Талбуки забеспокоились. Ему говорили, что если он совершил чистое убийство, то они не нападут, а сбегут, интуитивно поняв, что они больше не могут помочь их павшей сестре. Он надеялся, что это было правдой; если они нападут, он мог справиться с одним или двумя, но потом бы он оказался под их копытами.

Двигаясь как один, они начали отступать от него, и затем вообще обернулись и убежали. Он наблюдал, как они скакали и исчезли за холмом, и только следы от копыт на чистом снегу стали единственным свидетельством того, что они были здесь.

Дуротан опустил топор, тяжело дыша от напряжения. Но он тотчас поднял его снова и издал вопль триумфа. Его пустой живот будет наполнен сегодня вечером; дух талбука придет в его сон. И на следующий день он вернется к своим оркам взрослым мужчиной, готовым служить своему клану.

Готовый еще на один день ближе стать его лидером.

"Почему мы не едем верхом?" спросил раздражительно Дуротан, негодуя, словно малое дитя.

"Поскольку что так нельзя", раздраженно отрезала Матушка Кашур и шлепнула мальчишку по голове. Дуротан был молод и полон сил; долгий поход к священной горе предков для него был сущим пустяком. Ей же в ее годы не помешало бы поехать на своем большом черном волке Блуждающем во Сне. Но традиции были древними и конкретными, и пока она была в состоянии идти, она будет продолжать идти. Дуротан наклонил голову в знак согласия, и они продолжили шагать.

Несмотря на то, что каждая поездка исчерпывала ее силы больше чем предыдущая, сейчас Матушку Кашур переполняло волнение, которое могло умерить любую боль и усталость. Она сопровождала многих подростков - юношей и девушек, каждый был дорог ее сердцу - на этой заключительной части их обряда приобщения к взрослой жизни. Но никогда прежде она не делала этого по просьбе предков. Она не была настолько стара, чтобы стать нелюбопытной.

Молодые могли пройти весь этот путь всего лишь за несколько часов, но для ее старых костей на то же самое требовалось идти весь день. Вечер приближался, и они почти добрались до места своего назначения. Матушка Кашур увидела знакомый очерк горы и улыбнулась. В отличие от других гор, чей угол наклона был всегда различен, шпиль Ошу'гана был идеально треугольным. Склоны горы отражали солнце, и она мерцала словно кристалл, что совсем не вписывало гору в окружающий ландшафт. Ошу'ган прибыла давным-давно с небес и духи потянулись к ней. По этой причине орки обосновались здесь, в его священной тени. Несмотря на все ссоры и мелкие различия, на этой горе они были как одно целое. Кашур подумала, что совсем скоро она снова отправится сюда, но уже не как хромая пожилая старуха. Это было ее последнее посещение в ее сломанном сосуде. В следующий раз, когда Кашур приблизится к Ошу'гану, она будет духом, парящим словно птица в небе, а её сердце будет светлым, чистым и обновленным.

"Что случилось, Матушка?" с беспокойством спросил Дуротан своим молодым голосом. Она заморгала, выходя из своей фантазии, и улыбнулась ему.

"Ничего особенного", убедительно уверила она его.

Когда они достигли подножья горы, тьма уже начала сменять собой солнечный свет. Эту ночь они проведут здесь, а на рассвете начнут свой восход на гору. Дуротан сразу заснул, закутавшись в шкуру талбука, которого он сам убил совсем недавно, а Матушка Кашур ласково наблюдала за его глубоким невинным сном. Сама она спать и не собиралась; ее разум должен был быть чист, коли она должна была завтра получить видение.

Подъем на гору был долгим, утомляющим, еще тяжелее, чем поход до горы, и Кашур была благодарна своему крепкому посоху и сильной руке Дуротана. Но сегодня ноги Кашур шли более уверенно, и ей было куда легче дышать. Она чувствовала, как будто предки тянут ее вперед, помогая ее физическому телу силой их духа.

Они сделали перерыв у входа в священную пещеру. Это был идеальный овал в гладкой поверхности горы, и, как всегда, Кашур почувствовала, что она словно входит в лоно самой земли. Дуротан пытался выглядеть смелым, но стоило ему лишь посмотреть вглубь пещеры, и его взгляд стал выдавать небольшое беспокойство. Матушка Кашур не улыбалась ему. Он должен был беспокоиться. Он собирался войти в священное место по прошению одного из своих давно умерших предков. Даже у нее не было спокойно на душе.

