Из Тахтамышского аула вместе с Победновым выехал и ногайский князь Муса Тагаев со своими узденями, на пути подошли еще ногайцы с князем Салибеем Мансуровым, а на Соленозерском посту к отряду присоединился еще командир Донского казачьего полка полковник Луков-кин с двумя сотнями донцов, сотней Кавказского линейного казачьего полка и конным орудием. По командой Победнова составился теперь отряд, не уступавший неприятелю в числе, но имевший на своей стороне огромное преимущество в конной артиллерии. Но и тут Победнов не подумал о быстром наступлении. Достигнув Соленоозерского поста, он расположился отдыхать, а потом, когда стемнело, и совершенно остановился, “не взяв в соображение,– как говорит Вельяминов,– что неприятель, сделав в этот день около двадцати верст более его, продолжает идти все далее и далее”.
Таким образом, Победнов дал неприятелю все средства отойти от себя на значительное расстояние – и уже без всякой помехи разорять и грабить русские селения.
Пройдя мимо Воровсколесской станицы, занятой в то время уже Исаевым, черкесы разделились: Джембулат с абадзехами двинулся вправо, Касаев с кабардинцами – влево, чтобы соединиться под деревней Сабля и напасть на нее одновременно с двух разных сторон. Одно ничтожное обстоятельство испортило, между тем, все планы Джембулата. Приближаясь к Сабле и рассчитывая накрыть ее совершенно врасплох, абадзехи с изумлением увидели перед деревней большие бивачные огни; слышен был шум, говор, неясно мелькали тени солдат. Партия остановилась в нерешимости; очевидно, намерение ее было открыто и уже взяты предосторожности. Нужно сказать, что грозное войско, которое увидели горцы, была безоружная партия рекрутов, поздно пришедшая к деревне и расположившаяся бивуаком. И вот эта-то безоружная партия, представлявшая черкесам случай взять несколько сот человек лишних пленных, спасла Саблю от беспощадного погрома. Абадзехи не могли себе представить, чтобы русские военные команды в столь близком расстоянии от Кубани могли ходить без всякого оружия; они стали пятиться и неожиданно наткнулись на большой конный табун, ходивший на пастьбе и принадлежавший жителям Тахтамышского аула. Обрадованные, они дали залп из ружей и, повернув табун, погнали его на речку Барсуклы.
На залп немедленно прискакала и другая партия кабардинцев. Видя, что абадзехи уже имеют добычу, Касаев не хотел следовать за ними с пустыми руками и бросился на Шошины хутора, лежавшие в двух верстах от большой дороги, как раз на половине пути из Сабли в Александрию. Кабардинцы напали на них уже на рассвете четвертого февраля, но здесь они наткнулись на сборный пост из двенадцати казаков линейцев и нескольких донцов, под начальством Волжского линейного полка зауряд-хорунжего Федотова. Волжцы не дали захватить себя врасплох – и меткий залп заставил кабардинцев отшатнуться. Вторая атака была не более удачна, бесполезно лишив кабардинцев еще нескольких человек убитыми и ранеными. Но когда толпы наступавших поколебались и готовы были бежать, молодой, пылкий Касаев пустил в ход нагайку – и кабардинцы остановились. Часть их спешилась, другая на лошадях пошла в обход, чтобы не выпустить живым ни одного казака. Волжцы видели, что наступила для них решительная минута, и, не помышляя о плене, стали готовиться к смерти. Пока пешие горцы вели открытый приступ, конные зажгли сзади плетни, и пламя отрезало казакам отступление. Гибель волжцев стала неизбежной. Мужественно отстреливаясь и отбиваясь шашками, они переходили от одного плетня к другому, но пламя, захватывавшее все большее и большее пространство, повсюду настигало их; наконец и отступать стало некуда. Тогда закипела отчаянная последняя сеча. Храбрый Федоров, выхватив длинный кинжал, первым врезался в густую толпу неприятеля – и первый пал, в куски изрубленный шашками. Волжцы и донцы не отстали от своего начальника – и честно все сложили свои казацкие головы в этом неизмеримо неравном бою: из двадцати человек пятнадцать были изрублены, пять брошены кабардинцами тяжко израненные,– и когда подоспела помощь, один из них также уже отошел в вечность. В плен никто не дался, только лошади, одежда и оружие казачье достались кабардинцам.
