— Ради Пресвятой Девы и всех святых! — Зальцманн хлопнул ладонью по столу. — В конце концов, есть только два подозреваемых: монсеньор Саччи и государственный секретарь Гонзага!

— Если позволите… — Моро сложил руки, будто хотел об ратиться в усердной молитве, и продолжил: — Мы все, собравшиеся здесь, отнюдь не являемся друзьями Гонзаги, да простит нас Бог. Ведь нигде не сказано, что мы должны любить зло…

— Ваше высокопреосвященство, говорите то, что думаете, — перебил кардинала Франтишек Завацки. — Гонзага подвергает курию риску. Он должен уйти.

Монсеньор Абат вопросительно посмотрел на кардинала Моро, словно хотел сказать: «Стоит ли записывать эти слова?» Но префект указал пальцем на протокол, и Абат беспрекословно повиновался.

— Если я правильно понимаю, — тихо заметил Арчибальд Зальцманн, — вы намекаете на отстранение Гонзаги от должности? В последний раз это случилось в средние века и то только с помощью грубой силы!

Кардинал Моро пожал плечами и промолчал.

Джон Дука нерешительно вмешался в разговор, что ему было несвойственно:

— Если позволите сделать замечание, я хотел бы напомнить, что курии в последнее время очень не везло с кардиналами…

— Вы намекаете на экс-кардинала Тецину? — спросил просекретарь Зальцманн.

— Именно.

— Это дела минувших дней! Он, кажется, переехал в какой-то замок на Рейне. Наверняка он до сих пор не забыл обиду и злится, что его не избрали Папой.

— Тецина? — переспросил Завацки.

— Теперь он называет себя по-другому, произносит свое имя наоборот, — добавил Дука.

— Что это значит? — заинтересовался Завацки.

— Бывший кардинал произносит свое имя не слева направо, как подобает благочестивому христианину, а справа налево, как те, кто противостоит нашей вере.

— А-н-и-ц-е-т, — вполголоса произнес по буквам монсеньор Абат.

Кардинал Моро инстинктивно перекрестился.

Арчибальд Зальцманн посчитал нужным уточнить:

— Это имя демона, антихриста и воплощения зла.

Прищурив глаза, кардинал внимательно посмотрел на Джона Дуку и спросил:

— Откуда вам это известно?

— Я думаю, — начал Джон Дука, — что мне следует вам кое-что рассказать.

— А вот это уже любопытно! — не скрывая раздражения, воскликнул кардинал Моро.

Дука кивнул и продолжил:

— Если быть кратким, несколько дней назад я тайно встречался с экс-кардиналом, которого теперь зовут Аницет…

В комнате повисла гнетущая тишина. Через несколько секунд раздались голоса:

— Изменник!

— Этого не может быть!

— И что же дальше?

Дука поднял руки вверх.

— Вы не будете осуждать меня, если узнаете подробности. К сожалению, должен констатировать: сейчас Аницет держит всю курию в кулаке. Он предъявил мне списки «Ордо JP» и угрожал опубликовать их, если я не выполню его требования. Мне не нужно лишний раз напоминать, чьи фамилии стоят в этом списке.

В тот же миг все умолкли.

Моро покачал головой и сказал:

— Бывший кардинал превратился в шантажиста! О чем вы говорили с ним?

— О плащанице Господа нашего Иисуса!

Все за столом уставились на Джона Дуку, будто он пригрозил им вечными муками в аду.

— Откуда, — пробормотал Моро хриплым голосом, — откуда ему известны подробности о плащанице? Есть только несколько посвященных людей, в том числе и профессор Джон Тайсон. Но тот дал священную клятву и унес ее с собой в могилу. Так ведь? — Моро бросил пронзительный взгляд на Тайсона-младшего.

Джек, ожесточенно жестикулируя, ответил:

— Господин кардинал, отец рассказал мне все это только перед смертью. И будьте уверены, что я ни при каких обстоятельствах не раскрою тайну и буду нем как рыба.

Моро оглядел мужчин, сидевших по обе стороны стола. Наконец он остановил взгляд на Джоне Дуке.

— И что же было нужно Тецине, или Аницету, или как он там сейчас называет себя?

— Он утверждал, что плащаница находится у его братства.

