Он торжествующим жестом передвинул на столе странную конструкцию, напоминающую ветряную мельницу с непривычно перекошенными лопастями.
— Если поставить эту крыльчатку перед пароотводной трубкой… позвольте, я продемонстрирую, сан… то пар, вырываясь из сопла с известной силой, заставляет ее, крыльчатку, вращаться. И это не просто игрушка, сан. Смотрите!
К оси крыльчатки была прикреплена маленькая, но настоящая легкая мельничка, какую употребляют на кухне для измельчения специй, и сейчас Халлетон подсыпал в жернова горсточку зерна.
— Теперь вот… — пробормотал он себе под нос и повернул колесико на спиртовке. Спиртовка загудела, весело заплясало бледное голубое пламя, и почти сразу закипела вода в колбе, явно изъятой из перегонной установки Вула. Сан Хурру оглянулся. Точно, несчастный обесколбленный аппарат, болезненно перекосившись, стоял на ближнем стеллаже. Вид у него был оскорбленный.
— Ты полагаешь, почтенный сан Вул разработал эту колбу специально для кипячения воды? — с обманчивой мягкостью спросил Хурру.
Вода пошла крупными пузырями, раструб колбы одышливо запыхтел, а потом сквозь пыхтение прорвался шипящий свист. И тут же крыльчатка первый раз шевельнулась, а потом натужно, но с каждым оборотом все быстрее и быстрее завертелась. В общую симфонию вплелись партии противно повизгивающего вала крыльчатки и хрустящий скрежет жерновов. Халлетон склонился над своим сооружением и невнятно бубнил что-то, одновременно делая пометки на листке бумаги.
— Все с тобой ясно, адепт, — негромко сказал Хурру сам себе и двинулся к книжным полкам, таившимся, как и в любой лаборатории, за специальной ширмой в дальнем конце комнаты.
Все и впрямь было ясно. Звуки, которые привели сюда августала, звуки, которые в точности воспроизводились сейчас, сыграли свою предательскую роль. Они указали ректору путь к месту преступления и больше были не нужны.
— Убери спиртовку, — приказал Хурру, не оборачиваясь, и остановился перед полками, разглядывая книги. Потом вытащил одну из них, с непонятным сожалением взвесил в руке и вернулся к лабораторному столу.
— Рассказывай подробно, — сказал он, приветливо глядя на Халлетона. Как ты это придумал, зачем придумывал, кто тебе помогал и почему именно мельничка? А главное — что ты собираешься делать с этой штукой дальше.
Халлетон совершенно по-крестьянски провел тыльной стороной ладони по волосам, словно сдвигая шапку на затылок. Только шапки на месте не оказалось.
— Ну, как придумал… — задумчиво начал он. — Да очень просто, сан, смотрел я как-то на полигоне на камень… полевая практика была, петрификация и депетрификация в реальных погодных условиях, знаете…
— Шестой курс, весенняя сессия, — кивнул Хурру.
— А вел практику сам Кабаль, понимаете? Ну, он для начала и влепил полную разминку — мы вшестером работаем с камнем против него, а он отбивается. Да еще лениво так — силищи-то у Кабаля дайте боги всякому, сами знаете.
