— Но зачем Родольф ходил к этому человеку? — спросила Сара.

— Ей-богу, сударь… или сударыня, как вам будет угодно, я ничего об этом не знаю. Это так же верно, как и то, что я пью с вами это винцо. Сегодня вечером я хотел поколотить Певунью, я был не прав: она хорошая девушка; она бежит от меня в проход дома Краснорукого, я преследую ее… Там было темным-темно, и, вместо того чтобы схватить Певунью, я натыкаюсь на господина Родольфа… который всыпал мне по первое число… О да… Особенно хороши были последние удары… Дьявольщина! Как они были отработаны! Он пообещал показать мне этот прием.

— А что, в сущности, за человек этот Краснорукий? — спросил Том. — Чем он торгует?

— Краснорукий-то? Как вам сказать… Он продает все, что запрещено продавать, и делает все, что запрещено делать. Вот его позиция. Правильно я говорю, мамаша Наседка?

— О да, он малый не промах, — подтвердила Людоедка.

— И ловко же морочит таможенников, — продолжал Поножовщик. — Они раз двадцать делали обыск в его загородной хибаре, но так ничего и не нашли; а между тем он часто выносит оттуда целые тюки.

— У него все шито-крыто, — сказала Людоедка, — говорят, будто у Краснорукого имеется тайник, который сообщается с колодцем и ведет в катакомбы.

— Но тайника этого никто не отыскал. Чтобы вывести Краснорукого на чистую воду, следовало бы разрушить его хибару, — сказал Поножовщик.

— А под каким номером значится дом, где живет в городе Краснорукий?

— Под номером тринадцать. Бобовая улица; Краснорукий — торговец, продает и покупает все, что пожелаете… Это известно во всей округе, — пояснил Поножовщик.

— Я запишу этот адрес в блокноте; если мы не отыщем Родольфа, я попытаюсь справиться о нем у господина Краснорукого, — сказал Том.

И он записал название улицы и номер дома контрабандиста.

— Вы вполне можете гордиться своей дружбой с господином Родольфом: это надежный товарищ и славный малый… Кабы не угольщик, он отдубасил бы за милую душу Грамотея, вон того, что сидит там, в углу, с Сычихой… Дьявольщина! Меня так и подмывает стереть в порошок эту старую ведьму, как подумаю, что она проделывала с Певуньей… Но терпение… как говорится, удар кулаком всегда при мне.

— Родольф вас побил. Вы должны его ненавидеть!

— Чтобы я ненавидел такого смелого, щедрого человека! Этого еще не хватало! И впрямь, я и сам не понимаю, почему так получилось… Взять хотя бы Грамотея, он тоже побил меня, и я только бы порадовался, если бы его придушили… Господин Родольф побил меня гораздо крепче… и вот какая штука: я желаю ему добра. Ради него я готов в огонь и воду, а ведь познакомились мы с ним только сегодня вечером.

— Вы сказали это, потому что мы его друзья.

— Нет, дьявольщина, нет, клянусь честью!.. В его пользу говорят те удары, что он нанес мне под конец… А он, прямо как ребенок, даже не гордится ими. Ничего не скажешь, он мастер, законченный мастер… И кроме того, он говорит тебе такие слова… такие вещи, от которых сердце переворачивается; и, наконец, когда он смотрит на тебя… у него что-то такое есть в глазах… Видите ли, я был пехотинцем… С таким начальником мы пошли бы на приступ неба.

Том и Сара молча переглянулись.

— Неужели эта поразительная власть над людьми будет всегда и повсюду сопутствовать ему? — с горечью молвила Сара.

— Да… До тех пор, пока мы не наложим заклятия на его чары, — заметил Том.

— Да, что бы ни случилось, это надо, надо сделать, — проговорила Сара и провела рукою по лбу, словно отгоняя какое-то тягостное воспоминание.

Часы на ратуше пробили полночь.

Кенкет таверны распространял теперь лишь сумеречный свет.

За исключением Поножовщика, двух его сотрапезников, Грамотея и Сычихи, все посетители понемногу разошлись. Грамотей шепотом сказал жене:

— Мы спрячемся с тобой в доме напротив, увидим; когда наши сударики выйдут на улицу, и последуем за ними. Если они повернут влево, мы подождем их в закоулке на улице Святого Элигия, если они повернут вправо, мы подождем их у разрушенного дома, того, что неподалеку от лавчонки, торгующей требухой. Там есть большая яма… Я кое-что придумал.

