Здесь, рассуждая теоретически, мне надлежало бы окончить свой рассказ и поставить точку: в аспекте последовательном мне больше нечего прибавить к сказанному выше, это практически вся информация, которой я располагаю; если у кого-то и возникнут какие-либо вопросы или пожелания относительно некоторых уточнений, пояснений и дополнений, я мог бы предоставить требуемое частным порядком.
Однако, постольку поскольку, как мне известно, мое повествование все равно уже вышло за рамки строго теоретического описания, то я понимаю: быть может, надо — раз уж так принято — сказать, что же произошло дальше.
Дальше, к сожалению, не произошло ничего особенного, уверяю вас.
Три дня я не находил себе места, поминутно отлучался с работы и из дому, чтобы тайком пройтись как бы невзначай мимо дома Эль-К или позвонить ему. Эль-К отвечал мне, что все в порядке. Лелик несколько раз звонил и дважды приходил, но он еще не дошел до кондиции, и они его не впустили, так что решающий момент еще не наступил. Во дворе же у Эль-К мне как-то раз удалось переброситься парой слов с Валерием, загримированным под дворника — в ватнике, с бородой и с метлой в руках. Валерий повторил, что «все нормально и Лелик уже на крючке»… После этого, однако, они запретили мне звонить и появляться возле дома: я своими звонками отвлекал их от дела, да и Лелик мог меня заприметить, он ведь тоже, конечно, все время вел наблюдение…
Оставшись без связи, я скоро потерял голову. Гнет неизвестности, тревога за друзей, сомнения в правильности избранного пути, принятого нами плана… все это разом будто навалилось на меня, закрутило, потащило… и буквально выбросило — напрочь не помню как — под самые двери Михаилы Петровича!..
Я выложил ему все, что знал. «Лелик?!! Да я его в порошок сотру!!!» — загремел Михаила Петрович, потрясая кулаками… и новый шквал, им произведенный, поволок меня по городским улицам.
Во дворе возле дома Эль-К нам с Михайлой Петровичем навстречу выскочил Валерий, загримированный на этот раз под точильщика, со станком на плече. «Все в порядке! — шепнул он нам. — А вы куда?!» — «Я тебе покажу „все в порядке!“» — взревел Михаила Петрович, зашвыривая походя драгоценное, взятое, должно быть, напрокат из магазина точило далеко в кусты…
У дверей Леликовой квартиры сгрудились соседи. «А жена-то его уже с месяц назад к сестре уехала, погостить…» — услыхал я. Пожилой милиционер уговаривал: «Расходитесь, граждане, расходитесь», — но, увидев Михаилу Петровича, козырнул, вытянулся и ступил в сторону. Вслед за Михайлой Петровичем мы с подоспевшим Валерием вошли в квартиру…
Она была пуста, да-да, любезный читатель, пуста! Идеально пуста — соответствуя, так сказать, идеальности тех экспериментов, которые у нас проводились!.. Не знаю уж, куда там глядел Валерий, но из квартиры было вывезено все, все подчистую, нигде не завалялось даже простой дощечки, даже пустой бутылки, только гвозди кое-где торчали из голых стен, и это одно лишь и указывало на то, что когда-то здесь обитали люди.
Кондратков с тем, кого у нас считали майором из МУРа, тихо бродил по комнатам. Кондратков никчемно вертел в руках ордер на обыск. На кухне смущенно переминались с ноги на ногу понятые. «Майор» подмигнул нам грустно-грустно. «Вы видите, не на что даже присесть, — сказал Кондратков. — Ни одной табуретки, подлец, не оставил!»
Рассказ Кондраткова был короток. Оказывается, еще до пожара милиция в областном центре задержала у магазина «Радиотовары» парня, торговавшего дефицитными силовыми триодами по 10 (десять) рублей штука (у парня их был целый кулек).