Хурру знал и это. Он знал даже больше. Полный запас внутренней энергии светлейшего сана Мирти Кайбалу, прямо в глаза прозванного восхищенными студиозусами «Кабаль», превосходил всякие пределы воображения ученика седьмого курса как минимум впятеро. Воистину Кабаль. От «эн каббаль» — гений стихии, великий мастер, всемогущий дух. Еще Хурру знал, что однажды, недавно — лет двадцать назад — Мирти спьяну поругался с каббалем северных бурь, Могошем Сокрушителем, и полез драться. Растащить их не удалось, поэтому Мирти надраил Могошу тонкую составляющую лицевой ауры до ихора и заставил извиниться неизвестно за что. Восстановление разрушенного квартала оплатил король Каэнтор из казны, но в личной беседе убедительно попросил Кайбалу больше так никогда не делать. Воистину Кабаль, что и говорить…
— Ну и вот, тут Кен Латин придумал такую штуку: окаменил он, значит, воздух у Кабаля над головой. Большой, знаете, объем он взял — воздух хоть и сжимается при этом, а все равно здоровенный валунище получился. И Кабаль даже сразу не понял, что стряслось, и просто этот камень у себя над маковкой задержал. А уж потом глянул вверх, засмеялся и обратно в воздух его распустил. И поставил, кстати, Латину золотой за практику, а остальные — ну, в общем, по-разному, но больше серебряного никто не получил. И вот в тот самый миг, когда Кабаль камень над головой придержал, я в первый раз и подумал — это же сила, просто мощный поток силы. И может она многое-многое — камни поднимать, руду плавить, жернова вертеть. Но силой, направленной заклинанием, может управлять только человек, владеющий Искусством. А вот если бы придумать что-то такое, чтобы этой силой мог управить любой — тогда какое бы облегчение для народа вышло? Подумал я так и сразу забыл, потому что практика ведь, полигон… А потом смотрел на костер вечером и снова вспомнил. Вот, думаю, это ведь тоже сила? И энергия почем зря в небо уходит. Вот бы ее заставить мельницу вертеть! Почему мельницу?.. Наверное, потому, что зерно всем молоть нужно, а мельник дорого берет. Мать у меня с этими жерновами каждый день, считай, надрывается, а что еще делать? Я и решил, что перво-наперво заставлю огонь на мельнице работать. Потом долго думал, сан, очень долго. Огонь ведь напрямую работать не хочет без заклинаний. Пришлось искать сочетание, да еще всех пяти стихий — но теперь-то, видите, как славно получилось? Огонь направляет воду к воздуху, заставляя двигаться металл, а уж тот вращает камень! Хорошо, правда?
— Неплохо, — сдержанно отозвался Хурру, — и это все — ты сам?
— Конечно, сам, — уже не скрывая гордости, сказал Халлетон. — Это же матери подарок! Как же можно, чтоб не сам?
— Это хорошо, — мерно сказал Хурру и одним взмахом ладони запечатал дверь в лабораторию. — Это очень-очень хорошо.
Второй взмах превратил крыльчатку вместе с мельничкой в серебристый прах, медленно оседающий на стол.
— Это значит, адепт Халлетон, — продолжил ректор, аккуратно поднимая колбу в воздух и нежным движением мизинца направляя ее к стеллажу, — что наказан будешь ты один, и что зараза скудомыслия не распространилась по нашей Академии.
Халлетон сжал кулаки, как будто был готов броситься на августала.
— Почему зараза? — глухо спросил он. — Зачем вы ее сломали, сан? Как вы могли? Это же матери!
— Хвала всем богам, твоя мать никогда не увидит подобной штуки, холодно сказал Хурру. — Иначе она могла бы решить, что с ней жить гораздо удобнее; и очень огорчиться, даже рассердиться на тех, кто не позволяет таким конструкциям существовать.
— Почему не позволяет? — Теперь Халлетон был готов расплакаться.
— Вот, — ректор бережно протянул молодому адепту книгу. — Смотри сам. Страница восемьдесят девятая.
— «Реторсирующие конструкции и деграданты», — умирающим голосом прочитал Халлетон на обложке. — Это… разве?..
— Читай сам, — Хурру отвернулся. — Кстати, увидишь, где ты ошибся. И не один раз. От сопла до крыльчатки у тебя пропадала большая часть энергии. Сразу на выходе из пароотводной трубки у пара резко падает давление, соображать же надо! Сколько у тебя по энергетике, юный балбес?
— Медный штрих, — едва слышно проговорил Халлетон, лихорадочно листая книгу.
— Стипендии, ты, значит, не получаешь, — отметил Хурру. — И вообще проскочил на грани отчисления. Факультатив по аккумулирующим артефактам ты хотя бы брал?
— Времени не было, — прошептал адепт. — Вот? «Паровые турбины и паровые котлы»… Ой!.. Вот гадство-то какое!
Он потрясенно опустил книгу и грустно посмотрел на ректора.
— Значит, не я это придумал, — тоскливо сказал он.
— Ты, — с сожалением сказал Хурру. — И ты — тоже. Правда, придумал ты очень плохо, но если бы у тебя было время, а главное — если бы ты лучше учился, ты мог бы ее изрядно усовершенствовать.
Августал подошел к установке Вула и вставил колбу на место.
— Благодарю, почтенный Хурру, — с истинным облегчением в голосе сказал аппарат. — Я был крайне неравновесен в амплитуде витала.
— Будь благословен, — Хурру осенил аппарат знамением Благоденствия. Ты, адепт, к тому же причинил мучения полуживому созданию и ничуть не позаботился о нем. Ты разве не видишь разницы между творением Вула и обычной спиртовкой?