И Грамотей направился к двери вместе с Сычихой.

— Вы ничего не закажете нынче вечером? — спросила у них Людоедка.

— Нет, мамаша Наседка… Мы зашли только обогреться, — сказал Грамотей и вышел из кабака вместе с Сычихой.

Глава VII

КОШЕЛЕК ИЛИ ЖИЗНЬ

Шум захлопнувшейся двери вывел Тома и Сару из задумчивости, и они поблагодарили Поножовщика за сообщенные им сведения; последний внушал им меньше доверия с тех пор, как он грубо, но искренне выразил свое восхищение Родольфом.

После ухода Поножовщика ветер еще усилился, а дождь полил как из ведра.

Грамотей и Сычиха, прятавшиеся на противоположной стороне улицы, увидели, что Поножовщик свернул в сторону разрушенного дома. Вскоре его отяжелевшие шаги — следствие частых возлияний этого вечера — заглохли среди завывания ветра и шума дождя, хлеставшего по стенам домов.

Том и Сара покинули кабак, невзирая на погоду, и отправились в сторону, противоположную той, которую избрал Поножовщик.

— Они у нас на крючке,[69] — тихо сказал Грамотей. — Готовь пузырек с серной кислотой: внимание!

— Давай снимем обувь, чтобы они не услыхали наших шагов.

— Ты права, ты всегда бываешь права, Хитруша; я никогда бы не подумал об этом; пойдем крадучись, как кошки.

Мерзкая парочка сняла башмаки и стала пробираться в темноте вдоль домов…

Теперь шум их шагов был настолько смягчен, что они могли следовать чуть ли не вплотную за Томом и Сарой.

— К счастью, извозчик ожидает нас на углу улицы, иначе мы промокли бы до костей, — сказал Том. — Тебе не холодно, Сара?

— Быть может, нам удастся выяснить что-нибудь у этого Краснорукого, — задумчиво проговорила Сара, не отвечая на вопрос брата.

Они как раз находились вблизи того места, где Грамотей решил совершить ограбление.

— Я ошибся и пошел не по той улице, — сказал Том, — нам надо было свернуть влево, в сторону разрушенного дома, чтобы выйти к тому месту, где нас ожидает извозчик. Придется вернуться назад.

Грамотею и Сычихе пришлось спрятаться в подъезде какого-то дома, чтобы не быть замеченными Томом и Сарой.

— По мне, пусть лучше отправятся в сторону развалин, — проговорил Грамотей. — Если этот сударик будет фордыбачить… у меня есть одна мыслишка…

Сара с Томом снова миновали кабак и добрались до развалин. Этот разрушенный дом с зияющими отверстиями подвалов являл собой нечто вроде глубокого рва, вдоль которого и шла улица.

Вдруг Грамотей прыгнул с ловкостью и силой тигра, схватил своей широченной рукой Тома за горло и проговорил:

— Выкладывай деньги, не то я сброшу тебя в эту дыру!

И разбойник толкнул Тома, заставив его потерять равновесие: одной рукой он удержал его на краю глубокой ямы, а другой зажал, как в тисках, руку Сары.

Прежде нежели Том успел сделать хоть одно движение, Сычиха обчистила его карманы с поразительной хваткой и проворством.

Сара не вскрикнула, не попыталась вырваться.

— Отдай им свой кошелек, Том, — сказала она спокойно и, обратившись к разбойнику, добавила: — Мы не станем кричать, не причиняйте нам зла.

Тщательно обшарив карманы своих жертв, попавших в расставленную им западню, Сычиха обратилась к Саре:

— Покажи руки: есть у тебя кольца? Нету колец, — продолжала, ворча, старуха. — Какая незадача!

На протяжении всей этой стремительной и неожиданной сцены хладнокровие не изменило Тому.

— Хотите заключить сделку? В моем бумажнике имеются лишь ненужные вам документы; принесите мне его завтра, и вы получите двадцать пять луидоров, — сказал он Грамотею, рука которого уже не так сильно сжимала его горло.

— И чтобы при этом мы попались в ловушку? Дудки! — ответил грабитель. — А теперь убирайся не оглядываясь. Счастье твое, что ты так дешево отделался.