- Может быть, ты бы лучше подумал, стоит ли нарываться, - в её словах больше не было ни злости, ни обиды, ни ехидства. Одно лишь равнодушие и пустота.
- Покончи с этим поскорее, Шу, - голос Хилла мог бы принадлежать поднятому некромантом трупу.
- Ты просишь легкой смерти?
- Нет. Не прошу. Мне все равно.
- Если тебе все равно, то зачем же ты сбежал?
- Долг, Шу. Мне нужно было отдать долг, - он отвечал, потому что ему уже на самом деле было все равно.
- Долг? Как глупо... - Шу смотрела на него, не в силах оторваться. Словно лишняя секунда могла хоть что-то изменить. Не в силах противиться искушению, она все же провела ладонями по спутанным светлым волосам, по влажным от крови щекам, по напряженным плечам... и смахнула с его рук оковы.
- Иди.
Хилл пошатнулся от неожиданности и замер, не понимая... словно во сне, поднял к лицу ободранные металлом запястья.
- Уходи, Хилл.
- Уходить?
- Да. Ты свободен. Иди.
- Куда? - Если он думал, что самое худшее с ним уже случилось, он ошибся. Оно только началось.
- Куда хочешь. На острова, в Ирсиду, в Метрополию, к оркам...
- Но... почему? - он не мог понять, что происходит. Не мог поверить, что она прогоняет его. Что он настолько безразличен ей, что она даже не хочет отомстить за оскорбление.
- Не беспокойся, Рональд тебя не тронет. Только тебе придется уехать отсюда. Далеко. Эрке тебя проводит.
- Не надо, - Хилл с трудом выталкивал слова сквозь непослушное пересохшее горло.
- Надо. Без него ты не сможешь...
- Не надо, Шу, - он перебил её на полуслове. - Нет.
- Что?
- Я не уйду.
- Что?
- Я никуда не поеду, Шу.
- Ты не можешь остаться в столице. Рональд не даст тебе...
- Я. Никуда. Отсюда. Не. Пойду. - Всего два шага, разделяющие их, показались ему бездонным провалом шириной в лигу.
- Хилл? Ты же хотел свободы?
Дурман боли и отчаяния не давал ему видеть ясно, но на миг ему показалось, что её глаза странно блестят, а голос ломается... последним усилием воли стряхнув с себя туманную пелену горечи, Хилл наконец увидел её. Такой, как она есть, а не такой, как хочет казаться. Слезы, горе, безнадежность. Отчаянная тоска. И взгляд одинокого, брошенного ребенка. Никому не нужной, несчастной маленькой девочки.
- Шу! - Хилл протянул к ней руки.
- Что? Что тебе ещё? - слезы лились из её глаз, но она даже не пыталась их утереть. - Извинений? Хорошо. Прости. Я была не права. Все! Уходи!
- Шу! Почему? Почему ты прогоняешь меня? - маленький шаг к ней, тяжелый, словно на его плечи уселся каменный дракон.
- Прогоняю? Я отпускаю тебя! Ты же этого хотел! - чтобы видеть его глаза, принцессе приходилось смотреть вверх. Хилл оказался совсем близко, так близко, что удержаться и не дотронуться до него было невыносимо трудно.
- Нет. Шу, - все ещё не до конца веря в то, что её слезы не плод его собственного воспаленного воображения, Хилл обнял её, притягивая к себе, собирая губами соленые дорожки с её щек. - Нет, вовсе не этого.
Зарываясь пальцами в мягкие черные волосы, лаская хрупкие плечи, он чувствовал, как она сама ластится к нему, обвивает руками. Снова вернулась обжигающая боль, но теперь он радовался ей. Радовался тому, что что-то в нем может болеть. Тому, что снова может дышать и плакать. Он прижимал тихо всхлипывающую принцессу к себе, и её горячие слезы чертили огненные дорожки по его обнаженной коже.
- Шу, любовь моя, - тягучей волной расплавляющих сознание покалываний отдавался в ней чуть слышный шепот. - Жизнь моя, прости, прости, прости меня, Шу... я не думал, что нужен тебе, не хотел причинить тебе боль... я люблю тебя, ты ведь знаешь, правда? Шу?..
- Хилл? - она подняла голову, вопросительно заглядывая ему в глаза.