Она зажгла связку сухих трав, которые испускали сладкий, острый аромат, и окутала Дуротана дымом, чтобы очистить его. Затем она помазала его кровью, которую пролил его отец специально для этого ритуала, хранимой в маленькой, хорошо закрытой кожаной сумке. Кашур положила свою иссушенную руку на его гладкую бровь, пробормотала благословение и затем кивнула.

"Ты знаешь, что очень немногим, не идущим по пути шаманов, суждено предстать перед предками", сказала она серьезно. Карие глаза Дуротана расширились, и он кивнул. "Я не знаю, что случится. Возможно ничего. Но если что-то и произойдет, то ты должен вести себя с честью и уважением к благородным умершим".

Он глубоко вздохнул и распрямился во весь свой огромный рост, хотя он был все еще тем же несформовавшимся мальчишкой, в котором Кашур все же просматривала будущего вождя клана.

Вместе они вошли внутрь, и первое, что сделала Матушка Кашур - зажгла факелы, которые висели на стене. Оранжевый свет раскрыл им нисходящую вьющуюся дорожку, гладкую и истопченную годами нагими и обутыми оркскими ногами. Там и здесь были высечены ступени, чтобы сделать поход паломников еще более безопасным. В туннеле явно всегда царила прохлада, хотя тут было более тепло, чем зимой снаружи. Кашур, спускаясь, обколотилась рукой о стену, вспоминая, как она в первый раз пришла сюда давным-давно, с кровью своей матери на лице, с широко раскрытыми глазами, с сильно бьющимся сердцем.

Наконец, длинный, отлогий склон закончился. На стенах больше не висело факелов, и Дуротан вопросительно посмотрел на Матушку.

"Чтобы предстать перед предками, нам нельзя зажигать огонь", сказала Кашур. Они продолжили идти по плоской поверхности, погружаясь во тьму. Дуротан не был испуган, но он был в замешательстве, поскольку они покинули уют все освещающего огня.

Теперь вокруг было полностью темно. Кашур взяла Дуротана за руку и повела его. Его сильные, короткие пальцы мягко сжимали ее ладонь. Даже сейчас, когда больше всего ему хочется вцепиться в мою руку, он помнит, что она болит, подумала она. Следующий вождь Снежных Волков обладал чутким сердцем.

Они продолжали молча идти. А затем ... вокруг них стал проясняться слабый, как перед рассветом после долгой темной ночи, свет. Теперь Кашур могла смутно увидеть фигуру Дуротана, которая стояла возле нее, намного моложе ее и похожая уже за взрослого мужчину. Продолжая вести его, они наблюдала за ним; чудеса пещеры предков были хорошо знакомы ей, но не Дуротану.

Он осмотрелся вокруг, и его глаза широко раскрылись от удивления, и он стремительно вдохнул. В центре пещеры находилось озеро, из которого исходил жар и мягкий белый свет во все стороны. Все вокруг было гладким, негрубым и слабо сияющим; не было ни одного острого угла или неровности, и Кашур почувствовала, как на нее нахлынуло знакомое ощущение из глубины мира. Она оставила в тишине Дуротана все здесь рассматривать. Пещера была огромна, больше чем площадка для главных барабанов и танцев на фестивале Кош'харг, и из нее выходили многочисленные туннели оттуда, куда Кашур никогда не смела отправляться. Была ли пещера настолько большой, что вместить все души орков, которые жили и умерли? Кто знает. Она пошла к воде, и он последовал за нею, наблюдая за ней вблизи. Она сняла сумку, которую она несла, и жестом показала Дуротану сделать то же самое. С осторожностью Кашур взяла несколько фляг, откупорила их, и с тихой молитвой вылила из них воду в пылающий источник.

"Ты спрашивал о флягах, когда мы отбыли из деревни", спокойно стала она рассказывать Дуротану. "Вода в них не из этого места. Много лет тому назад мы начали давать святую воду духам. Каждый раз, когда мы приходим, мы вносим свой вклад в священный водоем. Но, даже зная это, я понятия не имею, почему вода в этой пустоте не высыхает. Такова сила Горы Духов".