Ее детям должно оставить отнюдь не сто тысяч с процентами, а уж сколько будет не жалко заново влюбленному отцу и его полной забот о собственном гнезде подруге. Или сколько-то, вполне определенная часть, какая будет полагаться по продвигаемому Василием Розановым новому закону «О счастливой семье». Но ведь не столько же, на сколько рассчитывала благоразумная девушка, вступая в брак с человеком, который представлялся ей подходящим! А что? Разумная осмотрительность вменяется нашему полу в обязанность, в противовес Евиному легковерию.

Рассудительна и нелегковерна была Дева Мария, когда ей было сделано предложение о рождении неоднозначного младенца. Что ж говорить о девушках из различных социальных слоев, которые перед браком предугадывают, будет ли это наилучший вариант для того, чтобы создалась крепкая семья, чтобы был у нее надежный глава и достойный отец. За девушку некому вступиться, г-н Розанов против того, чтобы государство гарантировало девушке свою опору. Полюбит муж другую – значит, полюбит; дети его, новые, ни в коем случае не должны страдать. Старые, от разлюбленной – должны?

Дело только в слове. Розанов хочет, чтобы незаконным дали слово, которое их отец уже отдал при свидетелях другой. Пусть. Они тоже не виноваты. Они тоже хотят всего. Им не повезло родиться во втором (или четвертом, или пятом) браке родителя, как кому-то другому не повезло не родиться первенцем Билла Гейтса. С оставленной разлюбленной женой легче мериться правами, чем с Биллом Гейтсом, – явиться к нему в дом, когда вся семья за чаем, и объявить: а чем я хуже вас, ядящих на золоченом фарфоре?

Дети Василия Розанова от незаконной жены были всем хороши – ему нравились, он их любил; если б у Суслихи остались прижитые от него дети, он бы не дрогнул окоротить их аппетиты. Ну а Варвару бы Дмитриевну – не разлюбил. В очередь за законным наследством никто больше не встал.

«В святом законе Божием <> написано: „Ты с нею соединился – и она твоя жена. Если ты не хотел ее взять в жену – ты не должен был прикасаться. Ты отвечай как сильнейший и мудрый, как господин, как Адам и вождь супружества“».

РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 310.

А ведь это же он написал: тайные местечки прелестны, прелестны – надо полагать, прикасался. К чему ж тогда его тома о праве на развод? По его слову – жена ему Суслиха.

Розанов хочет жить как птичка (весеннею порою), хотя по робости и покладистости своей готов хлопотать над гнездом и летом, а уж следующей весной – смотря откуда ему ветер принесет тонкие волнующие запахи. И второе – чтобы называлось все это как можно приличнее, не хуже, чем у других, даже если эти другие организовали для себя какие-то правила и в свой клуб принимают только соблюдающих их – соблюдающих с охотой или без охоты. Розанов не согласен. Завидует, ропщет, стучится, пишет много (заодно и платят построчно, собратья по перу примечают), приводит для примера даже корову, которую привязывают в дальнем углу сада, когда у ней ее теленка закалывают. Страдания коровы не помню, для иллюстрации чего, но читать больно. Согласиться тем не менее нельзя – потому что жалко не только Василия Васильевича. Жалко и брошенных (пусть и законных, как ни горько Варваре Дмитриевне знать, что кто-то все-таки верит законным, которые тоже плачут, или Ольге Всеволодовне – той вообще все равно, лишь бы на ней Пастернак женился).

Розанов очень осуждает истории, когда не взятая замуж мать убивает рожденного ею ребенка. Осуждает, конечно, не мать.

Если она и утопилась сама, не сумев заставить жениться, – то тоже виноват и не могущий на каждой жениться, и, в частности, не расположенный на это мужчина, и – опять же плохо организованное общество, которое не приготовилось изгонять из себя мужчину, а евину дочку – и прощать, и наделять правами женить на себе каждого взглянувшего на нее с вожделением, которое было ею спровоцировано, ею организовано и ею доведено до стадии ва-банка.

