Банковский счет не подавал признаков жизни. Она еще раз пробовала звонить в Вашингтон, но попала на дворецкого, который сухо сообщил, что «господин уехал и будет не скоро». Уже потом Мэг догадалась, что по личному номеру Майкла, аппарат для которого он держит только у себя в кабинете, в отсутствие хозяина дворецкий не имеет права говорить. Что ж, значит, на Майкле можно окончательно поставить жирный крест. И как на муже, и как на друге, и как на человеке.

Дни бежали, Мэг проводила их за чтением книг, вечерами праздно слонялась по клубам, где у нее уже начали появляться приятели и поклонники. Так продолжалось бы довольно долго, не окажись она однажды в модном ресторанчике на берегу Сены. Изрядно перебрав коктейля, она уже начала строить глазки симпатичному бармену, когда рядом на стул взгромоздился какой-то мужчина:

– Мадемуазель, мне кажется, вы – моя судьба, – начал он, и Мэг резко повернула голову на знакомый голос.

– Оскар!

– Мэгги! Черт бы тебя побрал, что ты тут делаешь?

– Оскар!..

– Отец мне сказал, что ты сбежала от бедняги Майкла, но чтоб так далеко! Крепко он тебя, видать, достал.

– Господи, Оскар! – Мэг чуть не плакала от счастья. – Я совсем забыла про тебя! Ну почему я тебе не позвонила!

– Не плачь, крошка, я все улажу. Пойдем, расскажешь мне о своих проблемах.

Мэг уже и не думала плакать. Теперь и вправду все проблемы решатся. Ей даже показалось, что, впервые за две недели затяжного ненастья, узкой красной полосой на западе пробилось закатное солнце.

4

– Слушай, а ты неплохо смотришься, я уже хотел тебя подснять на вечер, думал, какая девчушка пропадает одна!

Оскар был неисправим в своих сочных выражениях, но теперь они ласкали слух Мэг. Как она могла забыть про него! Оскар, ее единственный проверенный друг, сын Грега, давнего приятеля и партнера по бизнесу ее мужа.

Оскар был всегда рядом и абсолютно незаменим. Кроме того, их связывали узы взаимоукрывательства. Когда Мэг заводила флирт на стороне, он помогал ей устраивать свидания и сочинял правдоподобные истории для Майкла. Она, в свою очередь, частенько давала ему денег «в долг», когда он просаживал крупные суммы в казино, и никогда больше к этим вопросам не возвращалась. Но главное – он был единственной особью мужского пола, к которой Майкл ее не ревновал.

– Да ты что! – заорал на всю улицу Оскар, когда она вкратце поведала ему о своих проблемах. – Париж! У меня тут куча друзей и должников! Я тут каждое лето провожу, ты что, забыла?

– Забыла. Ты у меня вообще вылетел из памяти.

– У меня тут много женщин, – таинственно добавил он, – впрочем, тебе это не надо.

– Что, в Вашингтоне уже ничего свеженького не осталось? – съязвила Мэг, вспомнив, как часто менял он подружек. – Тогда тебе действительно надо расширять кругозор, и Париж для этого – самое подходящее место.

– Безусловно! – снова заорал он. – Тут я тебе могу доверять, ты же мне сестренка, хотя, – он смерил ее взглядом, – возможность инцеста я не исключаю.

– Этого нам еще не хватало!

– Я шучу, сестренка!

Его улыбка и весь облик не оставляли сомнений в том, что их обладатель – ловелас, прожига и любитель всех жизненных благ. Внешне он был очень похож на своего отца. Та же белозубая голливудская улыбка, черные густые волосы, распутный взгляд темно-карих глаз, необыкновенная подвижность во всей коренастой фигуре и безграничное обаяние. Пожалуй, в нем отсутствовала лишь некая порочность, которая была в лице Грега.