Откуда они? Сразу же была выдвинута версия, что, скорее всего, из филиала. Но проверкой было установлено, что триоды такого типа используются в приборах шести предприятий области. Задержанный парень мало чем мог помочь следствию, он был всего лишь мелкой сошкой, и, хотя скоро назвал человека, от которого получал транзисторы, найти того не удалось. В это время поступили новые сведения: было обнаружено, что в деревне Кистеневке, расположенной в семидесяти километрах от областного центра, все дома крыты трансформаторным железом. Пришел сигнал и из Волобуевска: тамошнее телевизионное ателье выполнило за полугодие план всего лишь на 15 %, хотя телевизоров и было продано больше, нежели за соответствующий период прошлого года, — мало кто из жителей нуждался в услугах по установке антенн, у всех имелся в избытке собственный кабель. В обоих случаях следствие довольно быстро сумело выйти на деятелей, поставлявших железо и кабель, а также выяснить, что по крайней мере железо таких марок уже наверняка филиальское, из ВЦ. Поставщики тоже в конце концов признались и вывели следствие на «посредника» более высокого уровня — на заместителя заведующего филиальской автобазы, человека по фамилии Безмоздин. Этот отбыл уже два срока за хищения и оказался твердым орешком. Было примерно понятно, что это при его помощи с ВЦ вывозили списанное оборудование (списывали и вывозили, а потом продавали). Но тут ВЦ сгорел, и дело зашло в тупик. Поэтому одной из первоначальных задач после пожара и было объявлено восстановление финансовой и технической документации. Работа была трудоемкой и в итоге неблагодарной, ибо во многих частях она оказалась неисполнимой, а приглашенные для экспертизы компетентные товарищи из различных организаций на основе ее только и могли заключить, что действительно весьма вероятно, что объем списывавшегося оборудования превышал обычные нормы; но на сколько именно превышал, ответить затруднялись ввиду уникальности ситуации, возникшей при наладке нашей Системы. Сорокосидис, естественно, с самого начала (то есть едва появилась версия насчет списанного оборудования) был под подозрением, но прямых улик против него не было; кроме того, следствие, плохо представляя себе характеры действующих лиц, сомневалось, не играли ли здесь первую скрипку сам Иван Иванович или кто-нибудь еще, оставшийся в тени… И наконец, не далее как на этой неделе, в среду, наметилась возможность подобраться к решению загадки вот с какого бока: в дупле старого дуба на опушке леса близ нашего городка юннаты нашли запакованный в пластик сверток — в тряпице был карманный кляссер с двумя марками, стоимость которых по последнему «ИВЕРу» равнялась 5 (пяти) тысячам рублей, а также записка с адресом одного видного московского адвоката. Кляссер же наши местные филателисты хорошо знали — это был кляссер Лелика. Адрес же — большая удача для следствия и удивительная неосторожность со стороны Лелика! — адрес этот был написан рукой жены Безмоздина!.. Несколько дней все шло как по маслу. Струхнувшая Безмоздина поведала все, что было ей известно о связях мужа с Сорокосидисом. Известно ей было, правда, немного («Приходил, сидели, шептались, меня на кухню выгоняли. С полгода назад этот адресок попросил, я к этому адвокату обращалась, когда Гришу… второй раз обвинили. Хороший адвокат, знающий»), но она взялась уговорить мужа не отпираться и уповать на снисхождение. Уговоры супруги возымели действие. Безмоздин кое в чем признался (в частности, в том, что под кабельоднаждыдавал грузовик). Этого было достаточно, чтобы вконец истомившийся прокурор дал санкцию на обыск у Сорокосидиса… «Такой прыти мы от Сорокосидиса не ждали, — закончил Кондратков свой рассказ. — Видите, соседи говорят, что еще с полгода назад он вещи принялся вывозить. Объяснял сперва, что, мол, мебель обновить хочет, а потом стал говорить, что ремонт собирается делать… Ищи-свищи его теперь…»
Мы спросили у Кондраткова, не думает ли он, что Лелик мог поджечь вычислительный центр. Кондратков отвечал, что такое предположение уже обсуждалось, но у них относятся к нему скептически. Хотя многие видели, как Сорокосидис поздно-поздно возвращался с ВЦ (в ночь перед пожаром), видели, как Сорокосидис накануне пожара в областном центре покупал хозяйственные свечи, но все же предположение о поджоге считалось маловероятным. «Зачем ему это? Одно дело — статья за хищение, а другое дело — за поджог, за диверсию», — рассудил Кондратков.