С этого момента Канарис и Франко начали ставить на английскую карту. Канарис убедил колеблющегося Франко при встрече 7 декабря 1940 г. в Мадриде не уступать желаниям Гитлера и не нападать на Гибралтар. Тем самым Англия получила свободу рук на Средиземном море, и последующие кампании в Северной Африке и Италии были немцами проиграны. Изложенное здесь основывается на изданных в 1950 г. в Мюнхене «Воспоминаниях» дипломата Эрнста фон Вейцзеккера и на словах того же Лиддела Гарта:

Очень поздно, лишь к концу войны, Гитлер понял, что вступление в войну Италии было главной причиной поражения Германии. В своем идеологическом упрямстве и потому, что он путал современных итальянцев с древними римлянами, главнокомандующий вермахта не учел уроков истории, иначе он бы помнил о том, что Италия почти в каждой войне меняла фронт, а если война длилась долго – даже не один раз, возвращаясь в итоге к первоначальному союзнику. В результате немецкие танки и пехота двигались через пески Северной Африки, где они ничего не потеряли, когда Муссолини открыл там фронт, который уже через несколько месяцев, в декабре 1940 г., опасно зашатался. Но гораздо серьезней было то, что было потеряно время для нападения на Советский Союз, что предположительно привело к проигрышу войны, вследствие того что Италия открыла еще один фронт, на этот раз против Греции.

Когда итальянцы, как обычно, начали отступать на греческом фронте, начало операции «Барбаросса» пришлось перенести на четыре решающих недели. А когда в том же 1941 году зима началась на четыре недели раньше, стало ясно, что бог войны, как выразился генерал Йодль, отвернулся от Германии и перешел в другой лагерь.[83]

Подготовленным к наступлению на Советский Союз немецким войскам пришлось весной 1941 года исправлять на Балканах ситуацию, испорченную Италией. Итальянская агрессия против Греции вызвала высадку там английских войск. Болгарию мирно оккупировали немецкие войска. В Югославии произошел военный переворот и ее прежде хорошие отношения с Германией превратились во враждебные; эта проблема была решена военным путем. Капитуляция Греции и изгнание британского экспедиционного корпуса были вопросом времени, однако были потеряны драгоценные недели. Было известно, что русские дороги уже ранней осенью превращаются в месиво, и, когда утром 22 июня начался великий поход на Восток, многие скептики уже сомневались в возможности нанести смертельный удар.

Знал об этой опасности и Гитлер. Летом 1941 года он, как политик и полководец, оказался в положении шахматного игрока, который своим следующим ходом неизбежно вызовет «шах» противника. И в шахматах, и на войне нельзя делать два хода одновременно. Немецких сил хватало для победы над противником на Востоке, на Севере, на Западе и, наконец, на Юге Европы – но лишь попеременно, а не одновременно.

Время работало, как Гитлер хорошо понимал, против него и подпирало. Восток начал мобилизовывать свои огромные людские, а Запад – свои огромные материальные ресурсы. В народном анекдоте старая матушка спрашивает местного руководителя НСДАП, глядя на карту мира, что означает это огромное темно-зеленое пятно? «Россия», – отвечают ей. А большие части карты, покрытые розовым и светло-зеленым цветом? «Это Британская империя и США». И когда старая женщина хочет узнать, а где же Германия, и палец партийного руководителя указывает на маленькое синее пятно в центре Европы, следует удивленный вопрос: «Скажите, а фюрер об этом знает?»

Он знал об этом и знал также, что упустил момент для осуществления плана «Морской лев». Англия оправилась и стала получать по ленд-лизу оружие из США, которые передали ей 50 эсминцев и несколько подводных лодок. Для обеспечения поставок вооружения в Англию армия якобы нейтральных США захватила Исландию. Американские эсминцы вели огонь по немецким подводным лодкам, которые нападали на германские караваны.

Воздушная битва за Англию – «немецкая авиация должна всеми имеющимися в ее распоряжении силами как можно быстрей разбить английские ВВС» – была прервана после больших потерь. Британская бомбардировочная авиация начала теперь войну против немецких женщин и детей «без перчаток», как того требовал Черчилль.

Колеблясь в выборе между планами «Морской лев» и «Барбаросса», Гитлер находился, с одной стороны, под влиянием своего великогерманского мышления и своей незаинтересованности в завоеваниях на Западе, а с другой – жажды земель на Востоке и стремления к борьбе против «недочеловеков», о чем он мечтал со времен своей жизни в Вене. «Пока Сталин жив, – думал тогда Гитлер, – опасности нет: он умен и осторожен. Но когда его не станет, евреи, которые сейчас находятся во втором и третьем эшелоне, могут снова выдвинуться в первый ряд». Это имело решающее значение, и Гитлер смотрел далеко вперед.

Если напасть на Англию, Россия может ударить в спину, – все время повторял он себе, – а если напасть на Россию, Англия вернется на континент. Решение Гитлера напасть на Россию было «самым трудным решением во всей его жизни».

Rudolf Hess (1894 – 1987)

«Reichsminister Rudolf Heß» by Walter Einbeck, 1939

В этот трудный момент помочь мог заместитель фюрера, его старый спутник Рудольф Гесс, сын английской еврейки, получивший английское воспитание в Египте, военный летчик, имевший хорошие связи с высшей английской знатью. Только он мог бы договориться с Черчиллем, сыном американской еврейки, до мозга костей ненавидевшим коммунизм. Полету Гесса в Шотландию с всемирно-исторической миссией мира предшествовало письмо, которое основатель геополитики профессор Хаусхофер написал герцогу Гамильтону. Гесс объяснял своему адъютанту Карлгейнцу Пинчу:

5 мая 1941 г. Сталин произнес закрытую речь перед 500 выпускниками военных академий, которая не осталась в тайне и дошла до ушей Гитлера и Гесса, которые неверно оценивали Сталина:

«Если нам удастся (оттянуть вооруженный конфликт с Германией до осени), война с Германией почти неизбежно начнется в 1942 г., но в гораздо более благоприятных для нас условиях, так как Красная Армия будет тогда лучше обучена и лучше вооружена».[84]

Через пять дней после этой речи, темной ночью 10 мая 1941 г. Рудольф Гесс, которому было тогда 48 лет, приземлился с парашютом около крестьянского дома недалеко от Дунгавела, шотландского поместья герцога Гамильтона. Его Мессершмитт-110 разбился в горах. На следующее утро герцог появился у постели больного – Гесс повредил ногу при прыжке – и тот тихо сказал:

Миссия потерпела неудачу, Черчилль не стал вести переговоры, и Гесс с этого дня – вот уже более 30 лет – сидит в тюрьме.[85]