сделались еще более несговорчивыми; они решили отстаивать целость своего государства и не уступать царю Молдавии и Валахии. До сих пор те статьи франко-русского соглашения, предметом которых были княжества, держались в тайне. Это было одним из условий, которые поставил Наполеон для своей подписи. Хотя он и внушал туркам купить мир ценой княжеств, он все еще скрывал от них, что принял решение не в их пользу и что факт потери Молдавии и Валахии был признан им заранее. Избегая лишать их последней надежды, он хотел сохранить за собой некоторые права на их преданность и держать их вдали от Англии. Теперь, чтобы заслужить благосклонность России, он уже не считается с этими предосторожностями и разрывает покровы. Он представляет сессии, как совершившийся факт, включение княжеств в империю Александра и дает понять, что это присоединение состоялось с его согласия. В этих словах всемогущего императора турки должны увидеть предопределение судьбы; они не должны более сопротивляться требованиям их противника, ибо таковые одобрены тем, кто держит в своих руках судьбы царства. Вынося над их надеждами окончательный приговор, Наполеон вынуждает турок покориться, он отнимает у них охоту, сражаться. Объявляя всенародно о принесении в дар; России двух областей, он тем самым оказывал решительное содействие ее стесненной и бедствующей армии.