— Это невозможно!

Я тоже так думал. Но Аницет настаивал на своем, сказав, что якобы один человек лично привез реликвию в замок братства Fideles Fidei Flagrantes.

— Ничего больше не говорите! — перебил банкира кардинал Моро. — Этот человек — Филиппо Гонзага!

Джованни Саччи быстро записывал, как будто ему в спину упиралось острие кинжала.

— Гонзага, государственный секретарь, — простонал он и покачал головой.

— Но здесь есть одна тонкость, — продолжил Джон Дука, — и и этом кроется причина, почему он обратился ко мне. Одаренный ученый, один из членов братства, утверждает, что Гонзага передал не оригинал плащаницы, а фальшивку, которая была изготовлена по заказу курии.

— Неправда! — зло выпалил кардинал. Его лицо налилось кровью. — Это значило бы, что оригинал находится в Турине. Но все обнародованные исследования утверждают обратное. Нет, это полный абсурд!

— Я так и сказал. Но Аницет считает, что этому есть простое объяснение. Мастер изготовил не одну, а две копии!

Монсеньор Завацки согнулся так, что его подбородок едва не касался стола.

— Но с точки зрения фальсификатора, это означало бы двойную выгоду!

— Братья во Христе, — произнес Арчибальд Зальцманн, — предположим, ваши догадки верны, но тогда возникает вопрос: где находится оригинал плащаницы Иисуса? — Он окинул всех вопросительным взглядом. — Кто стоит за этим преступлением?

— У меня есть только одно предположение, — ответил кардинал Моро.

Саччи согласился с кардиналом, как, впрочем, и монсеньор Завацки.

— Государственный секретарь Филиппо Гонзага, — сказал Джон Дука. Он повел плечами и вздрогнул, как будто эти ело ва причинили ему боль.

— Гонзага, Гонзага, Гонзага! — раздраженно закричал кар динал Моро. — Иногда мне кажется, что Бог послал нам дьявола в облике этого человека, чтобы проверить нас!

Секретарь Абат опустил голову и сложил руки в молитве Он уже давно перестал записывать, Опыт подсказывал Абату, что эти записи могут стать страшным оружием в руках противника. Повернувшись к Дуке, кардинал Моро спросил:

— Брат во Христе, вы можете нам рассказать, для чего предназначались сто тысяч долларов, которые нашли у Гонзаги во время несчастного случая?

— К сожалению, нет. Мы знаем, что у государственного секретаря есть средства для особых случаев. Они находятся на отдельном счету, который не включен в баланс банка Ватикана Насколько мне известно, они хранятся в одном из семи сейфов тайного архива, где была и плащаница.

Тогда все взоры обратились на Джованни Саччи, главу тайного архива.

Но монсеньор только отрицательно покачал головой:

— Нет, нет, нет! Упаси меня Господь от этого. Вступая в эту должность, я дал священную клятву Богу, что буду соблюдать все законы Церкви. К этому относится и хранение тайн. Когда же настанет мой час, я унесу эти тайны в могилу.

— Даже если на кону стоит судьба святой Церкви?

— Церковный закон не знает исключений. И вам, ваше высокопреосвященство, не нужно этого объяснять. Я думаю, что не возьму грех на душу, если скажу вам, что я знаю, где Гонзага хранит данные о счете.

По комнате прокатился глухой рокот, а затем вновь вег умолкли.

Монсеньор Завацки удивленно посмотрел по сторонам и, не обращая внимания на архивариуса, в гнетущей тишине произнес:

— Но кто, собственно, сказал, что Гонзага тратил эти деньги на плащаницу нашего Господа? Принимая во внимание значение предмета, сто тысяч долларов — это просто богохульство. А Гонзага не тот человек, который может продать плащаницу за такую смехотворную сумму.

— Может быть, — вмешался Арчибальд Зальцманн, — мы все думаем об одном и том же?

— Награда за молчание! — воскликнул кардинал.

— Гонзага с помощью этих денег хотел заставить замолчать соучастника, — поспешил вставить Зальцманн.

Джон Дука кивнул и продолжил:

— Нужно установить слежку за государственным секретарем. Его частые поездки, его сомнительные встречи вне курии — все это вызывает подозрения.