Ненависть была живой и плотной, невыдуманной, собственно, только она и жила, Пастернак пытался стряхивать ее несколько раз – не удалось. Тяжесть была такая, что, казалось, всей-то Жени уж точно будет не скинуть никогда, – поразительно, с какой силой распрямилась пружина в Пастернаке. И тем поразительнее новая половина жизни Жени: опять же, по всем законам, ненавидеть бывшего мужа ей был бы самый очевидный удел – она стала любить его.

Е.Б. методично перечисляет денежные выплаты его семье: ему, бывшей жене Жене, Аленушке на день рождения, внуку и пр. Собственно, для публикации любой другой семейной переписки такие сведения были бы излишними, это вроде те самые бытовые подробности, повторяющиеся десятилетиями, которые со спокойной душой можно упустить. Но Е.Б. не устает приводить письма из года в год. Боря: «Извини также, что тебе так задержали деньги» (Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак. Переписка… Стр. 547). Евгения Владимировна: «Я остаюсь здесь note 17 еще на месяц. Можешь ли ты выслать мне деньги за июль? Живется мне здесь хорошо» (Там же. Стр. 548).

(За «июль» Борис Пастернак обязывается в 1959 году.)

Что обозначает неслучайное перечисление интимнейших (от показа тумбочки откажутся еще определенней, чем от всей спальни) обстоятельств? Все то же, Надежда-Мандельштамовское: «Сколько он на вас потратил?». Грубо? Но для чего-то нам подсунули расходную семейную тетрадь.

«Зинаида Николаевна радостно сообщила нам, что Боря получил известие из Инъюрколлегии о том, что на его имя пришли деньги из Норвегии и Швейцарии. Этих денег так много, что теперь им будет обеспечена безбедная старость».

Радоваться стоило бы не только Зинаиде Николаевне, но и Евгении Владимировне – ее безбедность тоже зависела от Бориного благосостояния и благо-душия (слово даю не в современной скороговорке, в смысле сытого доброжелательства, а – душевного благородства, совестливости и опасливости).

Здесь тяжко и тяжело Зинаиде Николаевне – если она думала об этом, если не простилась со спокойствием раз и навсегда, еще сходясь с Борисом и привозя ему своих детей, – что деньги Борис давал не Жененку и Жене: как можно ей не дать, как не поддержать бывшую жену, если есть возможность, а у нее (по лености, по абсурдности профессиональных неосуществимых амбиций и по оплаченной Пастернаком возможности просуществовать без кабалы замужества пониже рангом, чем первое) – нет. Деньги Борис давал СЕМЬЕ. Под конец жизни, когда немолод был уже и старший сын, завел ребенка (первого) и без лицемерных отнекиваний – мол, ни к чему старое вспоминать, принял отцовы биения в грудь: ребенок послан как награда за страдания, которые он, Пастернак, причинил их семье. Логика покаяния казалась безупречной. СЕМЬЯ была названа, семье платились деньги.

О Жене.

«…если бы не любовь Пастернака к этой женщине, если бы не безупречное душевное благородство ее писем и не идеальный сын, которого она вырастила… »

БЫКОВ Д.Л. Борис Пастернак. Стр. 184.

Начнем сначала. Женщины этой Пастернак не любил. Женился без любви, очень себя за это корил и ждал кар. Некоторых – веснушчатость сына – считал, что дождался.

Второе. Письма Жени, может, иногда и ровны, обтекаемы, затаенны по части уколов, но когда ей хоть что-то свое надо отбить, она не церемонится: у нее и «гнусность», и «спущенные штаны», и сам Быков находит и удивляется: «эгоизм вообще мелькает с частотой частокола» (Там же. Стр. 248).