Двадцатидвухлетний Оскар был студентом колледжа. Учился он с большой неохотой, и его уже выставили из двух виргинских университетов за дебоши и непосещение (не помогли даже папины деньги и связи), и теперь он с трудом волочил экономику, наотрез отказавшись поступать в третий университет. Ему нравились Европа и публицистика. По этой причине он по полгода проводил в Париже или Лондоне, а его статьи действительно имели успех и были изданы уже в нескольких журналах. Но Грег ничего и слышать не хотел о том, чтобы его единственный сын занялся какой-то «бессмысленной писаниной». Он просто обязан был пойти по стопам отца и стать однажды владельцем сети супермаркетов Вашингтона. Правда, увлечение Оскара имело фамильные корни: его покойный дедушка, отец Грега, был человеком совершенно далеким от бизнеса и всю недолгую жизнь занимался литературной критикой. Но в глазах Грега, рано осиротевшего и выросшего в мире дельцов, подобное занятие было недостойным мужчины. Противостояние отца и сына длилось уже четыре года, с тех пор, как в восемнадцать лет Оскар закончил престижную школу в Вашингтоне.

Удивляло то, что в своих статьях он представал очень тонким, глубоким и прихотливым исследователем современной публицистики, с прекрасным языком и потрясающим чувством слова. Но, когда Мэг его видела воочию, это был совсем другой человек: грубовато-напористый, простодушный и недалекий. Со временем Мэг поняла, что он по каким-то причинам выбрал именно эту манеру общения и нарочно придерживается ее. Значит, так ему легче не поранить свою душу, думала Мэг, но, похоже, была одинока в разгадке Оскара. И как только он находил время на все: написание статей, разудалые гулянки с друзьями, общение с женщинами? При этом он почти каждую ночь посещал казино.

Они пешком шли вдоль набережной к дому Мэг. О том, чтобы она продолжала жить у шпионки мадам Брус, не могло быть и речи. Она так и заявила своему другу:

– Оскар, мне все равно, что ты думаешь по этому поводу, но завтра утром я переезжаю к тебе.

– А что медлить-то? Пойдем сейчас. Раскрутим твою старушку на кольцо, заберем вещи и – только нас и видели!

– Что значит «раскрутим на кольцо»?

– Заберем обратно, ты ж говорила, что она мало за него дала.

– Ну и что! Она так мне помогла, пусть оставит себе.

– Мэг, ты дурочка!

– Оскар! – Она повысила голос. – Я не желаю ничего слышать о кольце. И видеть его тоже.

– А, понятно. Сволочную шутку сыграл с тобой Майкл, это я тебе как специалист говорю.

– Специалист по каким вопросам? – устало спросила она.

– По банковскому делу.

Она внимательно посмотрела на него:

– Оскар! Ты что, опять?

– Да, этой весной папаша засунул меня в крутой европейский универ. Какой-то город на О. – Строить из себя невежду почему-то особенно нравилось Оскару. – Правда, в Англии намного приятней, там хоть я буду подальше от него и репетиторов.

– Ну да, в Оксфорде тебе самое место. С твоим-то «английским» темпераментом. Интересно, Оскар, ты хотя бы неделю там проучишься?

– Да там, понимаешь, – смущенно заговорил он, – очень много серьезных издательств находятся в партнерстве с университетом, мне бы только до них добраться. Я сказал отцу, что согласен на что угодно, только в Европу. Вот он и выбрал. Хотя Сорбонна меня бы устроила больше.

– Молодец. Но что станет с банковским делом?

– Станет. Мне придется – кровь из носу – доучиться до третьего курса, тогда мне дадут кучу привилегий в этих издательствах… Ладно, Мэг, я не хочу о грустном. Осень еще не скоро.

Такого Оскара Мэг видела впервые, похоже, он и вправду был готов на все, лишь бы заниматься любимым делом. И она с нежностью старшей сестры смотрела на него. А он, наоборот, разозлился за эту слабость, которую никогда и ни с кем себе не позволял, и с утроенной силой стал сыпать глупыми плоскими шутками.

– Ты не представляешь крошка, как мы здорово заживем в моем скромном особнячке! Я буду водить девчонок и говорить им, что ты – моя жена, а кто будет ревновать – того сразу за порог. Я не люблю капризных. А ты можешь в свои комнаты поселить с полдюжины породистых французов, я знаю, где их взять.

– Эскорт-услуги, что ли?

– Перестань хамить, киска! У меня куча друзей и почти все они – свободные молодые мужчины, неутомимые в любви. Хоть сегодня вызовем!

Мадам Брус недовольно выставила свою мордашку в коридор, когда Мэг и Оскар позвонили ей в дверь. Был уже одиннадцатый час, и на улицы мягко опускались сумерки.