Уничтожив пост, горцы бросились в дома, и через полчаса весь хутор был уже разбит, разграблен и сожжен дочиста. Из хуторян шесть человек были зарезаны, четверо ранены, семнадцать попали в плен. И кабардинцы быстро соединились с Джембулатом.
Гам битвы и пожар в Шошинском хуторе вызвали, между тем, повсюду тревогу. Находившаяся в Александрии казачья команда линейного Хоперского полка и донцы, под командой есаула Попова, немедленно отправились на выстрелы. Табунщики известили о нападении черкесов генерал-майора Султана Менгли-Гирея, и тот, быстро собрав до двухсот ногайцев, также поскакал по следам неприятеля, но, к сожалению, в отряде его было не больше пятидесяти человек, исправно вооруженных, а остальные не имели ни ружей, ни шашек. Менгли-Гирей живо напал на след неприятеля, но в ожидании помощи со стороны русских войск следовал за ним стороною. Есаул Попов также настиг горцев у речки Барсуклы и также, не решаясь один ударить на сильного неприятеля, ограничивался только наблюдением. Горцы шли, между тем, шагом, часто останавливаясь, видимо готовые отстаивать свою добычу. А в то время как происходила катастрофа на хуторах и малые команды следили неприятеля, большие казачьи отряды Исаева и Победнова спокойно отдыхали, один в Воровсколесске, другой недалеко от Соленых озер.
Только около полудня четвертого февраля Победнов, оставив в степи, по причине усталости лошадей, конное орудие и при нем сотню кавказских казаков, появился опять в виду неприятеля. С ним было два конных орудия, пятьсот донских казаков и до сотни ногайцев. Князья Салибей Мансуров и Муса Таганов первые заметили, что хищники гонят табун, в котором было не менее трех тысяч лошадей, и, не раздумывая, гикнули на неприятеля со своими людьми, к которым скоро присоединилось еще человек тридцать калаусских ногайцев. Султан Менгли-Гирей, видя это смелое нападение, со своей стороны приказал сыну своему, Аслан-Гирею, с пятьюдесятью всадниками скакать к ним на помощь. И вот вся эта смелая ватага, не превышавшая общей численностью ста человек, сделав на скаку залп, врезалась в середину неприятеля. Мурза Салибей Мансуров получил при этом тяжкие раны и на следующий день скончался в родном ауле, убит был также один ногаец и пять ранены.
Пока шла эта схватка, другие ногайцы успели обскакать табун и, отхватив большую часть его, завернули влево, прямо на казачью команду Попова, которая, таким образом, и сама была втянута в дело. Видя, что абадзехи уже окружают ногайцев, чтобы снова отбить табун, казаки кинулись вперед и, затуманенные пылью, очутились между двумя большими толпами хищников. Неизбежность гибели заставила было их попытаться перескочить назад, через речку Барсуклы, но берега были круты и утесисты, и только самого Попова вынесла его добрая лошадь. Прижатые к берегу, казаки мгновенно спешились и по казачьему обычаю стали в грозном выжидательном положении.
А на соседних высотах, “хладнокровно”, как выражается Вельяминов, стоял отряд полковника Победнова.
Родожицкий рассказывает, что один из казачьих офицеров под градом неприятельских пуль прискакал к Победнову с просьбой помощи. Полковник не только ответил ему выговором, как он осмелился с горстью казаков броситься на столь многочисленного неприятеля, но угрожал даже Сибирью. Офицер возразил, что его долгом было защищать своих, несмотря ни на какую многочисленность врагов, и что неизвестно еще, кто из них прежде попадет в Сибирь,– он ли, свято исполнивший долг свой, или полковник, стоящий в бездействии, когда на глазах его гибнут храбрые люди. Благородный офицер повернул коня и поскакал к оставленным товарищам. Горцы пересекли ему путь, и он пал, расстрелянный пулями и изрубленный шашками.
К сожалению, Родожицкий не называет имени храброго офицера, Вельяминов также не говорит о нем в своей реляции, и имя, которое должно бы быть славно, подобно тысяче других имен исчезло для потомства...