Бруно Моро уныло произнес:
— Как вы себе это представляете, братья во Христе? Гонзага, в силу своих служебных обязанностей, поддерживает контакты курни с внешним миром. Он не только министр иностранных дел города-государства, но и глава правительства в стенах Ватикана. Как вы намереваетесь следить за ним и при лом оставаться незамеченными?
— Позвольте сказать, — вмешался монсеньор Абат. — Нужно попытаться привлечь на свою сторону секретаря Гонзаги, Джанкарло Соффичи.
Предложение вызвало неоднозначные отклики. Завацки и Зальцманн посчитали, что это весьма рискованно. В качестве аргумента монсеньор Завацки предложил подумать, что будет, если Гонзага подойдет к монсеньору Абату и попросит шпионить за кардиналом Моро. Разумеется, Абат все расскажет высокопреосвященству.
Джон Дука, напротив, считал Соффичи человеком, страдающим от высокомерия и властолюбия государственного секретаря: несмотря на выгодную должность и возраст, помощник кардинала еще ни разу не избирался панским капелланом.
— Могу себе представить… — продолжил Дука.
— Кардинал Гонзага мог бы предложить Соффичи должность папского капеллана, — будто прочитав мысли Дуки, ска зал Моро.
— Ваше высокопреосвященство, — откликнулся тот, — вы серьезно считаете, что его святейшество откажет вам в продвижении по службе Соффичи? Причина найдется всегда. Для кардинала Гонзаги это было бы сродни позору. А Соффичи, я в этом уверен, просто будет готов на все от благодарности. Таким образом, мы сможем насолить Гонзаге.
— Неплохая мысль! — На лице Моро впервые за весь вечер появилась улыбка, хотя и сдержанная.
Тут вскочил монсеньор Саччи и взволнованно закричал:
— Братья во Христе, разве вы еще не поняли, что мы поощряем зло? Мы, люди Церкви, последователи святого Петра, ведем себя подобно фарисеям. Наши интересы сейчас касаются греха и преступления, а не веры и избавления. Ради власти и влияния апостолической иерархии уже не останавливаются перед убийством. Как говорит пророк Иеремия? «Воистину, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы. И потом приходите и становитесь пред лицом Моим в доме сем, над которым наречено имя Мое, и говорите: „Мы спасены, чтобы впредь делать все эти мерзости. Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое?“»
Монсеньор снял очки и протер стекла белым платком. Потом он снова уселся на стул.
Кардинал Моро долго смотрел на Саччи испытующим взглядом. Он не ожидал такой вспышки гнева от обычно сдержанного архивариуса. Когда их взгляды пересеклись, префект угрожающим тоном тихо сказал:
— Монсеньор, ваше благородство и вера в законы красят вас, но факт остается фактом: в наших стенах появился дьявол. И как учит нас история Церкви, дьявола в особых случаях нужно изгонять огнем и мечом. Скажите мне, брат во Христе, как мы можем освободиться от цепей, в которых при скверных обстоятельствах оказалась наша Церковь? — Моро заговорил громче: — Я спрашиваю вас: как? Отвечайте, монсеньор!
Саччи молча смотрел в пустоту.
Речь Моро становилась все экспрессивнее.
— Разве вы не понимаете, что речь идет о вас, обо мне, о на шем существовании? — вопрошал он. — Но речь не только о нас — вопрос стоит о дальнейшем существовании Церкви. И ключевая фигура здесь — Филиппо Гонзага.
— А что, собственно, мешает провести отстранение его от должности? — осторожно поинтересовался Джованни Саччи. — Вы, ваше высокопреосвященство, принадлежите, по-моему, к двадцати пяти членам правления.
— Ах, брат во Христе, это было бы самое непростое решение пашей проблемы. Sacra Romana Rota[20] состоит из представителей различных групп и течений в Ватикане: консервативных и прогрессивных, элитарных и популистских. Большинство голосов получить крайне сложно. К тому же этот процесс проходит под надзором нескольких апостолических инстанций. Приговора суда можно ждать годы, если не десятилетия. К тому времени дьявол уже наверняка завершит свое дело. Нет, мы должны найти другое решение. Теперь вернемся к вам, профессор Тайсон! Причина, по которой мы вас сюда пригласили… — Кардинал Моро запнулся и посмотрел на дверь. Он узнал звук опускающейся дверной ручки. Теперь насторожились и все остальные. В следующую секунду в дверном проеме показалась лысая голова Гонзаги.