- Можно мне поцеловать тебя? - его прерывистое дыхание жарким перышком щекотало её губы, она чувствовала под рукой частое биение его пульса, видела слезы на его ресницах и свое отражение в глубине его зрачков. Шу закрыла глаза и прикоснулась сомкнутыми губами к его рту. Они целовались бережно и нежно, словно в самый первый раз, и не замечали бегущих соленых капель, и, словно опасаясь потерять возможность дышать, долго не могли оторваться друг от друга... наконец, Шу с тихим стоном уткнулась ему в шею, продолжая гладить его спину и прислушиваясь к синхронному ритму их сердец.
- Ты не уйдешь больше? Хилл? - она не смела посмотреть на него, не смела надеяться. Замерев и не дыша, Шу ждала ответа. Как приговора.
- Нет. Конечно же, нет, - горячечные касания его губ вспыхивали ожогами, она не могла пошелохнуться, наслаждаясь болезненным трепетом заново рождающихся из пепла эмоций, погружаясь в поток сверкающих и искрящихся чувственных энергий, голубыми и золотыми сполохами оплетающих их слившиеся в объятиях тела. С ней происходило что-то неизведанное, что-то такое, о существовании чего она раньше и не догадывалась, по сравнению с чем все её магические опыты меркли... и всё это из-за него? Лавина света, звуков, запахов, цветов, и ощущений, которым не подобрать названий в обычном языке - ощущения магических потоков, способных снести, переплавить и воздвигнуть заново целый мир - переполняли Шу, и как за единственную опору в водовороте изменяющейся вселенной она цеплялась за столп божественного золотого света, за своего возлюбленного, за Хилла.
- О, боги, - выдохнула Шу. Вокруг бушевал вихрь волшебной энергии, заключая их в ослепительно грохочущую, горячую, мягкую и шелковистую розово-золотую сферу. И это всё было её! И центром и источником этой немыслимой роскоши, этого упоительного блаженства, этой пьянящей мощи был он.
- Хилл, Хилл! - тихонько позвала она. Невероятно прекрасные синие глаза заворожено уставились на неё.
- Да, милая? - его лицо горело.
- Ты останешься со мной?
- Если ты этого хочешь.
- А ты? Как хочешь ты?
- Я хочу, чтобы ты была счастлива, любовь моя. Со мной или без меня, не важно. И моя жизнь принадлежит тебе. Не потому, что ты купила меня. А потому, что я тебя люблю, - он светло улыбнулся, глядя ей прямо в глаза, - и я навсегда останусь с тобой, умру я сейчас или потом. Вот, взгляни, Шу, - он взял её руки в свои, - видишь, в твоих ладонях моё сердце. Оно бьется, пока оно нужно тебе.
- Это подарок?
- Да. Подарок, - он снова ласково гладил возлюбленную и любовался разгорающимися золотистыми искорками в прекрасных лиловых очах. Хилл сказал то, что надо было сказать очень и очень давно. И понимал, что ещё немного, самую малость промедления, и он бы опоздал. Они оба опоздали бы.
- Хилл, милый, если ты правда любишь меня...
- Я правда люблю тебя...
- Почему ты ушел, не сказав мне ничего? Что за такой важный долг?
- А ты думаешь, я всегда был рабом? Разве я не должен тому, кто меня продал?
- Кто тебя продал... да, конечно...
- Шу, любовь моя, я не мог тебе сказать.
- Но ты же снял ошейник...
- Я думал, что у меня совсем нет времени. Мне нужно было успеть, пока...
- Нет, не говори. Пожалуйста!
- Ладно. Это уже не так важно, - гораздо важнее было то, что он может держать её в своих руках, и разговаривать с ней, и целовать её. Все то, что, как ему казалось недавно, безвозвратно потеряно. И все опасения и сомнения не имели больше никакого значения.
- Почему ты не боишься меня? - оторваться от его ласковых горячих губ было невероятно сложно, но ей хотелось понять его, хотелось говорить с ним, слышать его голос.
- А что, нужно?
- Обычно, стоит мне обратить на мужчину внимание, у него случаются судороги или медвежья болезнь.
- Да ну? Что-то я ничего подобного не заметил.
- Ты исключение. Самый первый раз, когда я увидела тебя, ты так посмотрел на меня... словно звал. Словно хотел, чтоб я подошла к тебе.
- Ты коснулась меня. Так ласково. И ты была так прекрасна... Я столько слышал о тебе...