…он защищает детоубийц, как будто рожают они исключительно от женатых мужчин, которым злые жены не дают развода, а так бы они сразу – на всех, на каждой, в каждом городе – женились бы.

Аргумент здесь только один – неравноправие, колоссальное неравноправие в самом основном деле человеческой жизни, в людях и их детях. Как это переживают феминистки – непонятно, права не только вожделенно уравнены, но мужчины обесправлены абсолютно, женщина – наделена божеской властью, она может рожать, может убивать, может равнодушно отворачиваться. Аргумент для предоставления всевластия один – чтобы отвести материнскую убивающую руку. То есть женщина априорно признается существом настолько кровожадным, бездушным, меркантильным, что считается способной – каждая женщина – ради лишнего куска хлеба, лишней пары колготок, лишнего ужина в ресторане под музыку ресторанного же оркестра убить свое дитя, если законы не будут столь гуманны, что разрешат ей оставить его в родильном доме без своего материнского внимания.

Ирочка Емельянова считает свою правоту настолько очевидной, что в полной уверенности в понимании и согласии читателя расставляет кавычки.

Причем законного можно не любить, можно отречься от него в сердце своем, можно видеть – не усмотреть, а видеть предъявленной – точную копию нерассмотренной в подходящее время матери – и отдаться незаконным детям, которые, дай им Бог, подрастая в любви и заботе добрых родителей, в свой час дождутся лучшей семейной доли. Может, несчастье незаконных детей рукотворное, созданное людьми и ими же могущее быть устраненным, но ценой того, что сразу же на сцену выступят еще более несчастные люди – дети, которым не то что недодали, а отняли. Отнятого – жальче, чем небывшего никогда.

Розанов, с пятьюдесятью учительскими рублями и когда негде ночевать, – кто пойдет за женатого?

«Тяжелая старуха». Зинаида Гиппиус приезжает в какой-то волжский город, их – с супругом и писательским кружком – принимают с большим почетом по философской и теологической части, поповна показывает ей семейный альбом: «…седая, совсем белая, толстая старуха. В плоеном чепчике, губы сжаты, злыми глазами смотрит на нас. „А это кто?“ – спрашиваю. „А это наша знакомая. Жена одного писателя петербургского. Ее фамилия Розанова“. – „Как Розанова? Какая жена Розанова? Василия Васильевича?“ – „Ну да, Василия Васильевича…“»

ГИППИУС З.Н. В.В. Розанов в литературе русского зарубежья. Стр. 22. Конечно, жена. А кто еще она Розанову? «Его первый брак был, воистину, страшен. 18-летним мальчишкой Розанов женился на 40-летней женщине, любовнице Достоевского. Она была похотлива, ревнива и зла».

ПИЛЬСКИЙП.М. В.В. Розанов. Стр. 111.

«…поповна продолжает: „Она очень злая. Такая злая, прямо ужас. Ни с кем не может жить, и с мужем давно не живет. Взяла себе, наконец, воспитанницу. Ну, хорошо. Так можете себе представить, воспитанница утопилась“.

ГИППИУС З.Н. В.В. Розанов в литературе русского зарубежья. Стр. 23.

Утопилась воспитанница. Так ведь и у Розанова падчерица – повесилась. До какого градуса должна дойти неправота в деле всей жизни, в любовном и теплом разрешении дурно поставленного семейного вопроса В РОССИИ (конечно, во всей России), чтобы девушка из его семьи сначала в монастырь стала уходить, а потом – повесилась? Не вешались даже у Достоевского. У Толстого – никчемные, бойкие – все были счастливы.

Он жил напряженной половой жизнью со своей «немолодой, некрасивой и, вообще на посторонний глаз, лишенной всего того, что в наше время получило кличку sex appeal» (БЕНУА А.Н. Кружок Мережковских. В.В. Розанов. Стр. 195), женой, подробно и «нескромно» все впечатления от этого дела описывал, «движимый своим супружеским энтузиазмом»; она, за свой сомнительный статус и незлобливость супруга все терпела, а дети не видели никакого просвета. Многодетная семья Василия Розанова распалась, затухла самым неплодородным, наказатель-ным образом.