— Я увидел, что у вас горит свет, — произнес государственный секретарь. — А что это Святая Палата[21] заседает так поздно?
Когда он вошел и закрыл за собой дверь, в комнате распространился терпкий запах дорогого мужского парфюма. Но в данной ситуации он ассоциировался у собравшихся здесь людей с запахом дьявола.
Глава 24
Постепенно у Мальберга закончились деньги. Он знал, что, пользуясь своей кредитной карточкой, оставляет следы. Поэтому Лукасу нужны были наличные. Конечно, он мог бы позвонить своей правой руке, фрейлейн Кляйнляйн, чтобы та перечислила деньги на счет Катерины. По и это было рискованно. Поэтому Лукас решил поехать в Германию на старом «ниссане» Катерины. Он обещал, что вернется на следующий вечер.
Приехав в Мюнхен, Мальберг даже не стал заходить в квартиру и прямиком отправился в свой антикварный магазин на Людвигштрассе. Было около четырех часов дня. Он осмотрелся и, убедившись, что за магазином никто не наблюдает, незамеченным вошел внутрь.
Лукас едва не столкнулся с высоким, хорошо одетым муж чиной, который выходил из магазина с пакетом в руках. Обернувшись, Мальберг увидел, как тот сел в стоявший на площади лимузин и уехал в сторону центра.
— О, господин Мальберг! — приветствовала его фрейлейн Кляйнляйн. — Вы не поверите, что здесь было. Уже дважды приходила полиция!
— Я знаю, знаю, — попытался успокоить разволновавшуюся женщину Лукас и провел ее за конторку. 'Гам он в двух словах объяснил, что произошло, и заверил свою помощницу, что никакого отношения к смерти Марлены не имеет. Затем Лукас добавил, что сделка с маркизой не состоялась.
— Мне нужны деньги, — произнес он, закончив рассказ.
— Нет проблем, — ответила Кляйнляйн. — Я только что продала «Хроники» Шеделя за сорок шесть тысяч евро. — Она открыла зеленую стальную кассу на письменном столе, в которой обычно хранилась дневная выручка.
— Русский или украинец, — пояснила она. — Разбирается в старинных книгах. Вначале не хотел брать, по потом заплатил наличными.
Мальберг с удовольствием посмотрел на перевязанную пачку банкнот в пятьсот евро. Проверив подлинность купюр, он сказал:
— Запишите десять тысяч евро для производственных нужд, остальные отнесите в банк. И вот еще что! — Мальберг вытащил из кармана книгу, ту самую, что стояла на полке в квартире Марлены, и вынул из нее банковский чек, который он носил с собой все это время: — Пожалуйста, верните этот чек обратно в банк. Только будьте осторожны. Если вы его потеряете, катастрофы не избежать. Вы же знаете, что любой может его обналичить.
Фрейлейн Кляйнляйн обиженно кивнула. То, что Мальберг объяснял ей важность чека, было для нее оскорбительно.
— И как быть дальше? Я хочу сказать, что вы теперь намерены делать? — осторожно поинтересовалась она. — Вы собираетесь пойти в полицию?
— Вот еще! — выпалил Лукас. — Прежде чем они сообразят, что я в Германии, мне нужно снова исчезнуть. Я должен вернуться в Рим. Только там я смогу понять, что произошло на самом деле. Думаю, вы продержитесь еще пару недель без меня. Я надеюсь, вы будете мне звонить и держать меня в курсе событий. Конечно, звоните не с этого номера и не с мобильного. Я уверен, что эти телефоны прослушиваются. У вас есть кто-нибудь, кому вы доверяете, кому я смог бы передать для вас сообщение?
— Моя сестра Марго, — ответила Кляйнляйн. Она взяла блок бумаги для записей и записала номер телефона для Мальберга. — Вам необходимо просмотреть почту. — Она указала на стопку писем. — Мне кажется, среди них есть пара личных. — После этого фрейлейн Кляйнляйн взяла все деньги, кроме десяти тысяч евро, положила к ним банковский чек и, сунув все в свою сумку, повесила ее через плечо.