«Эгоизм» – для самоотверженного и отстаивающего свои интересы только в силу сознания ответственности перед собой и перед Тем, кто в него – эгоиста – вдохнул дар Пастернака. Ее письма с той полнотой, как пастернаковские в его «полном» собрании сочинений, не приведены, но есть их отголоски в письмах еще настоящего или уже бывшего мужа: «<> я терпеть не могу этой фурии и не от нее ждал письма» (Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак. Переписка… Стр. 177). «Написано оно неприятным, чужим, ОПАСНЫМ человеком. Не надо мне его. <> ДЛЯ МЕНЯ письмо твое – развод» (Там же. Стр. 174). «1926 год. Мне было очень трудно матерьяльно, как раз в то время, когда ты с такой обидой и горячностью сомневалась в моих заботах о вас» (Там же. Стр. 407). (1938 год, Женя в свадебном путешествии в Крыму, шлет благородные письма.)

Женя любила свой разбившийся брак и любила Пастернака как пару себе.

«Сам он <> говорит о ее образе „мстительницы, кара-тельницы суровой, неумолимой госпожи“ – веет Захер-Ма-зохом».

БЫКОВ Д.Л. Борис Пастернак. Стр. 184.

«Должна страдать любящая женщина, которую поработили. Но должна страдать и нелюбящая, которую сделали госпожой».

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 155.

Нелюбящая страдает от того, что определить бы сам Киркегор не додумался: бесится с жиру, от попустительства. Борис Пастернак грешил – смотрел за женой плохо.

К масштабу личностей. Как мало надо понимать в Пастернаке, чтобы считать Женю Лурье вровень ему ростом. Делают это, как правило, по сравнению с Зинаидой Николаевной. Быть посерее личиком – не сжечь раскаленное нездешней красотой лицо в обугленную и разбитую головешку, уметь тихо – без выброса на люди – просеменить всю жизнь подле, выдавая за общность, пачкать краской – будем справедливы – мило, женственно, профессионально, – возможность образования выбивалась даже в дни совершающегося развода – это все значит быть с ним вровень? не бросить художества, как бросила музыку Зинаида Николаевна – потому что это было слишком большое очарование, а она уже не хотела никого очаровывать? уметь очаровывать посторонних, чужих (а родных людей у нее уже не было – не отказался только сын)? Сама она думала именно так и попробовала потягаться с ним, написала письмо. Он ответил. «Будь в моих границах; знай столько языков, сколько я, стольких людей, как я, не буди моего самолюбья, моей ревности. Ужасное письмо. …Я тебя не удерживаю».

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 175.

Тогда она придумала печального банкира, Фейхтвангера. Проиграла.

Никакая женщина никого не выбирает. Она только готовится к выбору, чтобы ее выбрал тот, кого бы выбрала она. Кого могла выбирать Соня Берс, молоденькая барышня Софья Андреевна – по жесткому немецкому воспитанию она называлась для всех молодых людей своего круга только так? Кроме друзей братьев, воспитанников училища правоведения, выбрать она могла, по старинному знакомству со стороны матери, незаконной ветви близкого Толстым семейства, и молодого графа Толстого, как сделала ее старшая сестра Лиза (помните Веру из «Войны и мира»?): «две гувернантки <> по очереди напевали старшей сестре, что граф увлечен ею. <> Лиза сначала равнодушно относилась к сплетням, но понемногу и в ней заговорило <> сердце».

Так же могла выбрать и Сонечка. И что? Выбор, сделанный в том круге, который уже предварительно выбрал мужчина, – это еще хуже, он оставляет ей еще меньше свободы. Хотя: «Я достойна такого-то, я даю ему знак» – действительно, это очень много. Срабатывает очень часто, но к выбору женщины отношения не имеет. Мужчину расхолаживает – согласная на него женщина автоматически переходит в разряд тех, которых не нужно добиваться, а значит, надо поскорее распрощаться. Если подобная история затягивается и затягивает, захватывает надолго обоих, то это тот самый счастливый случай, к которому не подготовишь никакими теориями. Лев Николаевич Толстой не был «выбором Софи». Любви ее страстной и преданной к нему на всю жизнь это нисколько не помешало. Не помешало и увлечению-посмешищу композитором (у нее тоже все писатели, композиторы) Сергеем Танеевым, после смерти самого (последние – они всегда самые) любимого сына Ванечки, лет в пятьдесят с хвостиком.